ONCE UPON A TIME ❖ BALLAD OF SHADOWS |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » ONCE UPON A TIME ❖ BALLAD OF SHADOWS » ИНВЕНТАРЬ ХРАНИТЕЛЕЙ СНОВ [СТОРИБРУК] » [29.04.2012] Время для искупления
|
|
Искупление лишь одно — кровью. Здесь и сейчас.
ВРЕМЯ ДЛЯ ИСКУПЛЕНИЯ
♢ П Е Р С О Н А Ж И ♢ | ♢ М Е С Т О И В Р Е М Я ♢ |
Нил скрывается в отеле от своих преследователей, и совершенно не ожидает, что ищут его не только враги, но и отец вместе с Хелен. Судьба не зря сводит их всех вместе в нужном месте в нужный час.
Настало время искупления?
Отредактировано Helen Foster (05-02-2019 21:44:32)
— Да, — кратко ответил Нил, не считая необходимым расписывать минутный разговор с охраной. Это было последнее, что он сказал – незачем было говорить. Странная ведьма Медея обладала не менее странным талантом облекать в приемлемую форму то, что рвалось из Нила злобной грубостью, поэтому он мог себе позволить молчать и сосредоточиться на все еще далеко не пустынной дороге впереди. Да и стоило ли вмешиваться в то, что творилось — творилось-творилось, только слепой бы не увидел — между этими двумя? Участие мрачного и чужого, что бы ни говорил Румпельштильцхен, человека там совершенно не к месту. А если что-то понадобится — он здесь. Не то чтобы он был кристально чист душой и не испытал легкую, как говорят "белую", зависть: он-то отца теперь едва ли знает, а с ученицей Румпельштильцхен вот так близок. Нил с негодованием нахмурился, коря себя за мимолетное недостойное чувство. Нашел время завидовать.
Так Нил молчал и рулил, рулил и молчал, пока не осознал, что глаза его сами собой закрываются, а машину вот-вот поведет в сторону. Вздрогнув и мгновенно очнувшись, он немного сбавил скорость и заозирался по сторонам удивленным взглядом. Нил, всегда такой осторожный Нил, вообще никогда не доходил до того, чтобы засыпать за рулем, но последствия последних дней давали о себе знать: он вот уже несколько суток нормально не спал и никак не мог вспомнить, когда в последний раз ел. Всё, что поддерживало в нем относительную бодрость — сигареты и страх. Но теперь этого, видимо, было мало. Нил вспомнил запах кофе, к которому уже успел попривыкнуть.
— Хелен? Хелен, — окликнул он. — Кофе не найдется? Я засыпаю.
Последняя фраза, на удивление для него самого, прозвучала виновато и даже жалобно. Больше всего Нил боялся не выполнить миссию, возложенную на него самой судьбой и чертовой магией, связавшей ведьме руки. После всего вот так вот опоздать — Нил сглотнул, не желая даже думать об этом — из-за собственной непозволительной слабости и неосмотрительности нельзя. Ни за что. Он планировал как-нибудь, как угодно, продержаться до волшебного города в трезвом рассудке, а потом хоть трава не расти.
Конечно, Наставник сопротивлялся её предложению. Хелен понимала, что этому было множество причин, но всё равно сердце замирало от вероятности, что между ними прочная стена, которую ничем не разрушить. Искупление. Прощение. Но кому, как не Медее знать, что есть то, что невозможно простить самой себе? И тот злосчастный побег стал одним из таких неподъёмных камней в душе, от которого никогда не избавиться. Она будет помнить, хотя в очередной раз по её поведению можно было сделать вывод об обратном. Хэл была готова нарушить собственное решение и сказать, что чувствует его боль и можно не притворяться, раз уж он просто не хочет этого сделать, как Румпельштильцхен после её просьбы всё-таки перестал изображать будто пуля его просто задела, а не прочно засела в груди, обещая смерть, если ничего у них не получится, и устроился у неё на коленях. Хэл только порадовалась, что он прикрыл глаза и не видел, как некое смятение отразилось на её бледном лице, стоило ей услышать этот почти знакомый из прошлого смешок.
