В баре «Кракатук» играет громкая музыка. Почему? Да чёрт его знает? Диджей надрывается, развлекая отстойную публику, но все довольны. Все что-то заказывают, пьют, играют, смеются над тупыми шутками, радуются именно этому мгновению, пока сознание затуманено алкоголем или чем другим. Лучше не уточнять, чтобы не создать себе дополнительных проблем, но где-то на задворках сознания теплится мысль не только узнать, но и попробовать. Возможно, это поможет забыть, не думать о том, что должна сделать выбор, что бетонной плитой давит на плечи, создавая невыносимую тяжесть; тяжесть, которую оказалось не выдержать в четырёх стенах, не пытаясь чем-то её облегчить. Сорвалась, в спешке покинув квартиру, не помня, закрыла ли дверь, но не вернулась. Хотела вдохнуть немного свежего воздуха, но ноги сами понесли к бару.
Ким уже не вспомнит, когда именно в голову пришло поспешное решение завернуть в заведение, пользующееся в городе не самой лучшей славой. Впрочем, "Кроличья нора" мало чем отличается от бара, владельцем которого стал Крысиный король: мрачно, музыка и огромный выбор алкоголя. Для желающих временно отключить сознание самое то, и фея в этот вечер не была исключением. Более того, она забыла о правилах предосторожности, затесавшись в компанию сомнительного вида молодых людей, принимая предложения присоединиться к игре в карты. Ей не стоило этого делать, но к моменту, когда исходило предложение, она была достаточно пьяна, чтобы не отказываться о возможности испытать свою удачу и, как следствие, проиграла все деньги и единственное украшение в виде золотого браслета. После того, как украшение исчезло в кармане одного из парней, пыла поубавилось, а желание играть и вовсе пропало. Внутренний голос кричал о том, что пора уходить, и впервые за вечер, Ким решила прислушаться к его мудрому совету.
- Уже уходишь? Не желаешь отыграться? Не бойся, мы дадим шанс, - ухмылки на их лицах вызывали сильное сомнение в том, что они выполнят своё обещание. Фея должна быть ещё более наивной, чем есть на самом деле, чтобы поверить им, и она не верит.
- В другой раз, - отвечает она заплетающимся языком и уходит, одергивая руку, когда один из парней пытается ухватить и усадить девушку на место.
На улице поток свежего воздуха едва не сбивает с ног, и фея ненадолго прислоняется к стене здания, дожидаясь, когда отпустит головокружение, но, кажется, оно решило стать её спутником, сопровождая ровно до того момента, пока действие алкоголя не отступит.
Домой придётся идти пешком. Из-за того, что проиграла все деньги, такси вызвать не могла. Мысль о том, чтобы позвонить кому-нибудь и попросить о помощи тоже не была разумной. Кому звонить? Кромешнику? Какое ему дело до феи? Или Харишу? Чтобы сразу дать ответ и не тянуть с решением ещё несколько дней. Вопрос лишь в том, какой ответ дать, а это по-прежнему оставалось загадкой.
Тусиана морщит носик, жалея, что не прихватила с собой недопитую бутылку с пивом. Или это была не её? Не важно, стала бы компенсацией за проигрыш, но не возвращаться же теперь в бар, тем более, платить нечем. Впрочем, мысль о том, что придётся идти пешком до дома, тоже не грела.
Оттолкнувшись от стены, фея неуверенными шагами направилась по направлению к дому. Так ей казалось, и она была уверена, что совсем скоро упадёт на кровать и проспит до следующего вечера, и все было бы именно так, не подними она голову на свет из окна дома, мимо которого проходила.
В Сторибруке Кромешник жил не в тёмном подземелье, а в достаточно просторном доме. Находясь под проклятьем, Ким без страха переступала порог его порог, но стоило вернуться воспоминаниям, и она ни разу к нему не наведалась, как и он к ней. От этого было немного обидно, но понимание того, что их связь - шутка проклятья, не давало делать шагов к сближению, хотя она и задавала определённые вопросы, но не ему лично. Почему бы не говорить с ним? Ведь именно он когда-то посеял сомнения в Луноликом, именно к этому темному не проходят чувства, которые должны были исчезнуть с проклятьем. Так почему она боится прийти с теми же вопросами к нему, которые не так давно задавала Лауре?
Злость вспыхнула мгновенно, придавая уверенности в своём решении наведаться в гости, и пока не передумала, Тусиана изменила траекторию своего пути, оглушив улицу громким стуком в дверь Повелителя Кошмаров.
