Нина открыла дверь, и колокольчик натужно звякнул, оповещая хозяина о новом посетителе. Она прошла в тёмную, мрачную, но вполне уютную и даже завораживающую атмосферу антикварной лавки. Со всех сторон раздавалась тиканье на разный лад, на стенах висели самые обычные вроде бы пейзажи, старые даже на вид тяжелые велосипеды, причудливые заварники и предметы, о назначении которых Нина даже не догадывалась. Солнечный блик пробился с улицы и отразился в золотистом предмете, лежащем за витринным стеклом. Нина наклонилась, чтобы рассмотреть его, но тут услышала посторонний звук, живой звук, говорящий о присутствии человека.
Она вскинула голову, глянула вглубь лавки и улыбнулась. Нина не припоминала, чтобы раньше заходила сюда. Точнее, она припоминала, как в школьные годы вместе с подружками из класса на спор забегала в лавку, беспрерывно хихикая и переговариваясь, а потом убегая от непременно вежливого, но жуткого хозяина. Но эти воспоминания были ложными, а вот мистер Голд — вполне настоящим героем её прошлых реальных юных дней.
— Здравствуйте, мистер Золотце, — Нина подошла к столу и поставила на него бумажный пакет. Из пакета доносился запах выпечки и шоколада. Разграниченные простыми бумажными перегородками там стояли небольшие чёрные от шоколада капкейки с белой шапкой из взбитых сливок.
Нина вообще неплохо готовила. Никогда не беспокоилась красотой блюда, предпочитая ему простоту, качество и вкус, но готовила неплохо. В особенности, выпечку. Для хозяина антикварной лавки, известного всем как мистер Голда, она постаралась в особенности, по той простой незамысловатой причине, что помимо Готель и Юджина, мистер Голд был единственным, кого Рапунцель знала до проклятья.
— Мистер Волшебник звучало не очень и не совсем характерно, а Румпель не ложился на язык, и я называла вас про себя мистер Золотце, — пояснила Нина, убирая прядку волос за ухо и с любопытством рассматривая совсем уже не золотого Румпеля. На её скромный взгляд, похожий на золотую ящерку, он был интересней, но Нина понимала, что далеко не каждый человек разделит её мнение. Далеко не каждый человек может хорошо относиться к тому, кто выглядит хоть как-то необычно, а к мистеру Голду в городе относились почему-то не очень хорошо, даже несмотря на то, что выглядел он самым заурядным образом. Именно этот вывод сделала Нина из подслушанного краем уха разговора и тишины, которая возникла после того, как она сказала, что хочет пойти в лавку и ознакомить Голда с идеей о переписи населения.
Как это водилось у Нины, раз её идею посчитали неудачной, она не стала разбираться с мотивами, что-то доказывать или выяснять, а просто решила пойти самой. Напуганные люди часто ведут себя неадекватным образом и напрашиваются на агрессию. Нина, придумывая свою идею, распространяя её по городу, обращаясь к разным жителям, не хотела агрессии. Она считала, что перепись должна быть абсолютно добровольной и направленный на одну цель: найти родных и близких.
— Это вам, — она кивнула на пакет и пододвинула его ближе к мистеру Голду. — Гостинец. Вам будет сейчас удобно переговорить? Дело в том, что мне в голову пришла одна чудесная мысль и я хотела бы ей поделиться.

Будь Нина менее простодушна или более мнительна, она бы могла услышать в словах Румпеля укор. В конце концов, её действительно редко можно было увидеть в антикварной лавке во время действия проклятья, а после подойти сюда даже для того, чтобы просто поздороваться, девушке не пришло в голову. Новые открывшиеся перед ней факты, люди, которых она знала давно и которые оказались вовсе не людьми, работа и общественная деятельность — всё это немало отвлекало её от прошлого, о котором Нина не хотела лишний раз думать.
И всё же Румпель был одним из немногих, кого Рапунцель знала раньше, и встретить его здесь было для неё приятным сюрпризом.
— Я отвлекла вас, — заметила Нина из вежливости, но без капли сожаления. Если она что-то вынесла за то время, пока жила в Сторибруке, так это то, что не стоит принимать за людей решение, навязываешься ты или нет. В случае, если им с тобой действительно неприятно или неохота разговаривать, они скажут. И, на самом деле, в части подобных случаев, есть вероятность, что тебя отталкивают по каким-то третьим неизвестным причинам.
