Нина даже немного сморщилась от слов Виктора. Как юная воспитанная леди она знала, что, прежде чем требовать имя, нужно представиться самостоятельно. Это, как минимум, вежливо, а ещё является знаком доброй воли. Ей показалось, что госпожа мэр не та женщина, которая сходу легко и просто выдаст все карты, а попытки подловить её (а Нине на мгновение показалось, что Виктор совершил именно такую попытку!) только вызовут гнев и недовольство.
«Как же она всё же похожа на Готель», — подумала девушка, разглядывая, несомненно, эффектную для своего возраста и, возможно, даже красивую, но не молодую и не добрую женщину. Может, у них с возрастом просыпается что-то такое то ли в гормонах, то ли в генах, что не позволяет относиться к окружающим без высокомерия и чувства, что им все обязаны.
Нина отругала себя за такие мысли. В конце концов, она совсем не знала госпожу мэр и не могла судить по нескольким словам и взглядом о том, что госпожа мэр представляет собой, как человек. Возможно, она даже была права насчёт их непрофессионализма и её застенчивости, но не может же Нина сказать, что смущают её только вечно недовольные тётеньки в возрасте! Это грубо! И она сама довольно груба, потому что тоже не представилась. Нина так привыкла к тому, что все её знают, что не учла вероятность того, что это совершенно необязательно.
— Здесь меня зовут Антонина Райт, но родилась я Рапунцель. Моя сказка о девочке с длинными волосами, которая жила в высокой башне, — произнесла Нина, выдавив из себя доброжелательную улыбку. Она могла бы рассказать ещё кое-что про Рапунцель и её волшебные волосы, но матушка Готель вбила в неё простую истину — знать об этом незнакомым людям не стоит. Про себя Нина добавляла поправку: «Кроме тех, кому ты доверяешь». Мисс Миллс, похожей на матушку Готель, Нина не доверяла.
— Довольно сложно сходу объяснить, что я хочу видеть и как я это вижу. К тому же, я понимаю, что моё видение несколько отличается от того, что видит Виктор, — она с извиняющейся улыбкой обернулась к своему другу. К человеку, который действительно казался ей другом, который мог помочь, но который привёл её сюда, к этой женщине, убеждающей, что они всё делают неправильно и все их действия бесполезны.
«Я знала, что так будет», — подумала Нина и тут же прогнала эту мысль.
— Я не думаю, что списки — это решение. Я понимаю, что далеко не каждый захочет раскрывать своё имя и многим нужна полная конфиденциальность. Со своей стороны, я это гарантирую. Мне лично неважно, чем вы занимались до того, как попали в Сторибрук. Мне просто хочется помочь тем, кто потерял родных и близких. Зная имена, это сделать гораздо легче, но необязательно концентрироваться только на именах, — с каждым новом словом речь Нины звучала всё твёрже и уверенней. Так всегда с ней бывало. Она чувствовала неудобство от того, что спорила с Готель, но всё равно продолжала спорить. Если разобраться, от того, что она будет грустить и тушеваться толку никакого не будет, это понятно, а отпор будил в Нине боевую часть характера.
— Да, вы правы, на всех кексов не напечёшь и нужен индивидуальный подход. Одной мне справиться с такой задачей будет нелегко. Понадобится очень много времени. Но, с другой стороны, кто знает, сколько у нас времени? — Нина не стала озвучивать, что они живут в Сторибруке двадцать восемь лет без очевидных признаков старения или взросления. Возможно, прежде чем все они смогут вернуться, пройдёт столько же лет или даже больше! Конечно, можно поддаться панике, можно молчать и бояться, но Нина не видела в таком поведении решения.
— К тому же надо понимать, что я не ставлю целью скорейшим образом устроить перекличку. Для этого, разумеется, одной меня или даже меня и Виктора очень мало. Мисс Миллс, я не пытаюсь изменить весь мир. Но помощь хотя бы одному, хотя бы одна встреча, которая иначе может не случиться, для меня будет достаточно.