Эмили Браунинг
EXCALIBUR
Только твёрдо стоящий на ногах человек способен строить прочные воздушные замки.
♢ С К А З К А ♢ | ♢ В С Т О Р И Б Р У К Е ♢ |
однажды...
Когда на зелёных луговых травах начинается свадьба, а ягоды, что синее неба ночного, наливаются соком, на свет появляется новая жизнь, отмеченная магией. Среди зелени деревьев, на рассвете нового дня семья друидов, что жили далеко от людских деревень, пополнилась маленькой девочкой, которой суждено было стать кем-то большим, чем ведали тогда. Слепая пророчица изрекла «Лиадан», стоило раздастся первому детскому плачу. Так и появилось у ребёнка имя, ведь спорить с не дававшей имена детям незапамятных времён было невозможно.
Лиадан, что значит «серая леди», росла в британских лесах, далёкая от человеческих распрей и конфликтов. Её мирный народ выбирался в деревни для совета, суда или помощи, не неся в клан больше, чем следовало тому знать. Маленькой была девочка, но сильной: олени катали ребёнка на своих спинах, хищники скалили зубы на её врагов, ветра шептали свои колыбельные, а травы стелились мягким ложем под ногами. Не знала она тогда, укутанная в одеяло детских мечтаний и радостей, как слепая пророчица сообщает родителям судьбу их единственного чада. «Быть ей жрицей богини Дану, одинокой и могущественной, покуда душа её и тело серыми не станут, как имя, да не начнёт она сверкать при солнечных лучах, что первыми кожи коснулись в рассветный час. Ибо воля богов и судьбы такова и будет так». Не следуй опечаленные муж с женой пророчеству старицы, отвели бы судьбу тяжкую от дочери, да только не пристало перечить старшинам клана, отчего покорились они словам страшным, да загадочным и продолжали растить дитя своё, не зная, как мало лет им вместе отпущено. День ото дня становилась Лиадан краше, подобно распускающемуся цветку, их вплетала в длинные кудри, что цветом темнее были горного мёда. В глазах её тёмных плескалась магия, а душа была чище младенческих слёз. Могущество жрицы Дану росло день ото дня: учили её травы и ягоды целебные превращать в отвары и настойки, с камнями, ветрами, да деревьями речи вести; в небесах парили за неё зоркие орлы, по лесам бегали волки, да лани, а под водой плескалась она с молчаливыми рыбами. В белых одеждах спускалась Лиадан в деревни, к людям, но не заговаривала ни с кем, ни с кем не была дружна. Боялись родители за светлую душу дочери, оттого запрещено было той заговаривать с людом, чьи мысли своевольны были, да корыстны, а после и вовсе запретили с другими друидами посещать деревни, да дома, отдавая на обучение.
Танцевала девушку в хороводах с жрицами богини, заклинаниям и обрядам их обучалась, посвящалась в великие таинства. Нарекли Лиадан жрицей в шестнадцатый год жизни, с тех самых пор не могла стать девушкой невестою, да женой, до смерти своей поклоняться богине и дары подносить во славу ей и почёт. Не грустит девушка, сердце которой не знало настоящей любви, слаще и туманней родительской в сотни раз. Бежит она от людей, остерегается их шагов, подобно лесному зверьку прячется средь кустов, камней иль деревьев.