- Эй, Бездна, открывай! - крик раздался следом за стуком, а девушка хихикнула. Тёмный дух, тьма, Бездна - ассоциативный ряд выстроился быстро, подпитанный любовью проклятой личности к фэнтези. - Я не сражаться пришла, и не мстить, и не... - фея замолкает, теряя мысль, стоя спиной к двери, и наблюдая перед собой появившегося кошмара. - Привет. Я не тебя звала, а твоего хозяина. Не скажешь, где его черти носят? Передай ему, что фея пришла. Обещаю не кидать в него мечами. И не надо на меня так смотреть, будто сожрать меня хочешь. Не тяни время, я не уйду, пока этот тёмный гад не откроет дверь, - фея сложила руки на груди, упрямо поджимая губы, демонстрируя желание и правда ночевать у двери Кромешника, пока не впустит в дом и не выслушает, а сказать ей есть что.

У пьяных время идёт иначе. Оно словно останавливается, давая больше времени на глупости, кои мозг усердно стремился совершать, игнорируя любые предосторожности, отключая чувство самосохранения. У феи его точно не было, этого самого чувства самосохранения, а, может, и мозга, в карты игра редко, когда на пользу идёт, мало ли что могла проиграть. В любом случае фея не боялась кошмара, в данный момент она вообще никого не боялась, смотря в чёрные глазницы, умудряясь в них что-то увидеть, хотя в них ничего не было. Пустые и чёрные, как и сам конь. Песочный.
Ким чуть склоняется, изучая взглядом коня и присматриваясь к его песочному хвосту, который в некоторых местах казался прозрачным, как и грива. И хвост, и грива на ветру красиво развивались, что хотелось потрогать. Никогда ещё не испытывала такого желания, а коню, кажется, необычно было, что его пытается потрогать Хранительница.
- Да не обижу я тебя! Просто ты такой красивый, и песок этот… Никогда раньше не замечала, как он блестит. Да не упрямься ты! – под конец Ларкинз готова была топнуть ногой, броситься на коня, накричать на него, а он угрожающе фыркал, топал копытом, словно всё это могло напугать Зубную фею. Сейчас ей было море по колено, а тут один кошмар, который даже кошмаром не казался, а очень милым сказочным созданием, на котором другое создание совсем не отказалось бы покататься.
Преследование коня остановил исходящий от двери свет и голос хозяина дома, решившего почтить своим появлением гостью. Ким резко развернулась, тут же потеряв равновесие и машинально хватаясь за коня, отскочившего в сторону, и фея всё-таки села на землю, больно ударившись пятой точкой.
- Какие вы всё-таки негостеприимные, - обижено протянула она, потирая ушибленное место, аккуратно поднимаясь, хотя это и было не просто. – Конь, - позвала Тусиана. – Песочный который, - словно там был ещё один, не песочный который. - Совесть есть? Мог бы и постоять рядом. Жалко что ли, чтобы подержалась? – обида во всей красе так и сочилась из каждого слова, а на глаза разве что слёзы не наворачивались, и навернулись бы, если бы на глаза не попался Кромешник и не вспомнился заданный им вопрос. Фея тут же выпрямилась, забыла про коня, улыбаясь Повелителю Кошмаров самой невиннейшей улыбкой, на которую была способно, изображая радость от встречи, словно бы случайной. Впрочем, всё это не помешало остаться в образе проклятой Кимберли Ларкинз, девушки с упоением доводившей в школьные годы учителя, хотя этого и не было на самом деле, и зачитывающейся вечерами фэнтези, что вполне оказалось реальным. Последствия всего этого пришлось выслушивать только проснувшемуся Кромешнику, выглядевшего в майке и шортах довольно мило. Слишком мило, что глаз не оторвать, а стоило бы. В конце концов, что она там не видела? В этот момент должен был появиться румяней на щеках, но не у пьяной феи.
- Что, и в дом не пригласишь, и чая не предложишь? Где твоё воспитание, Бездна ты ходячая? Или я не с того начала? Наверное, стоило с этого, – фея присела, изображая реверанс, оставаясь в этом положение, пока задавала следующий вопрос. Как это смотрелось в джинсах и кроссовках ей лучше не знать, и на своё счастье утром она не вспомнит, а пока позволяет пьяному мозгу править бал. - Не будете ли вы так любезно уделить мне несколько минут, Ваше Кошмарное Величество? – когда Ким подняла голову и выпрямилась, она насмешливо улыбалась, продолжая елейным голоском. – Ну, милый, ты же не будешь держать ночную гостью на пороге. Это как минимум не культурно, а как максимум… – фея задумалась, демонстрируя усердную работу мысли, но выпитое никак не давала сообразить. – А как максимум, нам надо очень серьёзно поговорить, - закончила она мысль спустя недолгое время, переставая паясничать и улыбаться.
О чём именно хотела поговорить, Тусиана бы уже не вспомнила, поэтому тему разговора и не назвала. Просто в голове сидела назойливая мысль заявиться в гости к Кромешнику и поговорить с ним. Заявилась. Разговаривает. И на душе как-то спокойнее, и домой совсем не тянет. К слову, пешком идти несколько кварталов совсем не тянуло, а тут рядом тёплый дом, чай, кровать, и не важно, что это дом врага, может, уже бывшего.

