Ротбарт никогда прежде не ходил по барам, не смотря их странную популярность. Причина довольно проста: Ротбарт был уверен, что там собираются исключительно отбросы общества, проживающие один и тот же день на протяжении нескольких лет, что само по себе было отвратительно и донельзя скучно.
Колдун иногда задумывался о том, что было бы лучше, если бы и его лишили памяти. Он забыл бы о прошлом, об Урсуле, что упорно продолжала приходить во сне, напоминая о себе каждую ночь, раня до глубины души.
Ротбарт просыпался среди ночи, до боли сжимая подушку. Обычно после он уже не засыпает. Сидит на крыльце дома, курит и позволяет воспоминаниям захватить разум, проживая каждый день с любимой заново. Тогда он был счастлив, а сейчас в душе пустота, отнимающая последние крохи надежды.
Ротбарт не из тех, кто позволит себе поддаться отчаянью, и все же иногда и он позволяет себе побыть обычным человеком, скучая по Урсуле, заливая страдания изрядным количеством спиртного.
Такое поведение он позволял себе только в стенах своего дома, игнорируя необходимость заводить какие-либо знакомства. Мэр исключение, но и с ней не хотелось пить, а тем более делиться тем, что тревожит.
Порой срывался на балерин, когда считал, что они совсем не хотят работать. Они старались, выкладывались, как могли, но Ротбарту этого было мало. Он выжимал из них последние соки, словно это могло спасти от его личной боли. Никогда не спасало. Не была средства, способного хотя бы на секунду забыть об этой проклятой морской ведьме, разбившей ему сердце.
Самым худшим было не знать, в городе ли Урсула или её обошло проклятье. Искать бесполезно. Если у неё другое имя, он не найдёт, а ходить по всем домам слишком даже для него. Но проезжая по улицам, не раз ловил себя на мысли, что скользит по женским лицам, или резко нажимал на тормоза, когда ему казалось, что знакомая копна волос мелькнула в толпе. Не раз едва не бежал за ней, терял из виду, и убеждал себя, что лишь показалось. Уже давно чувство, что Урсула - это иллюзия, красивый сон, и с рассветом он растворился, оставляя приятную мечту, которая продолжала терзать, уверяя, что однажды он найдёт то, что ищет. Но каждый раз, когда оказывался близок к мечте, что-то вмешивалось, отдаляя и заставляя начать всё сначала.
И вот сегодня он переступает порог известного в городе бара, в очередной раз сорвав злость на своих подопечных, откладывая возвращение в пустой дом, где снова будет давить прошлое, вгоняя в тоску.
В баре многолюдно, и этот факт воспринимается, как минус данного заведения. Наверное, стоило бы выбрать что-то другое, но нет желания разворачиваться и уходить, к тому же заприметил свободный столик, куда и направил сразу стопы заместитель мэра, ловко лавируя между подвыпившими посетителями.
Неприятно было находиться в помещении, где громко играет музыка, что не слышно собственных мыслей, не говоря уже о том, чтобы попытаться расслышать других. А, может, это и к лучшему. Ему нет дела до других, и чужие разговоры, имеющие свойство впечатываться в сознание, стали бы только помехой.
Столик располагался в удобном месте, откуда было видно всех, но не все видели сидящего. Минимум света, уединение. Почти отдельный кабинет. Не хватало ещё хотя бы одной стены или шторы. Такие места обычно выбирают влюблённые парочки, ну или те, кто желают уединиться, а в этом случае не всегда замешана любовь.
Колдун садится спиной к стене. Старая привычка, словно опасался удара сзади, но никогда опасения ещё не оправдывались. Хотя это, может, именно потому, что всегда был наготове. Всегда знал, откуда стоит ждать удара.
И всё же один удар предугадать не удалось.
К меню Ротбарт даже не притронулся, точно зная, чего хочет. И когда упала тень, начал делать заказ, не поднимая головы.
- Виски со льдом и… - и вот тут Нойманн поднял голову и замер, видя перед собой ту самую девушку, на поиски которой потратил столетия. По которой страдал в этом чёртовом городе, не зная, где её искать, а она оказывается спокойно работает в баре и не прячется от него, как ему казалось.