Тот факт, что Румпель убрал свою работу, для Нины означал, что он готов уделить ей немного времени. То, как он это сделал, вызвало у неё короткий восторг, и она даже похлопала в ладоши. С тех пор, как она видела Румпеля в своей башне, ей не приходилось наблюдать за маленькими чудесами. Она много слышала о чудесах, но видеть их ей не прошлось.
Впролчем, тот факт, что все они находятся здесь, в Сторибруке — это, определённо, большое и настоящее чудо. Может быть, не очень хорошее, но всё же чудо. И, с точки зрения Рапунцель, её положение в жизни намного улучшилось: она больше не сидела запертой в башни и могла общаться с любым жителем города, стоило ей только этого захотеть. Для Рапунцель этого было так много, что она даже не задумывалась, насколько угнетающей может быть жизнь в Сторибруке для тех, кто не жил в одном месте всю жизнь, кто не был привязан к одному месту и одному единственному человеку.
— Вы всё-таки волшебник, — Нина поставила стул ближе и присела. — Может быть, вы хотели бы выпить чаю? Капкейки свежие. Возможно, ещё даже горячие. Я только их приготовила. И хотя современная литература полагает вредным есть свежую выпечку, я уверена, что нет ничего вкуснее.
Она не навязывалась на чаепитие, но ей было уютней разговаривать с человеком, которого она менее явно отвлекает от дел. Который, к примеру, ест. Видит Бог, Румпелю совсем не повредит пара кексов. Может быть, он волшебник, но выглядит довольно недокормленным, а у Нины, похоже, было остро развита потребность сделать всех, если и не абсолютно счастливыми, то хотя бы сытыми.
— Довольно забавная ситуация, не так ли? — спросила Нина. — Я имею в виду то, что творится в городе. Здесь чудесным образом собрались волшебные существа из разных стран и даже миров. Нас раскидало по семьям, по новым необычным отношениям и многие не знают, где их близкие и чем они занимаются. Я хочу помочь им, — она прямо смотрела на Румпеля. — Я организовала своего рода перепись населения, где каждый может оставить имя, по которому его могут найти или имя того, кого ищет. 

— О, можно и кофе! — легко согласилась Нина. Она почти одинаково любила и чай, и кофе, но, по её личному убеждению, у кофе было определённое время и настроение. Для Нины это утренние часы (то есть, с учётом сдвинутого графика, прямо сейчас!) и короткие приятельские посиделки. Чай же располагал к долгим и глубоким беседам. С Голдом она собиралась поговорить, если и не долго, то, как минимум, достаточно глубоко, поскольку вопрос её имел личный характер.
Впрочем, она не считала, что все должны думать так же, как она и иметь такие же привычки по отношению к чаю! Но слова об исключении, на которое Румпель (мистер Золотце) был готов пойти, доставили ей удовольствие. Ещё более довольным и уже слегка раскрасневшимся её лицо стало, когда мистер Золотце сказал, что помнит кексы, которыми она угощала его тогда, давным-давно, в высокой-высокой башне.
Девушка сама припомнила ту самую первую и, если вдуматься, единственную их сознательную встречу. Румпель представился заблудившимся путником, путешественником, продавцом диковинок и волшебников. Самое забавное, что он почти ни в чём не соврал. Нина с немного лукавым видом оглядела помещение: было видно, что диковинок у него действительно хватало и он только что продемонстрировал, что волшебник, а насчёт путешественника... Что ж последнее время все они заперты в одном месте, из которого не могут выбраться.
— Я тоже помню! — со смешком объявила девушка. — Вы показали мне перо чудесной говорящей птицы, скорлупку Дюймовочки и маленькие сапожки... Я была так рада! У меня ведь не было ни друзей, ни знакомых. Всё моё общество составляло несколько книг и матушка Готель, а она не особо любила поговорить. Мне было приятно с вами познакомиться.