Минует двадцать четвёртый год жизни темнокудрой Лиадан, близится уготованный судьбой час. У старого озера, имя которого давно ушло из людской памяти, желая напиться, встречает дева собственную смерть, что руку тонкую тянет из водной глади. На дно тянет девушку великая Озёрная Владычица, не ведомы ей ни жалость, ни страх. Слабеет Лиадан в руках её сильных, покинуть стремится хрупкое тело душа. Но не дадут ей покоя, нет, у озера Вателин выплывет морское божество, свяжет душу накрепко с только что выкованным мечом. «Меч этот станет телом твоим, душу сохранит и силой наделит. Будешь ты в нём служить Артуру – королю Британскому. Связаны будут жизни Ваши и судьбы, пока не исполнит он долг. Лишь тогда будешь ты свободна и получишь утраченную жизнь», – говорила она, покуда душа сопротивляющаяся погружалась в искусной работы лезвие, серое и сверкающее в последних закатных лучах. Загорелось имя светлой души на его лезвие и потухло навек, будто не было никогда на свете жительницы бескрайних лесов. Не ведают фейри жалости, совести. Чистую душу, под стать королевской душе, выбрали они для великого меча, магическую душу, что силой наполнит закалённую сталь. Не знала девушка Артура, не ведала ничего о правителе их земель, но стала слугой его, безмолвной и верной. Из года в год меч был ей тюрьмой, гордо носившей имя Экскалибур. Множество врагов сверг король им, множество битв выиграл. Каждый день при дворе был тот меч, множество разговоров услышал, множество вещей увидел. Лишь сказать ну хоть слово, хоть звук – ничего не мог. Много раз молилась девушка о прекращении собственной участи, благородной была та иль нет. Но боги глухи были к этим мольбам и с годами смирилась Лиадан, безмолвным свидетелем чужой жизни стала, с каждым днём всё больше понимая, сколь важен для Британии король. Он был благороден и честен, в окружении верных (и не слишком) придворных, верша судьбы собственного народа давно позабывший о себе. Его жизнь, неразрывно связанная с её, текла своим чередом, пока предательство супруги, столь очевидное для всех, кроме Артура, заставило правителя Британии покинуть королевство. Конец был близок, земля будто сама шептала об этом, заставляя готовиться к последнему часу. Он настал на поле Каммлана, в смертельной схватке между Артуром и Мордредом, но победителей там не было. С горечью видя конец человека, который может и не был ей королём, но был важен, что-то дрогнуло на мгновения в давно похолодевшей девичьей душе, а потом, много позже, Озёрная Дева получила назад свой дар. Только не стала девушка собой. Легенды не спешат уточнить, что на острове Авалон, среди чудесных яблонь, где росли золотые плоды забвения, исцеляется Артур от ран своих, дремлет, в ожидании дня великой нужды, когда воспрянет он ото сна для спасения Англии, держа в руках легендарный меч. Обманутая, покинутая, душа меча коротала вековой сон вместе со своим королём, покуда судьба не распорядилась иначе, отправляя отжившие своё мифы слишком далеко от родных берегов.
но заклятье перенесло меня в сторибрук...
Секунды в новом для себя мире помнятся смутно, покрытые туманом долгого сна. Стальной плен полыхнул белым светом, что ярче звёзд и луны, да треснул, слишком тесный для той, кто прежде так долго жил в нём. Извилистые трещины, сверкающие, сродни ударам молний, к которым подносишь руки в надежде и они, вдруг, становятся ощутимее, чем раньше. Лёгкость сменяется недоумением от сиреневого тумана, пробивающегося сквозь свет, и наступает время очередного проклятия. Но в этот раз гораздо лучшего, чем предыдущее.
Элизабет Грей знают все. Способная выбраться из маленького городка в мир огромных возможностей, с детства скользящая по ледяной глади так легко и воздушно, как порхают по театральным сценам мягкоступные балерины. Простые служащие, признающие серый цвет как данность фамилии и собственного гардероба, её родители были счастливы за ребёнка, столь талантливого, что даже тренер признавал её успехи. Множество раз семейство затягивало пояса потуже, дабы купить новый наряд или починить коньки девчушке и порой деньги возвращались в виде побед на соревнованиях, признававших денежные призы, но чаще, много чаще комнату заполняли грамоты, медали, кубки. Ничего не стоящие материально, но важные более всех богатств мира. Её воспитывали доброй, смелой, честной, не стремились отнять беззаботное детство, но всё же не стремящиеся скрыть всю тяжесть взрослого мира. Лиззи поняла слишком рано, дошла собственным детским умом, что их семья нуждается в гораздо больших вещах, чем получает, однако, никогда не жаловалась на судьбу. Обласканная родительской любовью, познавшая тяжесть труда, злобы, конкуренции и зависти, она всю жизнь стремилась к чему-то большему, нежели деньги и слава, нет, их Грей привыкла считать производными самой важной вещи на свете – свободы. Ей хотелось свободы, ветра в волосах, возможности умчаться за горизонт, забирая с собой семью и никогда больше не позволять им чувствовать себя обделёнными, измотанными, неважными. И однажды, в том не было сомнений, упрямая девчушка достигла бы подобной мечты, если бы не одно событие. Один случай, изменивший целую жизнь.