- Два бокала, - заканчивает он заказ через некоторое время, осознав, что пауза затянулась, и откидывается на спинку стула, продолжая следить за Урсулой. Взгляд падает на бейджик, и колдун мысленно улыбается. Он нашёл её, и едва удаётся скрыть внутреннее ликование.

Не любил Ротбарт сюрпризы. Не приносили они обычно ничего хорошего, особенно те, которые преподносила судьба. Поначалу вознеся до небес, после они становились причиной болезненного падения, после которого тяжело прийти в себя, вернуться к прежнем мыслям, работе, к тому, что раньше двигало вперёд. 
Таким сюрпризом однажды стала Урсула, встретившаяся колдуну в момент горячей юности, но так прочно вплелась в сознание, в вены, впиталась под кожу, что даже ощутив падение после того, как она от него отвернулась, все равно не может её отпустить, следуя по пятам, ища способы вернуть любой ценой, порой забывая о себе и собственной раздавленной гордости.
Нашёл неожиданно, но вместо того, чтобы схватить её, увести по доброй воле или силой, чувствует, как опутывает сетями страх спугнуть одним словом или жестом. Она снова убежит, если он даст малейший повод. Надо совсем не много - пару неосторожных слов.
Ротбарт ждёт её ответа, а сердце, до этого отбивающее чечетку, пропускало удары. И вдруг она улыбается, а сердце, кажется, в этот момент совсем остановилось. - Она не помнит, - осознание приходит неожиданно, хотя должно быть ожидаемо. Здесь никто не помнит своих прошлых жизней. Здесь они живут в одной плоскости, скучной, отвратительной, полной унижения и отсутствия какой-либо магии. Даже Урсула, его Урсула, которую он собирался сделать королевой, работает всего лишь официанткой.
Нойманн хмуро смотрит ей вслед, недовольный увиденным. Ещё больше хмурится, когда видит, какие взгляды бросают на неё другие мужчины, и ему хочется разнести этот чертов бар, забрать Урсулу и уйти отсюда раз и навсегда. Останавливает немногое: отсутствие магии и необходимость держать лицо, все-таки не последняя личность в городе. Хотя последний факт не сдержал бы, будь магия. Её отсутствие угнетало больше всего, но пока с этим фактом мирился и как-то приноровился жить вполне себе уютно, обходясь дарами этого мира.
Ротбарт нервно перебирает пальцами по столу в ожидании заказа, стараясь не сверлить взглядом путь до барной стойки, который проделала Урсула. Получалось плохо. Не хотел терять её из вида, опасаясь, что она снова сбежит, а потому собран и в любой момент готов сорваться с места и броситься за ней следом. Но бежать, кажется, она никуда не собиралась, бодро вышагивая, лавируя между столиками и клиентами, умудряясь не расплескать заказ колдуна и по пути что-то отвечать клиентам, не всегда с улыбкой. А кто-то, особо не сдержанный, тянул к ней руки. От такой картины Нойманн плотно стискивает челюсти, скрепя зубами, и прикрывает глаза, едва сдерживая рвущуюся наружу ревность. Кулаки тоже уже давно готовы к удару, но уже через пару мгновений разжимает ладони и открывает глаза, а во взгляде равнодушие ко всей неприятной ситуации. И снова все только для того, чтобы не напугать Урсулу. Хотя, пожалуй, не только поэтому. Не время для демонстрации ревности, но мысль о том, чтобы закрыть бар прочно засела в сознании.
Он мысленно отсчитывает несколько шагов до его столика, и перед ним опускается два бокала с заказанным напитком. Один колдун пододвигает к себе, а другой - к противоположному краю.
- Посиди со мной, - взгляд скользит по бейджику, и только потом Ротбарт заканчивает, - Ванесса, - словно не знает её имени. Для него уже привычно играть непомнящего, всего лишь один сказочный персонаж, попавший под проклятье.
