Даниэлю казалось, что все идет по нарастающей: от сносно-плохого до нестерпимо отвратительного, и если раньше он лишь немного задерживался, убеждая себя, что нужно успокоиться после рабочей нервотрепки и не тащить это в дом, теперь нарочно загонял себя в дедлайны, которые невозможно было закончить вовремя…и возвращался наиболее петлистым маршрутом.
Казалось бы, нужно прекратить мучить и себя, и ее. Сесть, поговорить, вспомнить о том, что они взрослые люди, и принять то единственное решение, которое позволит им сохранить рассудок. Возможно, разбить пару излишке хрупких вещиц, но тут как раз ничего нового. Стоило бы начинать верить в злой рок, но, едва необходимость подобного разговора становилась очевидна обоим, наступала светлая полоса: ни вопросов без ответа, ни постоянного чувства раздражения, ни давящей тяжести от необходимости проводить время вместе. Каждый раз ему казалось, что теперь это навсегда. Каждый раз темная полоса начиналась одинаково: с ее обиженного, дрожащего слезами голоска, вопрошающего, чего же ему в ней не хватает. Каждый раз хотелось ответить: всего. Но что-то заставляло не уходить. Наверное, он просто садомазохист, раз продолжает это терпеть. Она, видимо, тоже – хоть в чем-то они сходятся идеально.
Глубоко вздохнув, мужчина бегло ощупывает карманы куртки, и, разумеется, и без того не радужный вечер становится еще немного хуже: сигарет нет, ключей от дома, кажется, тоже. Отыскивается только двухмесячной давности билет в кино, как раз из хорошего периода их совместной жизни. Даниэль тихо усмехается – и выбрасывает бессмысленную бумажку в ближайшую урну. Светлых дней она все равно не вернет.
В этот раз, похоже, он побил собственные рекорды по опозданиям: за всю дорогу встретил едва ли троих случайных прохожих, двое из которых характерно пошатывались. Ах да, сегодня же пятница.
Чтобы свести случайные встречи к минимуму, Брайант сворачивает с главной улицы на менее оживленную, видимо для того, чтобы спустя десять минут наткнуться на явно перебравшего человека, тяжело прислонившегося к двери уже закрытого магазинчика. Ночь, вроде бы, не холодная, но если гуляка не доберется до дома, подхватит простуду. И что же ему по центральной-то не гулялось?
- Эй, друг, ты как? – Он похлопывает мужчину по плечу, обозначая свое присутствие. – Помощь нужна?
Именно столько слов Даниэлю нужно, чтобы немного перегнать незнакомца и осмотреть его спереди. Вообще-то на предмет следов драки, но открытие выходит более удивительным.
- Лазарь?– Парня Ким он знал не то, чтобы очень хорошо, но достаточно, чтобы не спутать с кем-то другим. Похоже, теперь нет варианта просто дождаться такси и отправить его домой: смотреть в грустные и красные от недосыпа глаза Ларкинз Даниэль потом едва ли сможет.

Создается ощущение, что слова до Лазаря доходят с большой задержкой: Даниэль успел сосчитать до трех, прежде чем дождался от мужчины удивительно лаконичного, но столь же малоинформативного ответа.
- Кого? – Брайант оборачивается, ожидая увидеть если не человека, то хотя бы зверя, притаившегося в тенях. Подсвеченный фонарями переулок не в состоянии укрыть что-то от взгляда смотрящего: никого живого, кроме них, здесь больше нет. Звука шагов тоже не слышно, выходит, что и не было.
Похоже на бред. Блестяще. Все нормальные люди подбирают на улице щенков и котят, ему же «посчастливилось» наткнуться на неадекватного парня подруги…который, не давая ему времени на раздумья, порывается куда-то уйти.
Как бы ни так. Одного этого бедолагу он точно не оставит, осталось прояснить, везти его в больницу или домой, отсыпаться. Напрягало то, что алкогольного амбре от мужчины не чувствовалось. Даниэль предупреждающе выставляет руку.
- Ну-ка стой. Не лучшее время для прогулок. Помнишь свой адрес? Пешком дойдем?
Он старается поймать взгляд Кастелланоса, и, пусть не с первой попытки, достигает успеха: странно блестящие глаза, упорно высматривающие что-то за пределами восприятия Даниэля, вызывают смутное чувство тревоги. Не хватает только зловещей музыки и древнего призрака, но в жизни все, как правило, куда скучнее.
- Чем это тебя так?