Она творила глупости, говорила первое, что придёт в голову, но впервые чувствовала себя свободной. Никакой скованности, стыда, румянца на щеках, и стыдливо не опускает глаза от того, что пришла не по тому адресу. Не в эту дверь ей стоило стучаться, но пока она этого не понимает. Не хочет понимать. Она не возмущается, когда ей говорят, что она не в своём уме. Конечно, не в своём, если пришла к тёмному духу сама, без оружия, и улыбается ему, демонстрируя ямочки щеках.
Он стоит в проёме двери, на границе тьмы и света, мрачный, а фее хочется увидеть его улыбку. Именно улыбку, ту самую, что он дарил то недолгое время, в которое они верили, что любят друг друга. Возможно, тогда любила только она. Фея ни в чем не уверена, даже в том, сохранили ли глаза Кромешника голубой цвет или стали более тёмными, приобретя насыщенный синий цвет. Такими они казались в сумраке. Синими, если не чёрными.
- Конечно, серьёзно со мной ты никогда не мог разговаривать, - пьяна, но смысл фразы улавливает. Не обижается, прощая очередную попытку задеть, и снова улыбается. Все-таки он прав, она не в своём уме. Не в своём настолько, что, проходя мимо, испытывает терпение Кромешника тем, что треплет его за щеку, бросая:
- Расслабься, - переступая порог, оказываясь в тепле. Она и не заметила, что замерзала, ненадолго обхватывает себя руками, разгоняя кровь.
- Проникновение на территорию противника прошло успешно. Василиски связаны! Волки изгнаны! Стражники скормлены драконам! - цитата из книги своевременно приходит в голову, и фея озвучивает её со смешком, но тихо. Она не боится быть услышанный, да это становится не важным, когда с очередным смешком в голову, как ей кажется, приходится очередная смешная идея, и когда она поворачивается к Кромешнику, в её руке зажата стащенная с ближайшей поверхности статуэтка, в воображении Ким превращённая в пистолет и направленная на тёмного духа.
- Руки вверх! Вы арестованы! Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажите, может быть использовано против вас, - Ким договорила, с трудом сохраняя серьёзное выражение лица, а после рассмеялась, выронив статуэтку. Встречи с полом хрупкое изделие не перенесло, расколовшись на двое, превратившись в хлам. Фея опустила взгляд, рассматривая дело рук своих, но, так и не испытав чувства вины, просто отмахнулась. - Я подарю тебе новую. Если выживу, - больше не смеётся и не улыбается. В памяти всплывает разговор с королём обезьян, стеревший улыбку и заставив вспомнить о том, что если не примет его предложение, возможно, это её последние дни. И когда фея поднимает глаза на Кромешника, она уже точно знает, чего хочет. - А давай пить. У тебя же наверняка что-то припрятано. Похвастайся.
Она просто хочет забыть о разговоре, о том, что её ждёт и просто наслаждаться жизнью и дальше смеяться, творить глупости и пытаться развеселить тёмного духа.

Фея кусает нижнюю губу, со смешком вспоминая прошлое. То прошлое, которое не существовало и в тоже время тщательно хранилось в памяти Кимберли Ларкинз, которая никогда бы не забыла свою безумную симпатию к тогда ещё совсем молодому учителю биологии, как парировала его замечания цитатами из прочитанных книг и как любила изводить его, привлекая, казалось бы, ненужное внимания, но получая наслаждения от каждой перепалки, хоть порой они и заканчивались наказанием в виде дополнительных занятий. Не заканчивались. Этого просто никогда не было, и от этого становилось ещё более грустно. Тусиана не отказалась бы получить шанс на самую обычную жизнь, где не была бы Хранительницей, а Кромешник не был бы главным злодеем в её жизни. Главным, но не единственным.
Разбитая статуэтка сиротливо осталось лежать на полу. Одинокая, никому не нужная, даже своему владельцу, которому и замена не нужна. Он просто обходит стороной, чтобы не поранить босые ноги, а Ким уже и вовсе о ней забыла, думая совсем о другом.
Настроение меняется так быстро, что едва за ним можно поспеть. Она только смеялась, ей было весело, и вот уже стоит с глазами на мокром месте от случайно обронённой ей же самой фразой. Спешно вытирает, чтобы слёз не увидел Кромешник, делая вид, что собирается разуться. Шнурков она так и не коснулась, когда раздалось его приглашение, и Ким послушно оставила кроссовки в покое, последовав за хозяином дома.
Несколько шагов, беглый взгляд по гостиной, и грусть на время сменило удивление. Всё совсем не так, как она помнила, но не столько это бросалось в глаза, сколько безвкусная хаотичная обстановка, словно хозяева только въехали и пока беспорядочно расставили мебель, не задумываясь о стиле. И холод. Несмотря на камин в доме было холодно, впрочем, возможно Тусиана ещё не согрелась. В апрельский вечер не стоило выбегать из дома в джинсовой курточке на топ, позабыв о том, что время тёплых ночей ещё не пришло.