Возвращаясь домой после городского соревнования, способного открыть множество дорог, семья попадает в аварию. Каким-то чудом уцелев на заднем сидении, Лиз ещё долго будет перебирать воспоминания, фотографии с места аварии и понимать, что другим словом подобное не назвать. Передняя часть автомобиля была изуродована до неузнаваемости, родители скончались на месте о ноги Элизабет… её ноги. Страховка, чек за соревнования, выплаченные средства от виновника аварии – все эти деньги, до последнего цента ушло на возможность поставить девушку на ноги. Она смогла. Через боль, отчаяние, слёзы, мольбы, горе, но стала на ноги. Тренер вызвался быть формальным опекуном шестнадцатилетней девушки, пусть и не находясь всё время рядом, этим он помог Грей сохранить дом. Как только движения перестали отдаваться острой болью и коллегия врачей дала добро, девушка устроилась на свою первую работу, проводя на ней всё свободное от школы время. Она работала часто и много, старалась учиться. В колледж поступила чудом, по стипендии. Её постоянной работой, с учётом полученного образования, стал сторибрукский банк, президент которого был хорошим другом отца и взял мало что умеющую девицу в помощь секретарше президента. Через пол года он скончался, оставив пост главы своему сыну – Артуру. Через несколько месяцев, освоившаяся, Элизабет заменила начальницу и с тех самых пор является секретарём президента банка. Честная, прямолинейная, но всё же добрая и смешливая, она нравится окружающим, стоит только привыкнуть к подобным замашкам, умеет работать и понимает своего начальника как никто другой.
Как только проклятье падёт, вечное спокойствие сольётся с ворчливостью и накопленным негодованием, долгие годы спрятанном в мече. Она перестанет молчать, мириться с жизнью, которую не выбирала. При собственном мнении, с характером стальным и непреклонным, подобно металлу, в котором таилась, она останется столь же преданной королю, как и раньше. Ценящая благородства, не терпящая обмана и предательства, она будет подарком и ночным кошмаром, совестью и вечно кричащим рядом голосом. И всё же, меч или человек, она никогда не покинет своего короля. Ведь они навеки связаны узами, что порой прочнее времени – магией.
и дало способности...
Прошлое никуда не делось и хоть Лиадан освободилась от давнего плена, она по-прежнему может превращаться в меч. Подобное случается по желанию девушки, но, существуют тонкости. Экскалибур – великий меч, обладающий силой разрезать всё, что попадётся на его пути, умертвить вновь однажды убиенного и уничтожить всех, кого, казалось, нельзя уничтожить. Тёмная магия отражается от его сверкающего лезвия, а чудесные ножны обладали способностью исцелять. Рассыпавшиеся за века в пыль, отдали они свои чудесные силы мечу. Вся его сила подвластна лишь людям благородным, со светлой душой и добрыми помыслами; у руках коварных и злых это будет простой меч. Заставить девушку стать мечом можно лишь сказав на древнем языке «Экскалибур, я призываю тебя сражаться» («Excalibur, mi vokas sur vi por batali»), а работать в полную силу, лишь произнеся имя его души – Лиадан. Его может поведать знающий или свет полной луны, что коснётся рукояти, на мгновения открывая невидимый текст. Подобная сила, вызванная против воли, опасна и способна разрушить меч с заключённой в нём душой. Становясь девушкой, Элизабет перенимает способности своей тюрьмы: силы её огромны, невозможны для человека её веса и роста, а мановение руки залечивает раны (вернуть к жизни или возвратить конечности девушка не способна, но вот срастить, если отрублена плоть недавно, попробовать может). И все друидические ритуалы, коим обучена была она в своё время, по-прежнему имеют силу.
♢ П Р О Б Н Ы Й П О С Т ♢
Смерть шагает по миру неторопливо, едва касаясь ногами зелёной травы. Коса её поблёскивает при свете солнца, а чернота плаща кажется бездонной, напоминая нескончаемую тьму, что дала начало всему сущему. Умирать так легко, если задуматься. В какой-то момент выдохнуть в последний раз, закрывая глаза, а дальше тебя ожидает бескрайний простор, тьма или свет, боги, демоны, ангелы, а может вечный покой среди серых камней или бурных морей. Все люди верят в собственную смерть, верят в грань, что перешагнут и знаю, каждый по-своему, что может ждать на том конце пути. Всё будет разным, данным каждому свыше, вплоть до последней картинки, что запечатлеет взор.