Он не требует, он просит, однако, настойчивые нотки все равно проскальзывают в голосе, а взгляд буквально кричит о том, что отказа не примет. Заместителю мэра не отказывают. Кто-то боялся, а кто-то не имел права. У Урсулы на отказ прав не было, и так заставила бегать за собой очень долго, поэтому только согласие.
- Шеф не против, - подмигнул девушке колдун, улыбнувшись. Ему откровенно плевать, что скажет какая-то крыса. Если начнёт громко возмущаться, всегда можно найти десятки причин прикрыть это убогое заведение, а то и сотни, а лучше случайно сжечь, уничтожая место, в котором возлюбленная Ротбарта вынуждена кружить по помещению с подносом, терпеть на себе похотливые взгляды и плоские комплименты пьяных клиентов.

Ротбарт едва держал себя в руках, чтобы не подорваться с места и не накричать на Урсулу за то, что она его так откровенно боится. Невооружённым глазом видно, как дрожат её руки, а взгляд старательно отводит в сторону, лишь бы не смотреть на колдуна. А колдун не сводит с неё пристального взгляда, едва узнавая в этой испуганной девушке свою возлюбленную. Так её испортило проклятье или она так сильно боится Ротбарта?
Захотелось перехватить её руку и сжать, успокаивая. Это было бы правильно, но Ротбарт кривится, когда Ванесса отказывается выполнить его просьбу, оправдываясь штрафами за разговоры с клиентами. Хотелось зевнуть и одернуть, напомнив о том, кем является крыса Блэкторн и птичка более высокого полёта Ротбарт Нойманн. Не того она боится.
Обращать внимание на крысеныша выше достоинства колдуна, а потому даже на поворачивает головы в его сторону, продолжая смотреть на девушку пристально, теребя в руках салфетку, не обращая внимания на то, как она осыпается клочками на  стол.
- Шеф не против, - настойчиво повторяет он, игнорируя нелепое оправдание. Давно бы села и не тратила ничье время понапрасну.
Урсула всегда была говорлива. Говорила быстро, путалась, отвлекалась на мелочи, но Ротбарт никогда не корил её за это, он любил её слушать. Улыбался, когда она говорила глупости и влюблялся сильнее, все больше понимая, что никогда не сможет её отпустить. Он бы не отпустил, но одна маленькая ошибка, один просчёт, и она сбежала. Память никогда не даст об этом забыть, а потому второй ошибки не будет.
Маленький глоток из бокала, и терпеливо ждёт, что она все-таки сядет. Не реагирует, когда она называет его по имени, забывшись и посчитав это естественным, но выгибает бровь, когда она начинает оправдываться за свою оплошность. Такое количество оправданий с её стороны за какие-то пару минут утомили, а ведь все на самом деле гораздо проще, и только ей надо все усложнять.
Ротбарт начинает злиться. Он пытается не показывать злость, но его выдают подрагивающие крылья носа и глаза, чуть прищуренные, выражающие нетерпение, и как-то становится не важно, насколько сильно его боится Урсула.
- Сядь, - не выдержав, рявкнул колдун, когда терпение все-таки лопнуло, а остатки салфетки выпадают из ладони. Нойманн глубоко вздыхает, прикрывает глаза на мгновение, беря себя в руки. - Присядь, пожалуйста, - уже спокойнее произносит Ротбарт, однако, по-прежнему это мало походит на просьбу. - Если тебя беспокоит штраф, я оплачу его. Это тебя устроит? Устроит, - сам же отвечает на заданный вопрос, так и не собираясь мириться с отказом. - А теперь сядь на указанное место, выпей и расскажи о себе, Ванесса, - имя прозвучало после короткой заминки, а уголки губ изогнулись в насмешливой улыбке. Это имя приравнивало её к сотням простых американских девушек, носящих банальные имена и ведущих до невозможности скучную жизнь. Как же Урсула, ставшая морской богиней, могла опуститься до того, что стала одной из этих простушек? Пожалуй, оправданием может стать только проклятье. Если она действительно ничего не помнит, тогда он спасёт её от этой ужасной участи официантки в крысиной норе. А если помнит и сама выбрала такую жизнь? Что же ты с собой делаешь, Урсула? Ты достойна большего. Ему столько всего хочется сказать, но ещё больше хочется послушать. Он хочет услышать, чем она оправдает своё стремление прятаться от него, узнать о её жизни в Сторибруке и, наконец, услышать, что она была глупой, ничего не понимала, а теперь готова вернуться к нему. Это было то, чего так желал Ротбарт, но мечты не могли затмить жестокой реальности, а потому просто ждал хоть что-то, хоть каких-то действий от Урсулы, что поможет понять её.