- В подземельях и то было симпатичнее, - поёжившись не то от холода, не то от обстановки, не удержалась от комментария Кимберли, подумывая о том, чтобы взяться за перестановку и вернуть всё на свои места. Ей не хотелось видеть ещё одно свидетельство того, что Лазарь исчез безвозвратно, уступив место Повелителю Кошмаров, который уничтожал всё, что любил во время проклятья. Неужели фея следующая на очереди?
Думать об этом не хотелось, к тому же это бы не удивило. Кромешник ненавидит Хранителей, а Тусиана одна из них, он не станет к ней относиться по-другому. Странно, что до сих пор не выгнал.
Ларкинз оторвалась от созерцания гостиной и несколько растерянно посмотрела на мужчину. Задумавшись, она едва не пропустила вопрос, а ведь сама предлагала пить.
- Всё, - отвечает она, пожимая плечом. – Не удивляйся, у меня траур, - не пыталась передразнивать, но почти скопировала тон Кромешника и грустную усмешку. Глаза в пол и никакого желания объяснять по кому именно траур. Фея и сама ещё не поняла: она прощается со своей жизнью или мечтами о счастье, а, может, прощание со свободой или вот такой неправильный девичник, который и не девичник вовсе, и почему-то совсем не радостно, потому что стоит протрезветь, как состоится очередной разговор с Харишем, который неизвестно, чем закончится, и именно эта неизвестность пугала больше всего.
Ким надеялась, что у камина теплее. Надеялась, что Кромешник вернётся быстро, а потом она забудет о том, что тревожит её сердечко, а пока, пытаясь отвлечься, включает музыку на телефоне. Выбор был случайным; фея едва ли была в состоянии вчитаться в текст и вспомнить содержании композиции, а потому была несколько удивлена, когда заиграла знакомая мелодия, отчасти являющейся криком души Летунии, но что-то похожее лично она бы не смогла сказать на трезвую голову, ручаться за себя в том состоянии, в котором она пребывала сейчас, фея бы не стала. Кромешнику ей хотелось сказать многое, но не знала, с чего начать и что именно стоит сказать, а что умолчать, потому просто напевает знакомые слова.

Ким не слышала шагов за музыкой и пением. Кажется, погрузившись в себя, она полностью изолировалась от внешнего мира, не замечая никого и ничего, и оттого оказалась не готова к появлению Кромешника и к его яростному взгляду, который вызвал испуг. Но вместо того, чтобы вскрикнуть от неожиданности или попытаться освободиться, она смотрела на тёмного духа широко распахнутыми глазами, замерев, игнорируя упавшую бутылку и телефона, выпавший из рук, из динамиков которого продолжала звучать грустная мелодия с просьбой не разбивать девичье сердце, на свою несчастную голову поверившее в любовь. И неравнодушна она именно к нему, вот этому монстру, сидящему перед ней, сверкающему желтизной глаз, которого должна ненавидеть, но не получается, должна бояться, но вместо этого летит к нему, как мотылёк на огонь, а он сердится на неё просто за то, что она пела.
Ким сглотнула, смачивая от страха пересохшее горло, но когда прозвучал вопрос, страх стал отступать, сменяясь совсем другим чувством. Накрывало отчаяние, но делало оно это незаметно, давая фее возможность ответить на вопрос.
- Ты, - едва слышно, с трудом разомкнув губы, отвечает она, все так же не отводя глаз от Кромешника, но на этом не останавливается. - Хариш, необходимость выбора, - добавляет она ещё тише, чувствуя, как её начинает трясти, а глаза заполняются слезами. Сдерживать себя больше не получалось, и цитаты из книг уже не могли прийти на выручку, чтобы разрядить обстановку, заставить её улыбнуться и забыть о переживаниях. Напряжение последних дней выплескивалось потоком слез, и фея, освободившись от рук Кромешника, падает ему на грудь, пряча лицо и обнимая того, кого должна обходить стороной и не показывать своих слабостей. Он не друг, никогда им не был, он хочет её смерти, а она прижимается к нему, мочит слезами майку, слыша, как бьётся его сердце. Или так громко стучало её сердце, вряд ли можно было разобрать.
Ларкинз всхлипнула, но не отсранилась, проводя пальцами по ключицам, едва ли осознавая, что делает, мыслями она была далеко.
- Я либо умру, либо выйду замуж. Убить его я не смогу. И не хочу.
Имя она произносить не стала, оно уже звучало сегодня, а повторять было выше её сил. Она вроде бы и простила Хариша, но не могла забыть, что он виновен в смерти её родителей, что он заставляет её делать невозможный для неё выбор, навязывая только два выхода из ситуации.