Нина нисколько не лукавила и совсем не задумывалась о том, зачем Румпель пришёл к ней. Паскаль после долго бурчал, что ничего хорошего из этой встречи не выйдет, что Румпель заявился не просто так, что ему было что-то нужно, и он это получил. Даже если так, как полагала Нина, для неё эта встреча не кончилась ничем плохим. Она приятно провела время, пообщалась с удивительным человеком и узнала довольно много нового. Если даже Румпель что-то приобрёл с этой встречи, на ней это не отразилось негативным образом, и потому Нина считала, что всё честно.
Она осторожно вынула из бумажного пакета и расставила парочку кексов на подготовленные тарелочки. На закрывшуюся дверь Нина не обратила никакого внимания. Вполне логично, что человек хочет попить чай без того, чтобы на пороге вдруг появился посетитель и что-то от него потребовал. Хотя, судя по тому, что Нина краем уха слышала, вряд ли кто-то что-либо требует у мистера Золотце.
— Вот как? — Нина подняла на Румпеля взгляд зелёных глаз. Известно, что у детей, которые пережили насилие, развита эмпатия. Нина не переживала насилие в полном смысле этого слова, но была похищена, жила в изоляции и выросла довольно наблюдательной. Она услышала поправку Румпеля «здесь» и «Сторибрук», и про себя сделала вывод, что где-то кто-то видимо всё-таки был.
— Вы уверены? — спросила Нина. — Виктор говорил, что здесь может оказаться Паскаль. Помните, моего ручного хамелеона? Я прожила восемнадцать лет в башне, но даже у меня есть кто-то кого бы я хотела видеть. По крайней мере, если этот "кто-то" здесь. Неужели у вас нет никого, с кем хотелось бы встретиться?

Нина отличалась непревзойдённой наивностью, но всё же абсолютной дурой не была. Как правило, она ловко игнорировала намёки, пока ей прямо не высказывали в лицо то, что думают. Частично, корни такого поведения росли из детства, где Готель всегда была ей недовольна, но как-то пыталась это сдерживать. Если Рапунцель реагировала на её тон, вздохи или недовольное выражение лица, Готель злилась, потому что «её делают плохой», и девочка привыкла ждать более явного сигнала.
Но здесь, чтобы понять подтекст, не приходилось делать усилий и строить домыслы. Её поставили на место, подтвердив все те невнятные слухи, которые она слышала. Нину удивляло, что мистера Голда боялись и считали неудачной мысль, заявиться к нему в лавку и поговорить. Однако причудливое и сказочное «Тёмный» для Рапунцель, прожившей в изоляции, не говорило почти ничего. Оно дарило ассоциации с каким-то злом, в её, молодёжном представлении, откормленном на массмедия, то ли в вампирском, то ли в оборотническом обличии. Злом, которое было не просто сильным или всепоглощающем, но и заразным.
Эта мысль позабавила Нину и она старательно подавила улыбку, решив, что «Тёмному» такая реакция не понравится. Наверное, ей полагалось испугаться.
— Какой ответ вы хотите услышать? — спросила Нина самым серьёзным тоном. — Никто или кто угодно? Из ваших слов следует, что ответ должен быть очевидным, но это не так. Каждый человек сам для себя решает, что важно, каждый делает выбор и, наверняка, найдутся те, кого испугает одно только слово. Но, по-моему, если человек тебе дорог, всё остальное уходит на задний план, если человек дорог, то хочется хотя бы знать, что с ним всё хорошо, — она действительно так думала, но была согласна с тем, что лезет не в своё дело. Учитывая задачу, которую Нина на себя взвалила, она будет делать это раз за разом и, наверняка, на неё будут злиться.
Откровенно говоря, перспектива вызвать у кого-то гнев и недовольство, печалила Нину. Она была доброй и светлой девочкой, которая всем желала добра и света. Даже для Готель, похитившей её у родителей, в сердце Нины находилось тепло.
Ей неприятна была мысль, что она доставляет неудобства, но мистер Золотце сам спрашивал, а потому она отвечала.
— Я не настаиваю, — одобряюще улыбнулась Нина. — Я думаю, что каждый сам отвечает на себя и свои желания. Я предложила свою помощь, вы совсем не обязаны принимать её или принимать участие в моей затее. Извините, если была навязчива, — она опустила взгляд и отдала должное кексу своего приготовления. Вышло действительно неплохо. Нина очень старалась и сейчас, кромсая чёрное от шоколада угощение, она думала об его ироничности.