Отредактировано Rothbart Neumann (05-01-2018 07:24:29)

Ротбарт ждал, когда Урсула выполнит его требование. Ему всегда приходится её ждать. Познакомившись с ней, он ждал встречи, потом, когда поймёт его и он сможет выпустить её из темницы, а затем её возвращения, которого так и не дождался. Она вынудила искать её долго и упорно, изматывая, играя его терпением, рискуя однажды не пережить встречу, потому что теперь проще убить, чем терпеть муку из-за того, что она отвергает его. И все же он ждёт, когда она сядет и начнёт говорить. Задерживает взгляд не губах, думая о том, изменился ли их вкус после того, как Урсула стала морской ведьмой. Стали ли они соленые? Наверное, да. А ещё она стала колючей, подобно морскому ежу. Жаль, что их не делают в этом баре, заказал бы для неё.
Беглянка не торопилась начинать свой рассказ, а Нойманн её не торопил. Ей не удалось спрятать страх, и в другом случае это бы потешило самолюбие колдуна, но Урсула не должна его бояться. Чем он её так напугал, что она бежит от него сломя голову, а при встрече едва не трясется от страха, лепечет, ищет пути к побегу,  и не хотя рассказывает о себе?
Ротбарту нравится смотреть на девушку, когда она говорит. Он просил историю, а не расплывчатые фразы о несбывшихся надеждах, но никак не выражает своего недовольства.
Но продолжение вышло более интересным. Все так же ничего конкретного, но лучше бы она нож в сердце вонзила, чем открыто произнесла то, о чем он не позволял себе думать. Он разочаровал её. Он не дал ей желаемое, разрушил её мечты, и сейчас она так спокойно об этом говорит.
Ротбарт нарочито медленно поднимает бокал и неторопливо отпивает. Все это было попыткой скрыть эмоции, вспыхнувшие от её слов, сохранить безразличие на лице, сдержаться от того, о чем после пожалеет. Но с разочарованием приходит и осознание того, что она помнит. Она все помнит и просто притворяется недалекой, боясь выдать себя.
Сердце колдуна забилось быстрее, но это единственное, что выдавало его волнение. Он контролировал себя, пока контролировал, и не покажет, что помнит, пока не узнает, что думает о нем Урсула. Впрочем, судя по началу, ничего хорошего. Она нашла способ задеть его даже спустя годы, и он проглотит это, чтобы не пугать её лишний раз.
- И что же было в его истинной сущности не так, что повлияло на ваши отношения?
Тяжело делать вид, что не имеешь отношения к этой истории, но Ротбарт справится. Он просто не будет шевелиться лишний раз, чтобы не выдать своё волнение, и будет пить виски под мягкий тембр голоса любимой ведьмочки, сбежавшей от него на дно морское. Пожалуй, она единственная женщина, сбежавшая от него так далеко. Даже смешно, и Ротбарт едва заметно усмехается своим мыслям, и вновь обращает взор на притихшую официантку.
- Так почему ты решила, что вторая его сущность истинная? Я все ещё жду историю, а не набор отдельных фраз. Заинтересуй меня, милая, - Ротбарт искривляет губы в недоброй ухмылочке, как бы не обещая ничего хорошего, если она не выполнит его просьбу, и делает акцент на последнем слове, помня, как любил так называть Урсулу. Это было так давно и в тоже время, находясь рядом с ней, годы, положенные на её поиск, растворились, словно она всегда была рядом. И однажды он вернет её, чего бы это не стоило.