- Учту вне всяких сомнений, - заверила она его, приподняв уголки губ в улыбке. С секундным замешательством, но её руки сами потянулись поправить плащ Бэя, и к его волосам, лёгким жестом убирая длинные пряди со лба, глаз, чтобы не мешали. - Только не теряйте сознания, если что, говорите. Они покидали Нью-Йорк на своей машине, Наставник лежал на её коленях, будто просто устал и дал возможность вести любимую машину любимому сыну. Если бы не боль внутри и багряное пятно крови на груди Голда, то можно было бы представить, что это была просто приятная поездка в большой город. Если бы. Вот только страх и нетерпение никуда не делись, воспоминания прошлого и последних дней переплетались тугим потоком, а непрошенные мысли о том, что многое из сегодняшнего дня она не должна была говорить и делать нашли самое лучшее время, чтобы попытаться полностью завладеть головой Хелен. Она лишь спустя время заметила, что под тяжестью этих мыслей не только привычно прислушивается к дыханию Наставника, несмотря на шум машины, но и мягко перебирает его волосы, едва касаясь холодными пальцами его лица. Смущение. На короткий миг Хелен замерла, но тут же отринула это чувство. Поздно. Да и будет ли у неё ещё другая возможность к нему так нагло прикоснуться? С пересечением черты к Хелен и Голду в полной мере вернутся Медея и Румпельштильцхен вместе со своим ворохом неразрешимых проблем и препятствий. Вернётся всё, но это такая мелочь по сравнению с тем, что её Наставник будет жить! Она вновь слабо улыбается, внимательным взглядом скользя по его лицу, будто давно не видела и успела соскучиться. Впрочем, так и было. То время, что они провели вместе в Сторибруке ничто по сравнению с временем разлуки. Как бесконечно долго я пыталась к тебе вернуться. От опасных мыслей её отвлек оклик Бэя. Хелен подняла на него взгляд, снова вспоминая, в какой ситуации находится, хотя неровно бьющееся сердце и не давало забыть. Кофе. Засыпаю. Его голос дрожью скользнул по телу - слишком всё сложно и непредсказуемо. Фантазия живо нарисовала их скоростной влёт в дерево, как апогей всех стараний и излишне мрачно подумала, что это не самый плохой исход - разом и всем, тогда никому не придётся жить с тяжестью смерти близкого человека, но тут же одёрнула себя. Никто. Не. Умрёт!
Она вспомнила, что перед самым Нью-Йорком, последний раз сверяясь с картой, она покупала два стакана кофе, один из которых точно был не тронут. Когда они пересаживались в машину недавно, пакет с этим кофе и остатками перекуса Хелен хотела выкинуть, но вместо этого поставила на снятую куртку между собой и дверью.
- Это нормально, ты же не железный. Есть кофе, но он не один час находится в машине, может быть, лучше остановиться и купить свежий и побольше? - Хелен нахмурилась, аккуратно, чтобы не шелохнуть ногами и не причинить лишней боли Наставнику, она с трудом, но вытащила стакан с кофе и отдала Нилу. - Пробуй, но лучше сразу выкини. Если ты не сможешь вести машину без кофе, лучше потратить несколько минут на его покупку, чем не доехать совсем. Она постаралась, что в её голосе не прозвучало ни злости, ни осуждения, ни страха, лишь констатация очевидного факта. Да, все надежды были на этого мальчика. Несправедливо тяжёлая ноша, которую ни она, ни Румпельштильцхен не могли бы облегчить. - Разговоры в дороге не самое безопасное занятие, как утверждают некоторые вероятно умные люди, но хороший способ отвлечься от сонного плена, - усмехнулась Хэл, посмотрев на Нила в зеркало. Она задумала слишком рисковое дело, на которое неизвестно как отреагирует Наставник, но она не видела другого пути. - Молчание не изменит всей ситуации, в которую мы попали. Сделать вид, что всё прекрасно не получится, беспрестанно делиться страхом и тревогами, которых полно у каждого, обсуждать вероятные исходы нашего путешествия бессмысленно, - открыто озвучила она то, что витало в воздухе, но каждый был якобы занят своими мыслями. - Хелен и Нил уже познакомились, но вот Медея и Бэлфайр ничего особо друг о друге не знают. Я не прошу тебя рассказывать мне прошлое, от которого ты бежишь, это личное и больное, я даю тебе возможность удовлетворить своё любопытство обо мне, если оно есть. Чем не способ удержать тебя подальше ото сна? Большего я сделать не смогу. Бэй. Хэл позволила эгоистичным мыслям вытеснить никуда не девшуюся тревогу о его самочувствии и планах, а ведь надо ещё доехать до Сторибрука, но там же и вернутся прошлые обиды. Это она слишком хорошо понимала - ужасной ценой, но им удалось выиграть бой, но не войну по восстановлению отношений отца и сына. Хэл успокаивающе коснулась руки Румпельштильцхена, хотя на самом деле таким образом пыталась успокоить себя - откровенность прошлого не была для неё лёгкой темой так же, как и для Нила, но ради того, чтобы эмоции и выискивание вопроса, который он хотел бы ей задать, разбудили его и позволили добраться до Сторибрука, это самое малое, что Медея могла сделать.