Хочется верить, что чем-то безобидным. Брайант совсем не разбирается в наркотиках и подобных им веществах, предпочитая снимать стресс сном, алкоголем и положительными эмоциями, но некое подкожное чувство, призванное оберегать от неадекватных представителей рода человеческого, упорно нашептывает, что стоящий перед ним мужчина под кайфом.
А значит, лучшим решением было бы отвезти его в больницу, прямиком в заботливые руки тех, кто знает, как помочь в подобных случаях. Возникала занятная этическая проблема: отвезти Лазаря домой – подвергнуть его жизнь опасности из-за отсутствия квалификации, сдать профессионалам – осложнить его жизнь дальнейшими проблемами с законом.
Даниэль, разумеется, принимает неправильное решение, поскольку движим лучшими побуждениями и все еще верит, что Кастелланос, возможно, по незнанию сожрал какую-то дрянь, за что теперь и расплачивается.

Этическая проблема номер два: где-то он слышал, что не стоит вовлекаться в бред сумасшедшего, велика вероятность ошибиться и вызвать гнев бедолаги, если не чего похуже, с другой стороны, попытка убедить Лазаря в том, что до дрожи пугающие его твари существуют лишь в его воображении, кажется Даниэлю заведомо более провальной, чем та, в которой он изображает из себя укротителя тигров. Или кто там сейчас обитает в переулке. Не забыть не называть вид животных. И вообще быть как можно более абстрактным. Тогда, возможно, мужчина сам истолкует все в его пользу.
Хищная стая, тем временем, должна была предпринять активные действия – явно напуганный Кастелланос вжался в стену, и, наверное, с радостью бы с ней слился, если б мог. Даниэль думает, что только скончавшегося от ужаса знакомого ему и не хватало. Приходится, на свой страх и риск, изображать повелителя кошмаров.
- Слушай, - он подходит ближе, чтобы наверняка загородить обзор, пусть уж лучше видит его физиономию, чем неизвестно чьи морды. Мерзкий голосок упрямо шепчет, что Лазарь запросто вопьется ему в глотку, вместе со следующим приходом увидев на лице Даниэля звериные зубы и глаза. Предводитель оборотней, чтоб его. – В меня не вцепятся. Мне обычно удается ладить с животными, - в голосе сами собой прорезываются мягкие, убеждающие нотки. Прямо как в тот раз, когда он пытался снять кота с дерева и убеждал не выцарапывать себе глаза, получалось, правда, слабо, но ведь и мужчина, даже под наркотиками, должен быть разумнее пушистого бедствия. – Давай я доведу тебя до дома. Там уж точно никто не достанет.
«В крайнем случае, пока они будут жрать меня, ты успеешь забраться на дерево,» - Даниэль считает, что лучше пока что не шутить подобным образом, да и вообще оставаться как можно более серьезным, пока сознание Лазаря не прояснится. Жаль только, что все познания его о подобных состояниях ограничивались фильмами и сюжетами по ТВ – не слишком достоверный источник информации.
Греет то, что у него всегда есть третий вариант. Если не удастся договориться с больным сознанием Кастелланоса, можно его вырубить и дотащить до квартиры, адрес которой – хвала богам – ему теперь известен.
«Эй, Ким, видишь синяк на лице твоего парня? Так вот, это совсем не потому, что я нашел его совершенно обдолбаным в подворотне, ты не подумай. Просто мы не сошлись во взглядах на искусство».
Необходимость, до поры до времени, сохранять секретность, добавляла этому заданию несколько очков сложности.

Говорят, что бред обычно внутренне логичен. Именно поэтому нельзя просто сказать, что стаи нет. Как же нет, ответит бредящий, вот она, стоит, у зверей из пастей вылетает слюна, когда они рычат, да и вообще на свету они отбрасывают тени. Значит, и все остальное – настоящее. Даниэля не могло не радовать, что личное безумие Лазаря двигается в сторону того, что он может с ним справиться, пусть и делается это каким-то диким способом.
Когда недавно дрожащий от ужаса мужчина начинает увлеченно описывать своих, оказывается, волков, Брайант даже еще раз оглядывается. На всякий случай. Но в переулке лишь они, никаких волков, гиен, лошадей.
Где-то тихо стрекочет невидимое глазу насекомое, но вряд ли их настолько много, чтобы загрызть двух здоровых мужчин. Вот были бы незабываемые новости в утренней газете: убиты обезумевшей молью.
В общем, они таки движутся. И даже в верном направлении. Какими хитросплетениями воспаленного мозга случилось это чудо, Даниэля практически не волнует, главное, чтобы порыв сохранился до порога квартиры. Поэтому он не спеша следует за Лазарем, который, оказывается, даже не понимает, в какую сторону им идти. Ну да не беда.