Самое сложное – не сорваться. Дослушать до конца, с лёгкой ухмылкой на губах, наблюдая за излишне богатыми проявлениями эмоций, и ненавидеть за этот необоснованный страх, за попытку скрыть его, за выпитое одним глотком виски, за этот прямой взгляд, в котором сквозит уверенность. Она снова говорит то, что он уже знает. Она никогда его не понимала. Его методы никогда её не устраивали, а ведь сама не стала одной из этих принцесс-героинь, которые по первому зову бегут спасать невинных. В желании спастись от колдуна она думает только о себе, о своих желаниях. Так какое отличие между создателем лебединого озера и морской ведьмой?
Она говорит о пропасти и о прыжке вниз. В отличие от неё, Ротбарт боится пропасти, ему не хватит смелости спрыгнуть вниз следом за ней. Он так привык стремиться в высоту, что не опускает головы, не смотрит, что под ним, ему просто это неинтересно, и в эту высь он тянет её, но она почему-то продолжает упираться.
Между ними пропасть непонимания, которую нет ни малейшего понятия, как преодолеть. Уже не хочется даже пытаться, просто сдаться, сорваться, потому что не может принять её слова, сказанные так, будто она знает, кто перед ней, и именно ему они адресованы. Именно его она просит оставить её в покое, устав от его бесконечного преследования. А он не может. Он столько сделал для неё! И сколько ещё планирует делать! Он при всём желании не может забыть её, иначе бы уже давно это сделал. Он тоже устал от любви к ней, от бесконечной тоски по ней, а она не хочет понять, насколько сильна его любовь. Она топчет его, эгоистично выбирая покой, который он не может дать. Или может, просто она не хочет в это верить.
В глазах Урсулы плещется ненависть. Ротбарт выпивает остатки виски, не отводя от неё взгляда, и с шумом ставит бокал на стол. На мгновения опускает веки, сдерживая порыв придушить чёртову ведьму, чтобы раз и навсегда избавить себя от страданий, на которые она его обрекает. Намеренно мучает, словно испытывая садистское удовольствие от его мучений, и празднуя свою маленькую победу каждый раз, когда он срывается. Безжалостно втаптывает его в грязь, намереваясь уничтожить. Урсула, милая, зря теряешь время!
-  Хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? – звучит тихо, почти одними губами, но Урсула слышит. Лицо колдуна искажает злость, и он, больше не в силах держать себя в руках, ударяет ладонями по столу, а с губ скрывает крик, на который разве что ленивый не повернулся, но Ротбарт сжимает ладони в кулаки и подпирает руками голову. Он тяжело дышит. Его раздирает слишком много противоречивых чувств, что разумно было бы уйти, но он не может. Он не может оставить Урсулу, не поговорив с ней, но разговаривать спокойно не в силах. – Ты действительно этого хочешь? - ему уже всё равно, что он раскрыл себя. Это всё уже не имеет никакого значения, если она открыто заявляет, что он не нужен ей. Он опускает руки, грустно усмехается и отрицательно качает головой. – Я не могу. Урсула, я не могу оставить тебя. Дьявол, ты не понимаешь, о чём ты просишь! – голос срывается, а он смотрит на девушку без злости, но с болью. -  Если ты хочешь покоя, я дам тебе его, но рядом со мной. Мы начнём всё сначала, получим наше «долго и счастливо» как и хотели.  Я больше не разочарую тебя, - обещание даётся легко, потому что уверен, что так и будет. Он сдержит обещание и приведёт однажды свою любимую и себя к счастью, и пусть это будет не простой путь, если она будет рядом, будет легче. Ему не придётся искать её, отвлекаться от цели, жить с мыслью, что новое проклятье на город обрушится тогда, когда её не будет рядом.
И он терпеливо ждёт от неё ответа, протянув руку ладонью вверх. Всё, что ей надо, это вложить в его руку свою, и не обязательно что-то говорить. Ей можно вообще больше никогда и ничего не говорить, так даже будет проще, хотя бы больше не будет выводить из себя. И главное, чтобы больше не сбежала. Он больше не хочет бегать за ней, но знает, что не сможет остановиться. И как назло виски закончилось, а звать другую официантку не хочется.