Отредактировано Helen Foster (29-07-2018 01:30:19)
Если бы не застрявшая в груди пуля, которой не хватило всего ничего, чтобы добраться до сердца, Голд, наверное, ощутил бы желание заснуть. Он ведь лежал так удобно – неожиданно удобно – головой на коленях Хелен, и в какой-то момент она стала перебирать его волосы. Щекочущее, но совсем не то ощущение, которое показалось бы неприятным, да так, что Голду захотелось бы отстраниться. Нет. Он был бы не против заснуть и, иногда просыпаясь, чувствовать её рядом. Её. Хелен? Или всё же Медею?
Пока, к счастью, он мог не размышлять обо всём этом. Его усталый мозг был способен лишь откликаться на звуки и движения извне, но никак не перерабатывать информацию, делая далеко идущие выводы. Голд очень хотел бы засыпать и просыпаться лишь для того, чтобы почувствовать чью-то заботу – но не мог. Он слабым голосом пробормотал, что уж сознание терять точно не намерен, но не был уверен, что Хелен его услышала. А потом донёсся голос сына...
Что бы ни случилось, Голд чувствовал себя ещё более виноватым перед Бэем, чем прежде. Если бы он реагировал получше, тот мерзавец не успел бы выстрелить, а получил бы пулю сам, и остальные его сообщники, перепуганные, скорее всего ретировались бы. Тогда тоже пришлось бы поторопиться, чтобы уехать в Сторибрук раньше, чем появится полиция, вызванная какими-нибудь бдительными горожанами, но всё было бы иначе. Бэю не пришлось бы гнать машину на пределе сил, страшиться за отца, панически думать, что не успеет – мало ли что может произойти?
И Хелен. Румпельштильцхен никогда не желал ей зла, даже когда она исчезла – всё, чего он хотел, это чтобы она больше не появлялась в его жизни и не бередила одну из старых, еле заживших ран. Но нет, Медея вернулась, горя желанием эту рану исцелить, и Румпельштильцхен не знал, что ему сказать и что делать – а Голд, с его привычным хладнокровием, повернул всё в сторону поисков сына, отложив неразрешённые вопросы на потом. Толку было что-то решать, пока открытым оставался самый главный вопрос в жизни Румпельштильцхена?
А теперь и Хелен подверглась риску. И всё из-за него. Он ощущал себя какой-то раковой опухолью и болезненно поморщился, изо всех сил желая, чтобы поскорее это мучительное путешествие закончилось.
Голд напряжённо вслушивался в голос Хелен, старавшейся сделать как лучше – но самому Голду казалось, что подобные разговоры могут не привести к чему-то хорошему. Он помнил порывистость и бескомпромиссность Бэя, и что-то внутри позволяло считать, что эти качества никуда не делись. Как и упрямство – упорство, может быть, но, так или иначе… Голд поймал взгляд Хелен и постарался передать глазами, как мог – будь осторожнее.
Нил не глядя взял кофе, отхлебнул и даже не поморщился. Эта растворимая, невероятно горькая и невыносимо холодная гадость была все же не худшим из того, что он пил, а сейчас и вовсе показалась безвредно-безвкусной. Прекращать гонку со временем ему пока совсем не хотелось, хотя Нил и предполагал, что один-два раза остановиться все же придется. За десять часов дороги всякое может случиться. Необязательно все те ужасы, которые неотступно лезли ему в голову и заставляли стискивать руль до боли, лишь бы прогнать их.