Её последней картинкой было голубое озеро, на поверхности которого золотились солнечные отблески, делавшие воду похожей на расплавленное золото. Кто мог представить, будто чья-то рука вдруг нарушит спокойствие водной глади, затянет под воду жрицу богини Дану, а после продолжит плыть, куда-то всё ниже и ниже, сжимая до боли нежное плечико пикта. Её губы были сомкнуты так плотно, дабы не позволить спасительному воздуху покинуть уже полыхающие лёгкие. Нестерпимо хочется дышать. Вдыхать и вдыхать живительный воздух, но под водой, холодной и всеобъемлющей, не сделать и маленького вздоха. Поначалу разум отчаянно ищет выход, тело старается сопротивляться, бороться. Однако потом, опускаясь всё ниже, понимая, что выбраться не позволит никто и ничто, начинаешь думать о другом. Сердце колотится быстрее церемониального бубна, что горы тревожит боем своим, при лунном свете, когда вершатся великие обряды; горят, полыхают готовые лопнуть лёгкие, горят сильнее церемониальных костров, вздымающих язычки пламени свои к небесам. И ничего уже не сделать. Борьба сменяется принятием собственной участи, секундами раздумий и наконец, понимая, что выхода нет, прекращаешь бороться, покоряясь жестокости судьбы. Вода сменяет вереницу пузырьков, вырывающихся из горла, спеша наверх, к свободе, которую серой леди никогда более не познать. Она запомнила эти пузырьки, закрывая собственные глаза. Ещё несколько секунд сердце отчаянно билось, пока, не остановилось окончательно. А затем Лиадан открыла глаза...
Больше не было озера и воды, не было холода и тепла, дуновения ветра и солнечного жара. Сердце не билось, лёгкие не требовали кислорода. Над головой сверкал свет, яркий и чистый, и хотелось лететь, лишь лететь ему навстречу. Но до него не дотянуться, что-то странное тянет вниз, прижимает к ненужной земле. Взор опуская ниже, видит девушка меч, чистый и красивый, куда более красивый чем те, что имели рыцари, проходящие по дорогам. И тянулись к нему серебристые нити, устремлённые вверх, к ткани её собственного платья, неожиданно ставшего лёгким, полупрозрачным. Собственные руки с удивление оглядывая, девушка и их видит серебристыми, полупрозрачными, через которое видится ей туманный взор женщины, что нити к оружию привязывала, а после подняла взор на неё, на ту, кого видеть не могла.
— Туда нет тебе пути. Отныне и впредь жить ты будешь здесь, — мановением руки указав на меч, продолжила та свою работу. — Твоя душа, магическая и чистая, послужит душой этому мечу, что будет служить Артуру — королю Камелота. Служить ему...
— Я не знаю короля Артура, — перебивая властную речь говорит девушка. — Кто ты такая?
— Каждый даёт свои имена. На востоке зовут меня Нимуэ, крестьяне окрестили Владычицей, а благородные рыцари величают Девой. Но лишь в одном они правы, — рукой сматывая серебро нитей чужой души, так легко, словно нитки для прялки, тянет она Лиадан вниз, дабы стать с ней единого роста. — Я владею всеми Озёрами. И если такова была моя воля, то душа твоя навеки связана будет с Артуром, а его с твоей. И будете вы неразделимы, покуда не выполнит он собственный долг. После ты будешь свобода и сможешь вернуться к жизни.
— Отпусти меня сейчас. Твоей волею и твоими кознями я попала на озёрное дно, но не тебе поклоняюсь я и воздаю молитву. Не хочу я быть связанной с тем, кого не знаю и видеть чужую смерть от жестоких его рук.
— Артур самый благородный из королей. Его растил Мерлин, — подобные слова чуть поумерили пыл души, отчего, довольная, продолжила Дева. — Только в руках благородных героев сможешь ты быть сильной. Но помни, что стоит сказать им Excalibur, mi vokas sur vi por batali и произнести имя твоё, как сила проявится против воли меча и подобное может разрушить тебя, стереть с лика этого мира. Береги своё имя, храни и таи. Как оно звучит?
— Лиадан, — тихо шепчет душа и тяжко вздыхает. — Так быть не должно.
— Воля твоя не имеет здесь силы и веса. Отныне ты, Лиадан, душой станешь великого меча. Да будет он зваться Экскалибуром и служить верой и правдой своему королю, — лучи её магии пронзили дух жрицы, срывая последний крик. Исчезла душа, проникла в меч, осветившийся серебром букв, проступивших на эфесе. Вновь зажглись потухшие факелы на стенах авалонской крепости. Всё видела Лиадан, смотря через сталь меча будто через прозрачную воду, всё слышала. И шептали тихо девичьи губы слова грустные, горькие, умоляющие, да только отныне не слышать их было никому. Бессловесным мечом сделала Нимуэ некогда живую девушку и не жалела о том ни мгновения. Даже ей был не слышен тот плач, что звучал в плену прочного металла. И небеса забыли про него.
Отредактировано Elizabeth Gray (10-03-2018 18:12:13)