Ротбарт боялся услышать "нет" в ответ на своё предложение. Он так долго искал её, он готов дать ей свободу, относительную, конечно, но ей будет достаточно. Не будет цепей, клеток, башен с единственным окошком, сквозь которое пробивается тусклый свет, освещая далеко не всё пространство. Её ждёт уютный дом, где она сможет быть хозяйкой, мягкая постель и отсутствие необходимости убегать и прятаться, словно ей грозит опасность, но это лишь в её сознании. Иллюзия, которая она создала для себя, чтобы удалиться от того, кого вдруг посчитала монстром. Это ошибка, милая, я не монстр! - хочет он сказать ей, но не произносит ни слова в ожидании томительного ответа.
Она мучает, когда можно было бы произнести одно короткое слово, но вместо этого она выбирает иной вариант.
Ротбарт меняется в лице. На нем отражается жесткость, непримиримость с отказом и нежелании отпускать. Не тогда, когда она все помнит, и они могут вместе переждать проклятье, чтобы потом проложить дорогу к своему "долго и счастливо". Они все сделают вместе, хочет она того или нет.
Урсула, кажется, верно считала мысли Ротбарта, соскочив с места и бросившись к выходу. Нойманн бросился за ней и обязательно догнал бы, если бы посетители не мешали, а кто-то намеренно перекрывал путь колдуну, задерживая его. Если бы только у него было магия, он без труда расчистил бы себе путь, но приходилось толкаться, едва не спотыкаясь в спешке, и всё-таки дверь закрывается раньше, чем он успевает схватить беглянку.   
Фигура Урсулы двигалась впереди достаточно быстро и проворно. Она убегала от преследователя, стремясь скрыться в темноте, среди деревьев, будто он не найдёт её. Ей не скрыться. Сколько раз он был рядом с ней! Сколько раз был близок к тому, чтобы схватить упрямую ведьму! Он чувствует её. Всегда чувствовал, и сейчас знал, что она где-то рядом. 
В парке он сбавляет шаг, прислушиваясь к каждому шороху. Где-то в стороне звучит звонкий смех, и Ротбарт дергается, подумав, что это Урсула, но тут же понимает, что ошибся. Она не станет так банально выдавать себя, да и смех не её. В этом он уверен абсолютно точно.
- Ну же, Урсула, хватит прятаться! Я ничего тебе не сделаю, ты же знаешь это, так к чему эти игры в прятки? Я же любил тебя. Я все делал для тебя, так почему ты не хочешь быть со мной? - Ротбарт начинает спокойно, но заканчивает криком в темноту. Он крутится, ищет, но непроглядная тьма окружает его повсюду, а сам парк словно замирает в ожидании чего-то. Слышится только шелест листвы, похожий на шепот. Такой отвлекающий, раздражающий шепот, на дающий услышать то, что действительно было важно колдуну.
- Ну давай, милая, выходи! Неужели ты не соскучилась? Неужели не устала прятаться? Или ты считаешь, что я недостоин тебя? Ответь мне, не молчи! - он останавливается и устремляет взгляд в темноту. Тяжело дышит от бега, от волнения, злости. Зачем она всё усложняет? Ни к чему это, но вот упрямая, но не может жить без своей излюбленной игры.
Вспышки на фонарных столбах ослепляют на мгновения, а затем Нойманн видит перед собой её. Жмется в кустах сирени, подумав, что они её укроют, но ничто не скроет её от Ротбарта. Он не отпустит её.
Делает шаг вперёд и хватает её за руку, вытаскивая на свет и удерживая крепко. Возможно, потом останутся следы, но ему все равно, он слишком зол, чтобы контролировать себя.
- Мы идём домой, - не оборачиваясь, бросает он через плечо и тянет девушку за собой. Нойманн игнорирует её попытки вырваться, лишь сильнее сдавливает запястье, грозя его просто переломить. Пожалуй, сейчас он был на это способен, как никогда, если Урсула не перестанет вырываться.