— Не доедем — долетим, — невесело пошутил Нил, выдавив из себя нечто, отдаленно напоминающее бодрую улыбку. Он и правда ехал с такой скоростью, словно вот-вот кончится взлетная полоса, и злополучный "кадиллак" взмоет в ясное небо, сияя на солнце. Как раз разбиться, а ведьма явно намекала на это, он боялся меньше, чем притормозить, и, вероятно, это было глупо. Его оправдывало только то, что, сонный или нет, но Нил все же не вчера сел за руль, и если он станет совсем плох — остановится и прогуляется, покурит, успокоится. Ухнуть в кювет после всего произошедшего — слишком простая смерть.
Меж тем Хелен — или, вернее, Медея — предлагала разллекаться выпытыванием ее прошлого. Темного и кровавого, причем чаще ее собственными стараниями, в чем Нил — или, вернее, Бэй? — ни капли не сомневался. Кто-то более-менее мирный или нежный душой, чем настоящая ведьма в плохом смысле слова, вряд ли бы задержался рядом с Темным магом надолго. Пару мгновений Нил порывался спросить, какой у Медеи любимый вид пытки, но, конечно, не стал. Он нервничал, они все нервничали, но это же не повод подначивать друг друга. Может, стоит попробовать хоть немного друг друга понять? Обычно в отношении магии Нил был категоричен. Магия — зло. Однако у него было достаточно времени для размышлений, достаточно приключений по ту сторону закона, чтобы понять: даже со злом можно найти если не общий язык, то его подобие. А для этого нужно хоть немного разобраться в сути.
— Обычно ведьмами рождаются, верно? — уточнил Нил, но почти сразу продолжил: — Как ты поняла, что ты — ведьма?
Прошлое. Вот уж кому-кому, но не Медее о нём заикаться, конечно. Разве не она две недели своей жизни пустила под откос из-за воспоминаний? Тяжёлые, сумасшедшие недели, пока в её жизни вновь не появился Наставник, заставив взять себя в руки. Снова собой дал ей цель в жизни, напомнил, как дышать, а самое главное - зачем вообще. Медея с трудом понимала почему люди мечтают занять место королей и королев, править целыми странами, когда ей, по сути, нужен был всего один человек. Только как поздно она это поняла. Когда воплотила в жизнь мечту многих - стала править целой страной, убеждаясь, насколько это бессмысленно и скучно. Когда она одна. Даже, когда рядом был Бармаглот, она чувствовала, знала, что огромной части её сердца с ней нет, потому что ураган разорвал его на части, оставляя одну из них в Зачарованном лесу. С ним. Именно это чувствовала Хелен Фостер, просто не могла понять причину этой зияющей дыры в душе. И Медея вспоминает, как и с кем Хелен пыталась заполнить эту пустоту. Даже понятия не имея, кто Голд на самом деле, она льнула к нему, не осознавая, что он на самом деле и есть её спасение. Перед глазами в мгновение ока пронеслись воспоминания той поистине безумной недели, пока она шила костюмы. Поведение, слова Хелен, которые у Медеи язык бы не повернулся сказать своему Наставнику!
Кажется, не будь она сейчас в таком состоянии, когда под самым сердцем горела боль, то непременно бы покраснела от смущения. Хотя сколько всего она, слава всем существующим богам, ему тогда не сказала. Но вспоминать чем это всё закончилось явно не стоило. Особенно сейчас, когда голова Голда приятной тяжестью ощущалась на коленях. Было бы страшно представить, как они могли бы сейчас смотреть друг другу в глаза, получись у них что-то тогда. Вот только должна ли Медея радоваться, что Хелен Фостер не вызвала у Голда никаких чувств? С чужой внешностью, с неподобающим поведением... Или даже не пытаться обманываться, что это был другой человек? Медея привычно тряхнула головой, отгоняя непрошенные, колючие мысли глупых выводов, что так или иначе, но он ушёл от неё, предпочёл не связываться. Даже не зная, кто она. Словно интуитивно. Лишь бы подальше. И снова вернулась к своему побегу, который навсегда перечеркнул всё, что у неё было. Никогда не будет, как прежде. Если бы сейчас вообще было возможно стать ещё ближе, придвинуться, то она непременно это сделала, чтобы хоть на мгновение перестать чувствовать это ледяное дуновение прошлых ошибок, которые разделяли её и Наставника. Но сейчас никак нельзя быть такой эгоисткой! Голду слишком плохо, чтобы она смела думать о собственных желаниях, вот только прекратить его касаться было выше её сил. Медея прислушивалась к боли Наставника внутри себя, к его дыханию, и понимала, что он жив, он с ней рядом. Некогда верная ученица пропустила слишком много моментов, когда могла ему помочь, стать хоть мимолётной, призрачной, но опорой. Теперь она не собиралась ничего упускать. Даже малейший всплеск боли.