- Домой и идем. Я покажу, ты, главное, не отвлекайся
Счастье, впрочем, не могло длиться долго – не проходит и минуты, как они опять останавливаются. Впечатляющая скорость, так, глядишь, к утру доберутся до угла дома.
- Огонь, да? – Чертыхнувшись, Брайант вспоминает, что именно сегодня то ли забыл, то ли потерял зажигалку, и вряд ли Лазарь удовлетворится, если он будет высекать пламя посредством трения двух палочек. – Ну…нечто вроде того. – Он опять ступает на зыбкое поле заигрывания с бредом. В прошлый раз это дало кое-какие плоды, может и теперь выгорит. – Видишь, - кивает на фонари, - подсветил нам дорожку как мог. Сойдет?

Во второй раз попытка вышла менее удачной – Лазарь выглядел…обескураженным. Словно задал самый обычный вопрос, а вместо этого получил насмешку. Как будто на свете действительно бывали люди, способные по щелчку пальцев извлекать огонь.
Даниэль, незаметно вздохнув, проводит пятерней по макушке, зачесывая волосы назад. И получаса вместе не пробыли, а он уже пытается искать в бреде наркомана крупицы смысла. Если так пойдет и дальше – будут вместе улепетывать от невидимых волков и перебудят половину города. Хорошая выйдет помощь. И еще это странное «друг», неуместной ностальгией резанувшее по сердцу. Наверное, все дело в звучавшей в голосе Лазаря тоске – очень уж созвучна она была той, с которой он сам прогуливался этой ночью.
Он еще раз повторяет себе, что бред должен быть внутренне логичен, но ему, с трезвой головой, лучше не понимать, на чем он зиждется.
И завязывать шутить, пока Лазарь не оклемается – в проулке ощутимо потянуло холодком, и на миг он почти поверил, что мужчина, не услышав верного, с его точки зрения, ответа, бросится вперед.
- Я работаю с Ким. Даниэль Брайант, мы с тобой виделись несколько раз.
И, словно по волшебству, враждебная атмосфера развеивается. Обычная ночь, обычные житейские проблемы, никакого пробирающего до костей холода. Он просто переработал, вот и воспринимает случайный порыв ветра излишне…мистифицировано.
Да еще эти байки про волков.
- К тебе домой, наверное, будет лучше всего. Там же отоспишься. А я предупрежу, чтобы меня не ждали. У тебя ведь есть телефон?
Эксцессов больше не происходило. Кастелланос, видимо, приручил своих демонов, шел ровно и безучастно, шаря не сфокусированным взглядом по случайным предметам. Выглядело довольно неуютно. Зато не пришлось тащить его на себе, что уже было неплохим разрешением недавнего психоза.
Интересно, а будет вторая волна?
Их ненадолго задерживает дверь – хозяин, судя по всему, искренне не понимает, какие действия необходимо предпринять, чтобы миновать препятствие.
- Позволь… - Даниэль наскоро прохлопывает карманы куртки Лазаря, лучше убраться с площадки побыстрее, дабы не будоражить любопытство соседей.
Тихий щелчок возвещает о том, что барьеров больше нет.
- Заходи, что ли, - мужчина распахивает дверь, только сейчас понимая, как ему повезло. Не хватало еще попытаться вломиться в чужую квартиру, потому что кое-кто перепутал несколько цифр в адресе. – Твой дом. Узнаешь?
Дверь он запирает тщательно и на все замки. На всякий случай.
Оглядывается сам, узнавая незнакомую обстановку. Выглядит совсем не как гнездо порока, разве что…не обжито. Словно Лазарь переехал пару недель назад, и все еще не успел обставить жилище окончательно.
- Недавно здесь, да?
Свет он почему-то зажигать не спешит.
«Чтобы не привлекать внимание,» - быстро находится рациональная часть сознания.

Верно говорят, что дома стены помогают: оказавшийся в знакомых условиях Лазарь пусть и не разительно, но поменялся. Хотя бы перестал таращиться в пустоту так, словно видит там худшие из возможных кошмаров. Или все дело в минимальном освещении, пробивающемся из ближайшего окна. Сложно рассмотреть безумный взгляд, если не можешь разглядеть даже пальцы собственной руки.
Он следует за зовущим его голосом, чтобы увидеть разожженный камин: явная деталь роскоши в обычном жилище вызывает неловкий смешок. Чуть больше он удивился бы, только увидев на улице павлинов вместо привычных голубей. Огонь, впрочем, более чем успешно справлялся со своей задачей: скрадывал ужасы ночи, внушая чувство безопасности.