— Я пою в баре «Кроличья Нора», — сообщила Нина, только сейчас осознав, что детские таланты пригодились ей. — Долгое время я жила с тётушкой Готель, но потом взбунтовалась, съехала на квартирку, нашла работу... По-моему, всё не так плохо. Здесь у меня много друзей и знакомых, и есть с кем поговорить, помимо ящерицы, — она попыталась пошутить, но воспоминание о Паскале принесло немного грусти. Хамелеон был её добрым и долгое время единственным другом. Если его перенесло в этот мир, она хотела бы верить, что он в хороших руках.
Про магию Нина знала очень мало. Её не удивило то, что Румпель способен творить волшебство, как не удивляло то, что двадцать восемь лет никаких чудес не было, но для Нины это было естественным. Они все находились в мире техники и машин, с выдуманными воспоминаниями и вряд ли должны были как-то чудить. Сейчас же, когда память о сказочном прошлом вернулась, не было ничего удивительного в том, что вернулись и таланты.
По крайней мере, именно так думала девушка. Если Румпель пытался узнать через неё, что думают остальные, то сильно ошибся. Нина мало прислушивалась к слухам, полагая правильным строить свои суждения, а сама о жизни знала очень немного и потому часто ошибалась.
— Хотя меня изначально похитили из-за волшебных волос, возвращающих молодость, магия в моей жизни играла очень маленькую роль. Даже если она вернулась, волос у меня уже нет, — Нина пожала плечами и растерянно коснулась светлой пряди. Она красила собственные волосы, превращаясь из шатенки в блондинку, но память вернула ей образ длинных золотистых волос. Иногда Нина даже словно бы чувствовала их тяжесть, которая вовсе не мешала ей двигаться. Наверное, Нина даже скучала по ним, но не так чтобы очень-очень сильно.
— Я рада, что кексы вам понравились, — если в детстве у неё возникали какие-то сомнения, то теперь она охотно верила, что готовила хорошо. — Если хотите, я могу как-нибудь занести вам ещё. Мне не трудно. Нет никакого смысла в том, чтобы уметь готовить, если это всё равно никто не ест, а если я сама буду поглощать свою выпечку, то скоро превращусь в булочку, — Нина потешно сморщила нос, показывая, что шутит.
— А почему вы ходите с тростью? — спросила она. — Просто раньше вы не пользовались тростью и не хромали, а сейчас, если нога у вас болит или доставляет неудобства, что мешает её вылечить?

Однажды, когда матушка Готель вернула её в башню, когда они ссорились, Рапунцель вспомнила узор на обоях в родительской спальне и игрушки, которые весели над её колыбелькой. Это было похоже на вспышку золотого света, после которой всё — фонарики в день её рождения, пропавшая принцесса, матушка, которая никогда не проявляла достаточно теплоты, — встало на свои места. Рапунцель поняла, что её не только похитили у семьи, не только лишили, вполне вероятно, любящих родителей, но и использовали, как какую-то микстуру. Они прожили бы в башне десятки лет — нестареющая Готель и Рапунцель. Жили и жили вечно, связанные странными отношениями и силой волос.
Эти воспоминания определённо многое перевернули в её жизни. Многое перевернул в её жизни Юджин, встреча с которым открыла ей дверь в другой настоящий мир за пределами башни. Ради его благополучия, Рапунцель была готова остаться с Готель.
— Вероятно, были, но вряд ли такие, как у вас. По крайней мере, они не оставляли никакого физического ущерба, — произнесла Нина со спокойной улыбкой. Она была рада, что нога не доставляет неудобств и что трость — всего лишь дань привычки. Ей приятно это слышать. Тем более, что, раз магия вернулась, вероятно, у них в городе найдутся те, кто могут вылечить ногу, руку, какую-то другую травму.
«Вероятно, нам можно отойти от представлений об обычной медицине», — подумала девушка. До сих пор эта мысль не приходила ей в голову. Вероятно, до сих пор она далеко не до конца осознавала масштабы проклятья, масштабы города, масштаба ситуации, в которой все они оказались.