Предложить откровения Бэлфайру - сомнительная идея, это Медея отчасти, но понимала. Это даже если не брать в расчёт, какое ему вообще дело до какой-то совершенно посторонней ведьмы? Помогла сохранить жизнь отцу и всё, спасибо, до свидания. Хелен была уверена, что услышит что-то подобное сразу, как только Румпельштильцхену ничего не будет угрожать. Ровно в том нереальном случае, если Бэй не решит сбежать. А ведь решит же, как только увидит, что к отцу вернулась магия. Но глядя на этого сильного мальчика, который выжил в этом страшном мире и держится изо всех сил, спасая отца, Медея чувствовала тень восхищения и неуместной с её стороны гордости. Он - боец, это самое главное. Столкнувшись с тревожным взглядом Голда до того, как прозвучал вопрос Бэя, Медея улыбнулась Наставнику уголками губ, хотя её взгляд был сосредоточенным и серьёзным.
- Вы - моё спасение. Всегда, - одними губами прошептала она в ответ на невысказанное предупреждение, хотя Нил при всём желании не услышал бы их, скажи она и громче - автомобиль вот-вот готов был на самом деле взлететь, но Медея даже не думала делать Бэю замечание или останавливать. В этой ситуации он знает лучше. Хелен мимолётно коснулась подушечками пальцев щеки Голда, а затем сосредоточилась на вопросе Бэлфайра.
- Во всём бывают исключения, но чаще всего - да, хотя бы с искрой силы нужно родиться, - без какой-либо гордости или даже зачатков высокомерия ответила Хэл, вновь скользнув пальцами в волосы Голда, неспешно, ласково перебирая пряди - успокаивающе и безмерно близко, о чём она и больше полувека назад даже мечтать не могла. Думать о том, что в её собственном отношении к Наставнику что-то действительно изменилось, было совершенно не вовремя, поэтому мысли предсказуемо перетекли к тому времени, о котором спрашивал Бэй. К самому началу. Вот уж действительно потрясающе будет сказать, что едва ли не первым её проявлением магии стало убийство. Ненароком, бессознательно, а от этого особенно страшно - значит, убийство в самой натуре, в глубине души. Но нет, Медея не считала себя тёмной ведьмой от рождения! Будь у неё хотя бы настоящие друзья, поддержка матери, или искренне любящий супруг, то возможно, её пути с Тёмным никогда бы и не пересеклись. Цена их встречи - непомерна, но... сейчас, Медея снова бы пережила всё это, чтобы оказаться у того обрыва и произнести имя того, кто полностью изменил её жизнь.
- Первыми поняли другие, - сказала Хэл, усмехнувшись тому, как неправильно прозвучала эта фраза для Бэя - он наверняка представил, как она не контролируя себя насылала проклятья на всех, кто проходил рядом или косо на неё посмотрел. Это правильная реакция нормального человека, коим Медея не была. - Нет, я не сжигала дома тех, кто сказал мне дурное слово, - это я делала потом, мысленно добавила она, - или не с той стороны перешёл мне дорогу. Ты должен знать, что такое слухи, Бэлфайр, и на что они способны, - голос изменился, она не скрывала, что именно в этом была её некогда боль. - Я долгое время смеялась над теми, кто их распускал. Ну какая ведьма из тощей рыжей девчонки-швеи, у которой разве что шило в одном месте едва успокоилось, да и то время от времени кололо, отправляя её в лес вместе с мальчишками? Ты так же знаешь, что многим всегда легче спихнуть вину за свои проблемы на других. Так ко мне стало липнуть всё, что ранее происходило и до моего рождения - урожай пропадал, мужья начинали пить, умирали короли, болели люди. Только теперь во всём была виновата я. Лишь на восемнадцатый день рождения, одна старуха на удачу уговорила купить два кулона, - Хэл с лёгкой улыбкой покосилась на Наставника, вспомнив, как именно то, что он забрал у неё один из кулонов, помогло ей идти дальше. - Только надев один, я поняла, что действительно что-то могу, но явно не то, что мне приписывают, только что-то менять было уже поздно.