Даниэль понимает, что впадать в благостное забытье рядом с перебравшим наркоманом – решение не из лучших. Тянет руку к огню, словно забирая часть тепла в прок, и отправляется исследовать недра квартиры, раз уж хозяин дает добро, хотя насколько можно трактовать это именно как разрешение, вопрос больше юридический. Телефон забирает с собой. Маловероятно,  что вернувший способность соображать Лазарь вспомнит что-нибудь в деталях, но посвящать едва знакомого человека в подробности своей жизни нет ни малейшего желания.
- Привет,  это я…да, знаю что поздно. Помню, что обещал…конечно не специально. Ты можешь меня хоть немного послушать? Правда? Спасибо. Нет-нет, на этот раз никакой работы сверх плана…не смейся, человека подобрал. Нет, не женщину. Нет, не хорошенькую. Да Господи, ты можешь о чем-то другом подумать?! Ну конечно, чем же еще я могу заниматься. – Ему уже хочется приложиться затылком о что-нибудь твердое, но все еще нет желания раскручивать новый виток скандала. – Я действительно очень занят. И знаю, что ты считаешь меня мудаком. Мне жаль. До связи.
Даниэль думает, что нужно отключить телефон. Вряд ли она станет перезванивать, но лучше не провоцировать лишнюю нервотрепку. С другой стороны, вдруг ему все же придется срочно звонить в скорую. Решение выходит компромиссным – мужчина убавляет звук до минимума.
Возвращается он без воды, без телефона и без четкого плана действий.
Лазарь за это время не разнес комнату, не придумал себе новый бред и – Брайант прислушивается – не перестал дышать. Значит вся его роль – быть нянькой для великовозрастного…бедолаги.
Он лениво наблюдает то за переплетением язычков пламени, то за странно-спокойным притихшим недоразумением.
И в общем-то это устраивает его больше, чем вечер дома.

Время наконец-то перестает представлять ценность. За окном ночь, еще долго не собирающаяся менять свои оттенки, камин горит ровно и не помышляет о том, чтобы затухнуть, благонадежные жители города спят и не отвлекают фоновым шумом. Даже машин не слышно, хоть тут и можно было ожидать запоздалого путника. Успокоившийся Лазарь смотрит – почти ворожит – на пламя, и выглядит при этом так неподвижно, словно наконец-то заснул, но забыл закрыть глаза.
Даниэля не напрягает тишина. Ему в целом больше нравится молчать, что обычно с избытком покрывает вторая, вечно щебечущая о своем, половина, Брайант же по паузам в ее монологе узнает, что с утра только тем и занимался, что и мечтал отправиться выбирать новую мебель. В этот раз, похоже, откупиться странной конструкции столиком не выйдет, но пусть это станет проблемой неизбежного утра. Ему и самому было интересно понять, почему здоровье Лазаря, с которым он виделся раза четыре за всю жизнь, становится важнее, чем очередная, хоть и обреченная, попытка спасти личную жизнь.
Логично предположить, что он не умеет расставлять приоритеты.
- Конечно, о чем ты…
В едва установившее подобие нормальности опять вмешиваются призрачные волки. Даниэль думает, что знает о них уже значительно больше, чем о самом Лазаре, хоть пара его экстравагантных привычек уже становятся очевидными.
Говорят, работа с детьми развивает воображение. Возможно, если подстегнуть его каким-нибудь незаконным веществом, эффект будет именно тем, что наблюдает сейчас Даниэль. И, наверное, Лазарю немного нравятся волки. И наркотики – тут уж сомнений никаких. Странно, но он не чувствует в себе отторжения, лишь абстрактное сожаление о чужом неверно принятом решении. Хотя, казалось бы, моральная сторона вопроса выглядит просто ужасающе.
- Да черт его знает, - сознается Брайант с легким сердцем. Ему безумно нравится, что у некоторых поступков нет мотива и цепочки тянущихся в бесконечность последствий. – Ты выглядел как кто-то, кому очень нужна помощь. Один против стаи – совсем несправедливо.
Даже если сам Даниэль ее не видит и не слышит. Безумие, по счастью, не заразно, но достаточно веры всего одного человека, чтобы сделать самые невероятные вещи чуточку реальнее.
- Не беспокойся за свои тайны, - раз уж он до сих пор не сдал Лазаря специалистам, не стоит и начинать. Расспросить на утро, как часто такое происходит в его жизни, безусловно, нужно. И постараться воздержаться от лекции на тему того, как вредны подобные воздействия на организм. Скорее всего, Лазарь побольше него об этом знает. – Я умею держать язык за зубами.