— Моей репутации ничего не грозит, — произнесла Нина с коротким смешком. Она легко могла представить большое количество девушек в их небольшом городке, которых можно было заподозрить в недобром помысле. Её, скорее всего, за простодушие и наивность заподозрят разве что в глупости. Причём, в глупости неизлечимой. Если она зачастит в лавку, вполне вероятно, часть её добрых друзей взволнуются о судьбе глупышки и начнут проявлять реальное беспокойство, но вряд ли кто-то решит, что она хочет чего-то плохого.
— Боюсь, если это и может кому-то навредить, то не мне, — задумчиво проговорила Нина. — Как бы не появился спасатель моей души или кто-то вроде. Надо будет об этом подумать.
Думать у Нины получалось не очень хорошо. Дело даже в отсутствии должной сообразительности! Нина замечательно думала в режиме здесь и сейчас, и умудрялась в такие моменты принимать вполне правильные решения, но длительный расчёт давался ей с большим трудом. Она могла предположить, что кто-то захочет её «спасти», но не представляла, как этого избежать или как нужно поступить в данных обстоятельствах. Отказаться от кексов? Но ведь она уже предложила, и её предложение приняли!
— Вы же понимаете, что можете сказать мне, если я чересчур навязчива? — спросила Нина, когда в её мыслях скользнуло подозрение. — Я не всегда хорошо чувствую границу. Может, дело в воспитании, может, ещё в чём-то, но это так. В большинстве своём, я даю собеседнику право самому решать, насколько я могу зайти.

Нина беспечно пожала плечами и улыбнулась словам Голда, как хорошей шутке.
— Вы не искали со мной встречи и не пытались что-то от меня получить. По крайней мере, сейчас, — она самую малость нахмурилась, допуская мысль, что что-то подобное всё же произошло в прошлом. Это замечательно объясняло и внезапную встречу с Румпелем, и его поспешное желание уйти. Однако, даже если там что-то и было, Нина прожила ещё годы в башне, не чувствуя никаких последствий кроме хороших воспоминаний. В Сторибруке тоже не происходило ничего плохого, с чем Нина могла бы связать мистера Голда, даже пытаясь привлечь паранойю.
— Но кто-то может так подумать, — она кивнула и решила выбирать безлюдное время для таких встреч. В самих встречах Нина всё же не видела ничего плохого. Ей приятно было поговорить с кем-то знакомым лицо. И её печалило, что к её знакомцу относятся предвзято. Возможно, что именно из-за этой предвзятости она чувствовала потребность проявить внимание. Даже если оно нисколько не нужно Золотцу и даже если оно навязчиво.
Именно поэтому Нина немного смутилась от вопроса Румпеля. Она нисколько не сомневалась в его способности отвадить навязчивое внимание. Более того, чем дольше она сидела в подсобке лавки, попивая магически поданный чай с кексами, тем сильнее утверждалась в мысли, что, как минимум, часть слухов была создана исключительно для личного покоя мистера Голда. В конце концов, если ты кто-то злой и страшный, мало кто захочет иметь с тобой дело.
Нина вспомнила, как по каналу нэшнл географик показывали крокодилов. Эта большая и на вид медлительная рептилия, развивала огромную скорость не только в воде, но и на суше, а сила её мощный челюстей позволяла утащить в воду даже взрослую антилопу или зебру. Крокодилы не боялись никого и все для них были добычей. Даже детёныши слонов и львы. Но время от времени, согреваясь на солнышке, они открывала свои устрашающие челюсти и позволяли небольшим птичкам чистить зубы от остатков мяса.
Если Голд действительно был таким страшным крокодилом, каким представлялся жителям города, Рапунцель не видела ничего плохого в том, чтобы время от времени играть роль этой маленькой птички. По крайней мере, с учётом того, что такая игра приятна обоим.
— Буду иметь в виду, — произнесла она. И покачала головой. В действительности, ей ничего не было нужно от мистера Голда, а раз уж она сама никак не может ему помочь, то, вероятно, можно считать, что их встреча окончена. — Спасибо, что уделили мне время, Румпель, — Рапунцель поднялась, поправила юбочку и, попрощавшись, пошла к двери. Дверь, которая защелкнулась незадолго после того, как они устроились пить чай, внезапно снова оказалась открыта. Нина посчитала это добрым знаком.