- Несправедливо, - шепчет Тусиана, скорее озвучивая свои мысли, чем пытаясь что-то сказать Кромешнику. - Ненавижу, - звучит чуть громче и с более явной обидой, и поднимает голову, чтобы видеть лицо мужчины. - И тебя ненавижу, - лёгкий удар ладонью в грудь, где и замирает, когда взгляд замирает на его губах. Появилось жгучее желание коснуться их, поцеловать, но что-то сдерживает. Наверное, то, что она не та девушка-фотограф, а он не просто школьный учитель, которые могли позволить себе любить друг друга, не думая, что, возможно, завтра им придётся столкнуться в очередном сражении за детские сердца. - Ненавижу так сильно, что хочу поцеловать, - мысль заканчивается совсем не так, как хотела фея. Она хотела сказать что-то совсем другое, но внезапное желание вновь коснуться губ Лазаря заставило забыть о ненависти. И, тем не менее, она так и не потянулась к его губам, а улыбнулась. Едва заметно, сквозь грусть. - Кажется, я хотела сказать что-то другое, но поцеловать тебя все ещё хочу.
Тусиана не смутилась, не отвела глаза, она была открыта перед Кромешником, как никогда. Если бы сейчас ему пришла в голову мысль расправиться с Хранительницей, это не составило бы труда. Беззащитна, слаба, не способная дать отпор - такой она предстала перед ним, доверяя ему свою жизнь.

Кимберли хотела бы думать, что это сон, не очень хороший, продолжительный, оставляющий чувство тоски, опустошения, слёзы на глазах, но сон. В этом сне есть и хорошее, в виде внезапного проявления доброты тёмного духа, и это забавно, учитывая, что на протяжении тысяч лет он позиционировал себя в качестве бессердечного, бессовестного, самовлюбленного, тщеславного, эгоистичного сукиного сына, при встрече  с которым возникало лишь одно желание - убить. Хранители не убийцы, никогда ими не были, а потому, побеждая, отпускали зализывать раны и ждали нового нападения, зная, что вернётся. Наверное, лучше было бы убить, тогда фея бы не угодила однажды в коварную ловушку, выстроенную Королём кошмаров или шутницей-Вселенной. Хотелось верить в первое, но больше верилось во второе, потому что Бугимен никогда не нуждался в любви, он нуждался в страхе, а бояться его становилось все сложнее, и только Вселенная, обладая поистине чёрным юмором, могла подкинуть ему подлянку в виде влюблённой в него Зубной феи. Впрочем, возможно, ей просто нравилось издеваться над феей.
- Я знаю, - эхом отзываются слова Кромешника в сознании Ларкинз. Не знает. Что он может знать о её чувствах, о противостояние любви и ненависти, которые ломают хрупкую девушку изнутри, лишая способности дышать? Что он может знать о тех вопросах, которые она задаёт себе ежедневно, пытаясь найти в нем что-то хорошее? Он ничего не знает, и от того хочется ударить сильнее, но не убрала руку, сказала совсем не то, что хотела, поздно осознав, что думает совсем не о том.
Она и сама не знала, чего ждёт. Жадно смотрела на его губы, облизывая свои, сухие, чувствуя томление в груди, не дающее и шанса избавиться от наваждения. - Только сегодня? - так и хотелось спросить ей, но не  проронила ни звука.
Где-то в глубине сознания ещё бьётся мысль, что она не должна этого делать, должна остановиться, пока не совершила ошибку, но все решено раньше, чем голос разума сумел достучаться до феи, с глухим стоном ответившей на поцелуй тёмного духа, словно ждала этого с того самого момента, как он открыл дверь, появившись на пороге своего дома, лицезрея пьяную девушку, разговаривающую с одним из кошмаров. Тогда ей было весело, она находила множество поводов для смеха, желала продолжения вечера и всячески отгоняла грустные мысли в виде назойливых мошек, неоступно следующих за Хранительницей. Стоит ли удивляться, что бой оказался проигран, и фею накрыла волна грусти, утопившая всю радость?
Тусиана целовала
иступленно, ощущая под ладонью глухие удары сердца, почти не дыша, и отчаянно желая растянуть этот момент до вечности. Впрочем, она уверена, что и вечности ей будет мало. Ей всегда его было мало, а потом он исчез, похоронив те зачатки отношений, которые только начали выстраивать, а она успела влюбиться. На свою несчастную фейскую голову она успела отправить своё сердце во тьму, готовая едва ли не прыгнуть следом, но понимая, что тёмный путь не для неё. И только это понимание до сих удерживало от непоправимого.
Мокрые дорожки слез на пылающих огнем щеках стремительно высыхали, оставив на губах солоноватый привкус. Похожий привкус с налетом горечи оставляло отчаяние, но оно сгорало с остатками смущения, страха быть отвергнутой, прошлым, тяготившим в последние дни.