Конечно, есть еще Ким, но это решение нужно принимать, избавившись от некоторых неизвестных, что, опять же, случится не раньше утра.
- И часто они так? – Он указывает в сторону окна. – Преследуют тебя.

Как ни странно, в словах Лазаря угадывался смысл – нечеткий, скорее след себя самого, но от этого не перестающий существовать. Чтобы понять его, приходилось так и эдак перекраивать-пересматривать-пересобирать звуки, словно на тех абстрактных картинках из узоров, в которые нужно долго всматриваться, чтобы увидеть скрытый рисунок.
Интересно, если он поймет – действительно поймет – Лазаря, станет таким же ненормальным?
Так, приловчившись, он слышит, что не всегда в жизни Кастелланоса все было ужасно: бывали времена, когда удавалось дружить со своим демонами. Представить себе стайку ручных кошмаров проблематично, но не невозможно. Ему ведь удается договариваться с отвращением к себе, почему бы другому не сдружиться с безумием?
Потом что-то изменилось, и все полетело под откос. Ему не хочется проводить параллели с реальностью, но они напрашиваются сами собой. Ставшая привычной безнадега внезапно начала набирать обороты, погребая под собой те крупицы счастья, что удавалось сберечь в предыдущем круге.
Даниэлю определенно нужно перестать искать смысл в бреде Лазаря. Уж точно до тех пор, когда отражение пламени в окне станет похожим на волчьи глаза.
Новость о собственной возможной кончине воспринимается спокойно, но с некоторым неверием, от которого он уже надеялся избавиться. Смертность всегда казалась Брайанту нелепой выдумкой, не смотря на то, что окружающая действительность стремилась доказать ее правдивость.
Ему кажется, что пространства на миг стало до головокружения много, а все время расстелилось у ног послушным ручейком. Миг – и реальность схлопывается до очерченного светом пламени безопасного круга. Выходит…оглушительно.
Он точно переработал.
Перешедший в фазу активного действия Лазарь закрепляет возвращение в реальность. Какая, хотелось бы знать, река времени, если он – средней руки журналист, ведет балансирующий на грани откровенной шизофрении диалог с обколотым (обнюхавшимся?) учителем.
Даниэль поднимается, медленно подходя к окну, прижимается лбом к мгновенно запотевшему стеклу и до рези в глазах вглядывается в царящий по ту сторону – хочется сказать мрак, но откуда такая роскошь в отравленном электричеством городе – сумрак.
- Знаешь, волки – это не так плохо. – выходит так тоскливо, словно он сейчас вот-вот взвоет на луну, - с ними хотя бы можно бороться. Слышал? Ты почти счастливчик. Знаешь, от чего нужно защищать себя и Ким.
Заметка про собственную доброту заставляет вымучено усмехнуться.
- В мире есть как минимум одна женщина, которая с тобой в корне не согласна. Ох, и ее мать. Для той я и вовсе исчадие Ада.
Становится так шало, неестественно смешно, словно ему уже накинули на шею петлю, а палач заботливо спрашивает, не слишком ли трет. Абсурд, да и только – нашел кому рассказывать о тяготах личной жизни.
- У тебя есть что выпить, кроме воды и чая?
Воспринимать эту ночь трезвым он более не намерен – стоит догнаться до уровня собеседника.

Кажется, Лазарь больше не собирался медитировать у камина: поднявшись однажды, он уже не замирал на месте дольше пары минут. Вот и сейчас, вместо того, чтобы указать направление, хватает-ведет-тащит куда-то в недра квартиры, словно та достаточно огромна и темна, чтобы Даниэль мог в ней заблудиться. Ему становится смешно: представляет себя бродящим от стены к стене под недоуменным взглядом протрезвевшего Кастелланоса. Хорошо, что это из разряда тех возможностей, что не случаются никогда.
Вспыхнувший свет на миг ослепляет. Его – на миг, Лазарь же до сих пор трет глаза, словно долго и упорно смотрел на солнце, и выглядит при этом настолько осмысленным, что Даниэль почти верит, что волки больше не караулят за окном. Но это вряд ли.
Ему остается только присвистнуть, глядя на наполнение местного бара. А новый знакомый-то, оказывается, держал себя в ежовых рукавицах, выбирая только один путь саморазрушения.
- Подарки от учеников?
Цепляет начатую бутылку виски и стакан. С небольшой заминкой – второй. Спаивать наркомана должно быть совершенно не этично и хорошо, что Даниэль не имеет подобных планов, лишь создает ощущение сопричастности.
Забавно, что Лазарь для того же эффекта должен был вывалить на стол шприц или пару таблеток.