Отредактировано Helen Foster (06-08-2018 23:08:59)
За время, пока ведьма говорила, Нил успел сделать массу вещей: нервно погладить руль, отыскать в куртке зажигалку, изловчиться и закурить, пуская клубы ничуть не ароматного дыма в окно, поглядеть во все зеркала по очереди и прикусить язык в надежде не выпустить наружу ту злобную недоверчивую иронию, что постоянно из него рвалась. Слова Хелен звучали правдиво и, вероятно, были правдивы на самом деле, Нил это понимал, но не то чувствовал некоторую недосказанность, не то просто не мог избавиться от закостенелой подозрительности. Он решил, что очень зря спросил про магию, этот рассказ явно потревожил не только его непрошенные эмоции. Как бы искомое понимание не вышло им всем боком. Зато спать Нилу пока не хотелось.
— А... — начал Нил, но продолжать не стал, только опустил поднятый на отражение ведьмы взгляд. "А что было потом?" — неужели он действительно хотел услышать ответ на этот вопрос? Нил знал себя, ту неистовость, с которой он мог спорить до пены у рта, обвинять, допытываться и добиваться чего-то своего. Знал, что стоит разговору свернуть на опасную тему, вроде того, как просто-ведьма-Медея стала темной, и временному примирению с волшебством придет конец. Он вообще немало удивлялся тому, как долго, вопреки обыкновению, не обвиняет силы спутников во всех смертных грехах. Хелен довольно точно описала мысли, возникающие в его голове при слове "магия". Проклятия, хаос, смерть и много, очень много страданий. — Понятно.
Краткий разговор оставил после себя послевкусие, схожее с остывшим кофе, к которому Нил так больше и не притронулся. Но образовавшееся тут же молчание стало благодатной почвой для отступившего было страха, и он грозился вырасти до нестерпимого; каждый раз, когда Нил бросал мимолетный взгляд на часы, ему хотелось осыпать и время, и дорогу, и судьбу грязными ругательствами, или просто взвыть.
— Это, наверное, очень нескромный вопрос, но... — начал Нил, не скрывая неловкое любопытство. Они все уже взрослые люди, не должны падать в обмороки от обсуждения личных вопросов. Он еще пару мгновений посомневался, не оборвать ли себя на полуслове во второй раз, но крайне внимательно уставился вперед и продолжил: — Как давно вы вместе? Нет, я, конечно, не осуждаю. Это не мое дело, в принципе, мне просто, эээ... Интересно. Интересно, как всё стало...
Последние фразы бесстрашный Нил Кэссиди уже пробурчал, причем довольно тихо. Потянул же черт за язык в попытке избавиться от одной нервотрепки заговорить о другой. Но ему на самом деле было интересно. А когда-то давно — страшно и заранее обидно от того, что Румпельштильцхен мог обрести семью и забыть его, Бэя, как что-то прошлое и ненужное, ведь это значило бы, что его забыли совсем все, и он вообще будто бы не существует. Повзрослев, Нил, конечно, принял этот вариант как удачный, самый счастливый и удобный для всех исход. Но не сложилось, и сейчас ему в голову пришла жуткая мысль: а что, если Хелен или отца, или их вместе, где-то там, в Сторибруке, дожидается сын или дочь, или несколько детей?! В одиночестве, не зная, какой опасности подверглись родители из-за незнакомого им мужчины. Эта быстрая и странная фантазия заставила его на миг оцепенеть, но он тут же пришел в себя и прислушался к ответу.
Хелен была готова к сопротивлению, нескрываемой иронии, мол, да, конечно, строишь тут из себя жертву, и так же сваливаешь на других свою вину, что стала тёмной. Где-то в глубине души она действительно искала в своём прошлом оправдание тому, кем стала, и надеялась на понимание Бэя. Будто от этого зависело не только её будущее, но и его отношения с отцом. Но разум полностью осознавал, что невозможно нормальному человеку понять и принять всю правду, что у неё накопилась за эти долгие десятилетия, да и найти оправдание не получится. Убивала, мучила, хотела чужой боли, использовала, манипулировала, превращала, пугала. Весь перечень типичной тёмной ведьмы, несмотря на обратные заверения во время той их первой встречи в лесу. Это сейчас она не стремилась рушить жизни, пачкать руки в крови или пепле чужого сердца. Но только потому, что тот, кто ей был нужен - сейчас рядом, его голова уютно лежит на её коленях, и Хэл не было никакого дела ни до одной судьбы, кроме двух мужчин, которые находились в машине. Правда это не значило, что можно начинать заверять Бэлфайра, что и она сама, и Тёмный, кардинально изменились и ничего подобного никогда не повторится. Медея отлично знала, что при необходимости или прикажи Румпельштильцхен что-то сколь угодно тёмное и мерзкое, она сделает. Только он не прикажет.