Фея горела, ей казалось, буквально, и не выдержав жара, скинула куртку, не разрывая поцелуй, но этого было мало. По венам струился кипяток, и то ли дело было в той смеси коктейлей, что приговорила Ким в баре, то ли в её желании не ограничиваться одним поцелуем, которого ей явно было мало. 
Топ фея сняла рывком, оставляя на себе из верхней одежды только бюстгальтер, не сводя жаждуго взгляда с Кромешника. Но в этот раз не стала ждать шагов от него, потянувшись к темному, успев шепнуть:
- Я скучала, - а затем снова поцеловать нежно и осторожно, запуская пальцы под майку, наслаждаясь прикосновениями к холодной коже, не способной согреться ни огнём, ни страстью, и, к несчастью, или счастью, феи, не спасающей от последнего.

Вряд ли фею можно было обвинить в том, что она увлеклась, забыв обо всём на свете, окончательно потеряв контроль над собственными эмоциями и действиями. Ей двигало лишь одно желание - в данный момент принадлежать одному единственному мужчине, сердце по которому изнывало последние несколько дней или недель, что было вернее, и как бы она не пыталась отрицать свои чувства к нему, алкоголь обнажил всё, раскрывая личную тайну Ким. На утро она все будет отрицать, но пока может себе позволить забыться, чувствуя, как стук сердца набатом отдается в висках и как горячая кровь не даёт замерзнуть в доме, где о тепле словно и не слышали.
Тусиана отчётливо осознавала, что желание взаимно: она чувствовала это каждым его прикосновением, она видела это в его глазах, а потому не допускала сомнений, чем закончится эта ночь, и тем неожиданнее было, когда Кромешник отстраняется, а смысл сказанного не сразу доходит до феи.
- Не понимаю, - несколько раз растерянно моргнула, все ещё тяжело дыша, с горящими глазами, неутоленным желанием, которое только ухудшало состояние, и слова тёмного духа, как приговор, который больно ранит. Словно ледяной водой окатили, впрочем, Ким предпочла бы воду, чем быть отвергнутой тем, кого любит.
Ларкинз не понимает, что произошло, как и не понимает, что сделала не так, и молчит, чувствуя ком в горле, не дающий выдавить ни слово. Ей обидно, до слез обидно от того, как он поступает с ней и она не хочет признавать, что он прав.
По спине пробегает холод, постепенно охватывая все тело. Жар отступал, но сознание все ещё туманно, из-за чего адекватно реагировать на ситуацию фея едва ли могла, однако, она пыталась. Она молчала, опустив глаза, игнорируя холод и стыд, а стыдиться было чего. Ей хотелось провалиться сквозь пол, и в тоже время отчаянно хотелось продолжения, но просить об этом она уже не решилась. Он и сам все знает. За этот вечер она сказала слишком много, чтобы остался хотя бы один, что Повелитель кошмаров ни о чем не догадается. Впрочем, это все равно не важно, в глубине души она всегда хотела, чтобы он знал о её чувствах к нему.
От холода фея передергивает плечиками, но за одеждой не поспешила, вместо этого снова льнет к темному, прижимаясь к груди, и закрывает глаза.
- Побудь со мной рядом. Хотя бы одну ночь, - просит она, устраиваясь удобнее, чувствуя, как накатывает усталость и сон медленно подкрадывается к девушке. Позднее время, количество выпитых коктейлей, эмоциональный вечер - все это сыграло свою роль в том, что Ким вот-вот отправится к Морфею.
- Если бы мне пришлось выбирать между жизнью с тобой и войной, я бы выбрала тебя, - сквозь сон зачем-то признаётся она, обнимая Короля кошмаров перед тем, как погрузиться в крепкий сон.

Проснулась фея с ощущением, что уже не первый час «наслаждается» отдыхом в жерле вулкана, в гамаке, над горячей лавой, а то и вовсе устроила себе лавовую ванну: было жарко, душно, и, казалось, изо рта вырывается пар при каждом выдохе. В темноте видно не было, но по ощущениям именно так, и только мягкость под спиной не давала увериться, что действительно оказалась в жерле вулкана.
Сбросив с себя одеяло, Ким повернулась на бок, намереваясь снова прыгнуть в объятия Морфея, где совсем недавно было хорошо и уютно, и снилось что-то хорошее, но ударилась лбом обо что-то твёрдое, что не помешало девушке подумать, что это её любимица, как обычно прибежала под бок к хозяйке, чему именно сегодня хозяйка не обрадовалась.
- Элли, не сегодня, - и толкнула, собираясь избавиться от нежелательно соседства, но обычно лёгкая Элли вдруг стала непомерно тяжёлой и не сдвинулась с места, отказываясь покидать тёплое место. Фея бы сказала огненное, а потому любое соседство воспринималось в штыки из опасения быть сваренной в собственном соку, поэтому проигнорировать упрямство самоеда не смогла, решив повторить попытку.