Упрямая Урсула! Строптивая, своевольная, глупая! Сколько ещё нелестных эпитетов мог подобрать к своей возлюбленной Ротбарт, но все они меркли, когда он видел её, когда она представала перед ним во всей красе, такая с виду нежная, хрупкая, испуганная собственными фантазиями, что продолжать злиться на неё становилось невозможно. Как можно сердиться, когда она прячется, сжавшись в комочек, в тени деревьев, в дали от света, где её никто не увидит. Никто, кроме него. Он всегда найдёт её, потому что иначе не может. Она нужна ему, как воздух и вода, а потому он всегда будет где-то у неё за спиной, идти по следу, пока она вновь не согласится быть рядом с ним, подарить ему возможность счастливого конца, поделенного на двоих. Неужели это так много, Урсула? Зачем сбегать и прятаться, когда все может быть намного проще, без лишних шагов, ведущих к вечному страху, тоске и одиночеству? Все может быть намного проще, если не противиться судьбе, не бороться с неизбежным, а пойти вслед за тем, кто никогда не отступит от своей цели. 
Урсула сопротивлялась так, будто в конце пути её ждала смерть. Вырывалась, упиралась, и о том, как это выглядит со стороны, Ротбарт даже думать не хотел. Вряд ли его способно было что-то остановить, он не отпустит руку ведьмочки, пока не приведёт её домой, туда, где ей самое место, а не в бесконечных бегах или на дне морском, куда у него было доступа. Как же его это всегда злило! Как он видел море за то, что оно прятало от него самое дорогое! Приходил на берег, и как бы глупо не было, разговаривал с ней, надеясь, что волны донесут его просьбу, но они всегда оставались безответны. Слышала ли она его хоть раз? Нет, конечно, нет! Она ведь пряталась, была глубоко, а море не способно говорить, оно способно лишь отнимать. Но всё это в прошлом, больше Ротбарт не отпустит Урсулу. Теперь она всегда будет рядом.
Нойманн едва не споткнулся, когда за спиной раздался голос Урсулы, внезапно смирившейся со своей участью. Всего два слова заставили его остановиться и повернуться к ней, но не отпускал руку, опасаясь её побега. Сегодня она уже пыталась это сделать, и кто знает, вдруг попытается ещё раз. Но пока не сбегала, а от следующих её слов лицо колдуна вытянулось от удивления. Всё это из заботы о нём? Опешивший, он даже не заметил, когда Урсула освободила свою руку, поражённый её словами. Неужели это правда? Хотелось в это поверить, но почему-то было сложно. И всё же не было похоже, что она лжёт, а потому можно попробовать. Он находит в себе силы поверить, во всяком случае пытается это сделать, улыбаясь мягко и нежно, проводя ладонью по щеке, едва касаясь, чувствуя под пальцами мягкую кожу. Сердце защемило. Он так долго ждал встречи с ней, столько сил приложил, чтобы найти её, а она пряталась в каком-то безумном желании уберечь его опасности. Наверное, это должно было порадовать, но мысль о том, сколько времени было потеряно напрасно, совсем не радовала. 
- Глупая моя девочка, неужели ты не понимаешь, что я никогда бы никому не позволил тебя обидеть? Ты сомневаешься, что я справлюсь с твоими врагами? Мне жаль, что ты настолько сильно меня недооцениваешь. Я разочарован, - уголки губ опускаются, улыбка тает, но глаза по-прежнему смотрят на Урсулу с нежностью. Он не злится, нет, для этого любить надо чуточку меньше, но он недоволен.
Он не пытается удержать, когда она на целый шаг, кажущийся Ротбарту пропастью, отходит от него. Так близко и так далеко одновременно, недоступная, всё ещё пытающаяся прожить жизнь без него.
- Милая моя, совсем скоро ты забудешь о своих врагах. Они останутся в прошлом, а мы сможем жить, ни о чём не беспокоясь. Я так этого хочу и, надеюсь, что того же хочешь и ты. Со мной тебе нечего бояться.
Ротбарт так хотел, чтобы Урсула наконец-то прислушалась к нему, и он не сводил с неё глаз, едва различая в слабом свете фонарей, ожидая услышать согласие с его доводами и смирение.