Даниэлю кажется, что когда-то и он дарил своему учителю нечто подобное на выпускной, но вот ведь странно, не помнит ни сорт алкоголя, ни имен присутствующих, ни предмет, который вдалбливал в их светлые головы снискавший благодарность мужчина. То ли он был мертвецки пьян в тот день, то ли максимально не заинтересован в происходящем.
Иногда пугает, что подобных белых пятен в его жизни куда больше, чем может объяснить логика, но этой ночи достаточно ужасов и без постепенно прогрессирующей амнезии.
Проморгавшийся Лазарь выглядит как большой филин, вынужденный покинуть гнездо средь бела дня, и при этом Брайант понятия не имеет, есть ли у филинов гнезда.
Наливает виски на два пальца. Делает глоток, прикрывая глаза. Ждет немного, чувствуя, как начинает расходиться по телу тепло.
- И часто тебя можно найти на улице невме…в окружении волков? – Он едва заметно улыбается. Не издеваясь, просто сам вопрос в реалиях современной жизни звучит необычно. – Постараюсь составить маршрут, чтобы не приходилось бродить в одиночестве.

Отрадно слышать, что у пагубной привычки Лазаря все же есть запреты. Да, сегодня они дали сбой, и хочется верить, что это был единственный раз – так иногда бывает, когда секундная слабость совпадает с особенно глубоким провалом в настроении, однако это же означает, что мужчина все-таки, не пытался сбежать от внезапного горя, но делал это достаточно регулярно, чтобы вплести в повседневную жизнь.
Даниэль не удивлен, скорее, раздосадован: Ким, черт побери, волновалась, когда ее парень внезапно пропадал, да вот только сам Брайант – последний человек на земле, который имеет право осуждать кого-то за подобное поведение. Сам частенько поступал ровно так же. И все равно это не останавливает. Сейчас, конечно, говорить что-либо бесполезно: Лазарь или не запомнит вовсе, или интерпретирует в нечто странное, согласующееся со всеми аномалиями этой ночи, но однажды обязательно случится утро, вместе с неизбежным отрезвлением. Разговор, очевидно, получится максимально нелепым, но иначе поступить он просто не мог.
Что не мешало Даниэлю сейчас почти наслаждаться специфической компанией.
- Тебе-то? Чтобы я не чувствовал себя одиноким алкоголиком, - он салютует стаканом, раздумывает о том, что, если отбросить ряд факторов, ему еще повезло: Лазарь не пытался наброситься с кулаками или навредить себе. Видения его пугали, но мужчина сам успешно нашел способ с ними бороться. А в непонятных репликах Даниэль уже наловчился отыскивать смысл, на который хотел бы отвечать.
И что с ним не так, если это не вызывает отторжения?
Лазаря тем временем привлекает тихо лежавший на полу портфель, на который Брайант даже не обратил бы внимания в других обстоятельствах. Новый знакомый же, с лицом настолько напряженным, словно вот-вот отыщет ответ на главный вопрос вселенной, инспектирует содержимое, извлекая на свет блокнот. Который, кажется, даже наводит его на мысли, созвучные настроению Даниэля.
- А знаешь, интересное замечание, - Кастелланоса свет слепил, он умудряется пялиться на люстру, не испытывая никакого дискомфорта. – Я вот тоже много чего не могу вспомнить. Точнее могу, но очень смутно. Где работал раньше, например. Вроде пытался податься в издательство, да не получилось, а в другой день кажется, что диктором на радио. Но это если стараться и вспоминать, поэтому я стараюсь этого не делать. А то бы тоже…как ты.
Осуждения в его словах нет, лишь констатирует факт. После длительных попыток вспомнить что-нибудь конкретное из прошлого, Даниэлю кажется, что он попал в сон, но при этом столь безрадостный, что так и тянет проверить, сможет ли он очнуться, если погибнет здесь. Всякий раз останавливал страх, что все же нет, однако желание выйти за рамки столь неприветливой реальности становилось все более настойчивым.
- С другой стороны, раз мы здесь, значит чем-то это заслужили. Хороших людей, говорят, ждет небо и райские кущи, а плохих – рабочее утро понедельника после удачно проведенного воскресенья. Мы, очевидно, из вторых.
Утешало то, что у них был этот удачный воскресный вечер.