- Элли, - прозвучало более раздражительно, чем в первый раз, и фея открыла глаза, собираясь любой ценой избавиться от собаки и уже заснуть крепким сном, но не тут-то было. Тусиана от неожиданной моргнула, узрев рядом совсем не четвероногого друга. Вряд ли Элли собака научилась превращаться в человека, да ещё мужского пола и так сильно похожего на Кромешника. Пушистая подруга таким даром точно не обладала точно, а память услужливо подкинула воспоминания о последних похождениях феи, в которые входил поход в бар, а затем визит к Повелителю Кошмаров, где так и осталась. Не помнила правда, как оказалась в его постели, рядом с ним, одетая, что никак не вписывалась в нарисованную сознанием картину. Но всё это было ничто по сравнению с тем, что фее казалось, будто она плавится. Всё это было сущим пустяком, потому что если фея сгорит, кому будет дело до того, почему эту ночь она проводит не в своей постели и даже не в своей квартире.
- В адовом котле не так жарко, как у тебя, - пожаловалась Кимберли, заметив, что Кромешник не спит. С досады ударила подушкой тёмного духа, и ничего не придумала лучше, как встать и довольно проворно снять с себя всё, что осталось после неудачного соблазнения Повелителя Кошмаров, а затем спешно нырнула под одеяло, отняв оное у Кромешника и оставив его ни с чем.
- В этом мире изобрели такую хорошую вещь, как кондиционер. В твоём аду он совсем не повредит, - небольшое замечание перед тем, как снова попытаться заснуть, вот только всё ещё жарко, а раскрываться, находясь рядом с Бугименом совсем не хотелось.

От прикосновения холодной руки стало и правда легче, но будь она горячей эффект вряд ли был бы другим. Легче становилось от ощущения, что он рядом, а его забота приятным теплом разливалась в груди, вынуждая едва заметно улыбаться против воли. Незаметно, почти полностью спрятав лицо в подушке, накрывая ладонь тёмного духа своей, сплетая пальцы, и притягивая мужчину к себе, желая, чтобы он оказался ещё ближе.
Так она и заснула, обнимая его руку, успев прошептать:
- Не уходи, - опасаясь, что он уйдёт, и каким бы Кромешник не был холодным, а от мысли, что он сейчас оставит фею одну, становилось ещё холоднее, но вместо того, чтобы этому порадоваться, Ким предпочла крепче вцепиться в руку Повелителя Кошмаров.
Утро наступило незаметно, и пришло оно с сухостью во рту, отвратительными ощущениями, обострившимся обонянием и жуткой головной болью, от которой хотелось спрятаться под подушку. И это было первое, что испытала фея после пробуждения, ещё не открыв глаза, и делать этого она не торопилась, свернувшись на кровати, и правда накрыв второй подушкой голову, застонав от боли. Лучше было не двигаться, не думать и... сдохнуть.
Открывала глаза Тусиана с трудом, жмурясь от солнечного света, падающего прямо на кровать, и впервые хотелось придушить Кромешника собственными руками за то, что не закрыл шторы.
- Кромешник! - от внезапного воспоминания, молнией пронзившее сознание, фея резко села на постели, узнавая комнату, принадлежащую темному духу.
Слова, больше подошедшие портовому грузчику, чем Зубной феи, готовы были сорваться с языка, и почти сорвались, когда с замиранием сердца Тусиана заглянула под одеяло, не обнаружив на себе ничего из одежды. Даже нижнего белья и того не было, а сопоставляя его отсутствие и пробуждение в доме Кромешника, более того, в его постели, выводы напрашивались сами собой. Но самым отвратительным было осознать, что ничего не помнит, то есть почти ничего. Помнит, как пришла, как что-то хотела, помнит поцелуй...
Рука невольно дернулась к губам, чувствуя, что они явно немного больше, чем обычно.
- Твою же!.. - в ужасе выдохнула Ларкинз, едва удержавшись от того, чтобы продолжить ругаться, вспоминая все ругательства, которые ранее были услышана, и со звуком, больше похожем на рычание, упала на спину, уставившись в потолок.
- Что я наделала? - риторический вопрос прозвучал тихо, почти безразлично, но на душе было противно от своего поступка, что вызывало ещё одно желания самоубиться. Прямо здесь и сейчас, до того, как придётся встретиться лицом к лицу с Кромешником и Харишем. Вспомнив второго и вовсе хотелось завыть. Громко. Протяжно. Желательно на луну. Хотя нет, Луноликий ещё увидит, услышит, а его посвящать в свои проблемы совсем нет никакого желания. А проблема, кажется, есть, и очень большая.
Ждать появления Повелителя Кошмаров в комнате фея не стала, осторожно ступая на холодный пол, кутаясь в одеяло, воровато поглядывая на дверь. Резких движений Ким старалась избегать, но в то же время старалась не медлить, довольно быстро обнаружив нижнее бельё, брюки и обувь, но топа нигде не было видно. Фея даже под кровать заглянула, не особо надеясь его там обнаружить.
Первым порывом было выйти в гостиную и проверить там, но порыв сменился опасениями встречи с тёмным духом. Было стыдно перед ним, перед собой, хотя, казалось бы, учитывая отношения в прошлом, стыдиться нечего, но отчего-то было стыдно, и появляться перед ним без прикрытого верха не хотелось. В конца концов, эта ночь была ошибкой, и оба должны это понимать.
Девушка оказалась у шкафа, задумчиво ударяя ноготками по ручке перед тем, как дернуть дверь на себя. Вопрос о том, что обо всем случившемся, или не случившемся, вспомнить бы ещё, думает Кромешник, прочно засел в голове, обещая на ближайшее время лишить покоя.
Костюмы фея сразу же обделила вниманием, потянувшись к белой рубашке, явно великоватой для Кимберли, но выбирать не приходилось, по размеру здесь точно не найдётся. Она уже сжала пальцы на вешалке, потянув её на себя, когда дверь открылась, и Ким, сама не ожидая от себя подобной реакции, резко развернулась, прикрываясь той самой рубашкой, на которую положила глаз.
Растерянность, стыд, смущение - все это волной накатило, перехватывая дыхание, а взгляд упорно сверлил пол под ногами тёмного духа, не желая видеть выражение его лица, боясь того, что может увидеть.
- Топ не нашла, решила позаимствовать. Ты же не против? - Ким чувствовала себя школьницей, которую застали за чем-то непотребным, а потому щеки украшал яркий румянец, а взгляд с трудом, но получилось оторвать от до блеска натертых ботинок Кромешника.

Румянец украшал щёки феи. Она не знала, как вести себя в присутствии Кромешника, не помнила, что произошло, и оттого не понимала, что говорить. Она уже ничего не понимала, и чувствовала себя глупо. От его язвительного тона ситуация становилась ещё менее понятной, хотя поязвить он всегда любил. Кажется, у него это самая любимая форма общения с хранителями. В глубине души Ким надеялась, что в память о пошлом он немного изменит тон, отношение, но нет, ничего не изменилось.
Если бы она только помнила! Но воспоминания не спешила возвращаться, и, возможно, вина в том, что всё ещё болит голова, а Кромешник откровенно издевался, как и всегда, в своём стиле.
От намёка на совместно проведённую ночь румянец стал ярче, но это не помешало гневно уставиться на тёмного духа. Гнев, недоверие, сомнения в его словах, ужас. Этого не могло случиться! 
- Не может быть! – одними губами прошептала фея. - Я не могла совершить такую глупость! – Кимберли сжимает виски, пытаясь вспомнить, но память молчала, и хотелось просто опуститься на пол и расплакаться. Она ведь почти всё решила и сама же всё испортила.
Ким чувствует, как её начинает потряхивать. Кусая в кровь губы и со слезами на глазах, она смотрела на Кромешника, не понимая, как он мог воспользоваться её состоянием, её чувствами к нему. Фея чувствовала себя преданной.
Хранительница стремительно прошла мимо Кромешника, зацепив его плечом, не успев увернуться. На болезненный удар внимания не обратила. Она так и не знала, что сказать, и всё ещё было стыдно. Хотелось скорее собрать свои вещи и сбежать. Держать он не будет, и надо просто не оборачиваться, чтобы не видеть его, избегая болезненного чувства, которое вызывал Повелитель Кошмаров.
- В любом случае это ничего не значит и, вообще, эта ночь была ошибкой. Да, именно так. Всё, что бы ни случилось этой ночью, было ошибкой, - фея накинула куртку, обнаружив свои вещи там, где и оставила. Телефон и правда оказался разряжен, значит, никакого такси. Просить о помощи Кромешника не было желания, но ещё меньше хотелось идти по городу в помятом виде.
- Я всё испортила, - в голосе прозвучала обречённость. Спрятав телефон в кармане, Ким потянулась за топом, стараясь не думать, что было до того, как она его сняла. А том, что было после, думать и вовсе не хотелось.
Фея развернулась, поднимая полные слёз глаза на Кромешника.
- Скажи, что ничего не было.
Ким с надеждой смотрела на тёмного духа, ожидая от него ответа. Она так надеялась, что он ответит честно, без сарказма, потому что она не с том состоянии, чтобы стойко выдерживать лавину яда, который Кромешник обрушит на хранительницу. Она и так едва сдерживается, чтобы не разреветься, понимая, что не сможет пойти к Харишу, не сможет остановить очередную войну, не сможет ему помочь. Ей не хватит смелости. Она не захочет его обманывать.