Отредактировано Daniel Brayant (17-03-2019 19:32:00)

Даниэль с веселым изумлением приподнимает бровь – когда наркоман говорит алкоголику, что им есть куда падать, это просто невозможно воспринимать серьезно. Хотя, конечно, Лазарь прав: они не плохие, они нормальные, другое дело, что нормальность в последнее время становится все более угнетающей, а он, следуя неизвестно откуда взявшемуся завету «начни с себя», пытается отыскать причину в собственных далеких от морали поступках. Баланс все равно не сходится, явственно перекашиваясь в сторону того, что иногда жизнь просто дрянь, без каких-либо внятных причин.
Минуя не нужное ему «во-вторых», Лазарь выдает заключительное «в-третьих».
- Не могли, - легко соглашается Брайант, не забывая причащаться содержимым стакана, - все мы бессмертны, пока это не перестает быть правдой. А дальше это прекращает значить хоть что-то.
Поставивший под сомнение его реальность Лазарь вновь удивительно логичен в границах его бреда. Действительно, если есть волки, то почему бы неизвестно откуда взявшемуся на его пути Даниэлю тоже не оказаться плодом воображения? Видимо, той частью сознания, которая не хочет, чтобы ее владелец нажил себе неприятностей, оставаясь на улице в невменяемом состоянии. Или наоборот – подсознательным желанием завести себя в ловушку и подохнуть, разом прекращая все душевные терзания. Чарующе много вариантов, даже несколько жаль, что он всего лишь человек и не может причислить себя ни к какому из них.
- Ладно, смотри, - тему прошлого Даниэль даже в мыслях старается затрагивать как можно реже, чтобы не натыкаться на противоречия, которых не может объяснить, с будущим все кажется более понятным, но, опять же, если основа его теряется в загадках, сложно быть уверенным в сделанных прогнозах. Настоящее хотя бы можно понять, однако Лазарь лишает себя и этого относительно стабильного элемента, смешивая реальность и расшатавшееся воображение. – Сегодня вечер пятницы, и я должен был провести тихий семейный вечер. Вместо этого – вожусь тут с тобой, пью, и рассказываю вещи, которые и психологу-то не сразу откроешь. Если это твой вымысел, то все очень плохо, брат, потому что он слишком детален, и скоро ты окончательно перестанешь различать, где настоящее, а где зеркала и дым. Если же правда – все еще плохо, но, по крайней мере, нас таких кретинов уже двое, а это, согласись, успокаивает.
В довершение этой далеко не идеальной речи, которая и трезвого бы заставила усомниться в своей адекватности, он протягивает Лазарю руку.
- На вот, можешь потрогать. Я определенно из плоти и крови. Живой, теплый и настоящий.
Хотя кто его знает, какими представлялись Кастелланосу его волки.

Чем Лазарю не угодили его планы на вечер пятницы, Даниэль уточнять не стал, понял уже, что, едва высказав мысль, собеседник начисто забывает обо всем, что ей предшествовало. Это, конечно, существенно затрудняло попытки поддержать нормальный диалог, но не воспринималось как непреодолимое препятствие.
Лазарь его хотя бы слышал. Специфически, интерпретируя все сказанное так, как Даниэль никогда бы не предположил, но это уже можно было назвать несущественными мелочами.
Как и его придирки к распространенному обращению «брат».
Кастелланос вообще казался чрезмерно серьезным, словно уже не первый месяц ломал голову над мучающей его загадкой, но никак не мог найти решения, а Даниэль со своими попытками то пошутить, то внести немного рационального в творившийся кругом сюр, еще сильнее отдалял его от правильного ответа.
Как будто в этом городе вообще могли быть правильные ответы.
- Ты никогда не хотел уехать? – еще одна странность, ставшая настолько привычной, что перестала замечаться. Сейчас же потревоженная память старательно выдавала все ошибки и несостыковки, какие он только успел заметить. Если напиться достаточно сильно, утром похмелье сотрет из памяти этот странный вечер, однако мужчина еще не решил, нужно ли ему это. – Я вот как-то раз пытался. Побросал вещи в машину и рванул к границе. Пары метров не доехал – девушка в больнице оказалась, нужно было за ней присмотреть. Смешно, но больше я и не пробовал. Даже в тот раз был уверен, что не получится.

Даниэлю кажется, что он сказал нечто важное. Во всяком случае, это звучит как бредовое, но, что парадоксально, единственное логичное объяснение происходящему.
Из города просто невозможно выбраться. И раз так – кто знает, чего еще в нем не может быть. Счастья, надежд на счастливое будущее, возможности переменить кем-то розданную судьбу – что угодно, любое самое смелое предположение, может попасть в десяточку, а там, при должном старании, легко отыскать инициатора. Тут как водится – ищи того, кому это выгодно. Круг выйдет не слишком широким.
Пришедший в странное возбуждение Лазарь только доказывает, что он оказался прав. Везде творится чертовщина, а они настолько к ней привыкли, что воспринимают как само собой разумеющееся. Если долгое время жить в извращенной реальности, начинаешь воспринимать ее как единственную возможную норму. Нужно только начать, и концы истории обязательно найдутся…
…ему нужно заканчивать общаться с наркоманами. Брайант пару раз глубоко вдыхает и выдыхает, избавляясь от лихорадочной активности, требующей немедленно повторить когда-то неудачный опыт и постараться пересечь границу города. Это было всего лишь совпадение и ничего больше.
Никаких тайных сговоров и мистических причин. Он прекрасно знает корни всех своих несчастий, равно как и способ от них избавиться, но продолжает тянуть и ничего не делать, так стоит ли удивляться, что жизнь не становится лучше сама по себе?
На Лазаря мужчина смотрит со смесью зависти и сочувствия: для него в сказанном все еще есть смысл. Он все еще верит, что есть причина.
- Я сказал про ад, тебе не понравилось. Придумывай теперь сам.
Стакан пустеет. Ему снова кажется, что окружающую действительность можно вынести спокойно.
- У меня есть причины оставаться здесь, пусть и не совсем здравые. А ты?

Смотреть на размышляющего Лазаря было занятно. Вероятно, дело в измененном состоянии сознания – ну не мог Даниэль представить, что виденный им несколько раз мужчина мог так гротескно выглядеть – но на лбу, прорезанном от усердия парой морщин, едва ли не бегущей строкой светилось : «я сейчас очень напряженно думаю». Для полноты образа только и оставалось, чтобы он начал шевелить губами, проговаривая не озвученные идеи, но это, разумеется, было бы уже слишком.
В реальности имели, что имели: Даниэль пил, оправдывая наличие столь обширного бара, Лазарь трезвел, хоть и медленно, но неумолимо и, возможно, если они одновременно окажутся в неком состоянии между адекватностью и безумием, вечер может закончится сумасбродной попыткой проверить город на прочность. Наверняка неудачной – они всего-то люди, а Сторибрук стоит без каких-либо изменений уже не первый десяток лет – Брайант опять забывает дату основания города, но нисколько не терзается этим обстоятельством – и скоро закостенеет настолько, что двигаться перестанут не только часы на главной площади, но и жители.
Впечатляющий по размаху мыслительный процесс, похоже, уперся в тупик – Даниэлю это знакомо до боли, однако теперь он сознательно не позволяет себе втянуться. Разве что совсем немного.
- Изменения – не всегда хорошо. Вдруг это еще благоприятный вариант происходящего.
Иногда, во всяком случае, ему так казалось. Словно где-то глубоко внутри есть нечто, что не позволяет ему поменять уклад жизни, и мужчина вовсе не был уверен, что хочет близко познакомиться с тем спящим существом. Только иногда, когда тоска накатывала с особенной силой и казалось, что все, что угодно, должно быть лучше его текущего положения.
Из раздумий его вырывает грохот упавшего портфеля, содержащего, судя по всему, нечто довольно тяжелое, да внезапно помянутый к ночи Голд.
- Рудольф, - отвечает не задумываясь, - как оленя из упряжки.
Даниэлю, по большому счету, совершенно все равно, как зовут ростовщика. Наверное, где-то когда-то он даже слышал его имя, просто не запомнил. И это один из многих подобных случаев, удивляться нечему, самое время искать номер клиники и сдаваться туда, чтобы спасти хотя бы оставшуюся память. Но делать этого он, разумеется, не станет.
Брайант тянется к оставленной на столе бутылке, намереваясь давно известным ему образом замедлить поток тревожащих мыслей – промахивается, опрокидывая ее на пол. Словно в плохом фильме, стекло мгновенно разлетается.
- Ох, черт. Не рассчитал расстояние, прости. Где..?
Лазарь странно не реагирует. Лазарь бледен, словно лист качественной бумаги, и только Богу известно, о чем он сейчас думает.
Даниэль, до поры, оставляет растекающийся по полу виски без внимания.
- Эй, ты еще здесь? – щелкает пальцами перед лицом мужчины, слабо надеясь, что это поможет. – Все нормально. Я бутылку опрокинул. Слышишь? Только не делай резких движений – поперережешься весь, а медбрат из меня…в общем, лучше не нужно. Лазарь, ты вообще здесь? Что тебе там казалось?
Он понимал, что глупо надеяться на ответ - практика показывала, что к данной секунде Касталланос уже забыл, о чем говорил немного ранее, но главным было вытащить его из этого странного транса.