Возникнувшее молчание после невысказанного Бэем вопроса, который наверняка так или иначе касался всего того зла, что Хэл натворила, у неё было время вновь вернуться по цепочке начала к концу - своему исчезновению. Эта роковая ошибка сейчас ощущалась особенно остро, и Хэл не могла избавиться от неё. Медея была вором, который крадёт минуты близости и помощи, на которые не имела права после своего предательства. Так должна вести себя верная ученица, которой Наставник доверил самое дорогое - сына, но никак не Медея. Она вновь посмотрела на Голда, на свои пальцы в его волосах, когда едва касалась головы массирующими движениями, словно это могло снизить его боль или хотя бы от неё отвлечься. И в этот момент прозвучал новый вопрос Нила. О, нет. Этот вопрос точно был от Бэлфайра, и Хелен замерла в ту же секунду, медленно осознавая его смысл. Нескромный. Вместе. Не осуждаю. Сердце пропустило удар. Бэй затронул тему, о которой Медея пыталась не думать с того самого момента, когда вспомнила абсолютно всё. Лучше магия, убийства и обвинения во всех смертных грехах, чем обсуждение этого! Только она сама дала ему шанс поинтересоваться всем, что ему только интересно. А после всего, что он увидел, разве сын не должен был задуматься, что у его отца совершенно другая жизнь, и вполне себе возможно - семья? Медея не сказала бы точно почему, но её подобное вероятное предположение возмутило. Румпельштильцхен столько сил и времени положил, чтобы его найти, так неужели он смог бы забыть или попутно поискам начать жизнь с чистого листа?
- Ты не так понял, - её голос на мгновение осип, но Хелен быстро постаралась вернуть прежний спокойный тон, несмотря на то, как сердце забилось быстрее. - Твой отец спас мне жизнь более полувека назад, когда после предательства мужа и неприятия собственной магии я была готова закончить своё бессмысленное существование. Он взял меня в ученицы, помог примириться с собственными возможностями, с той, кто я есть от рождения. Он - мой Наставник, и я ему обязана абсолютно всем. Мы встретились снова совсем недавно, после почти сорокалетней разлуки, чтобы найти тебя.
Память услужливо подкидывала воспоминания то одной,то другой такой “недавней встречи”, которые были даже близко не похожи на то, какими они должны быть между простыми учителем и ученицей. И как раз Бэй, в отличие от Хелен и Голда, и уж тем более от Медеи и Румпельштильцхена, всё понял правильно. Только Медея упрямо не могла принять то, что уже давно знала Хелен - лежащий рядом раненый мужчина интересовал её далеко не как Наставник. Она просто не знала, что с этим внезапным открытием делать, ведь после своего предательства не должна была рассчитывать даже на дружбу, не то, что на что-то значительно большее. Да и у самого Наставника есть дела намного важнее, чем внезапно вернувшаяся ученица - выжить и по-настоящему вернуть себе сына. Медея ощущала, что несмотря на все “не осуждаю” Бэя, сейчас обсуждать её чувства к его отцу было каким-то кощунством. Она даже ничего не знала о матери Бэлфайра, вдруг именно эта женщина навсегда заняла сердце Румпельштильцхена? Такая простая мысль заставила Хэл чуть нахмуриться, рассеянно посмотрев в окно, на стремительно проносящийся мимо пейзаж. Нет, ничто не важно. Лишь бы он выжил.
Голду казалось, что он буквально ощущал неприязнь Бэя к магии, она сквозила в обычных вопросах и висела в воздухе невидимой мрачной тучей. Хелен и даже Медее неоткуда было знать, как сильно Бэй не любил магию – но Румпельштильцхен знал. Стараясь отвлечься, он вслушивался в спокойные ответы Хелен, а в памяти невольно встала далёкая, то ли придуманная им, то ли реальная сцена из прошлого. Очертания её были размыты, как в тумане, но Голд видел себя, свою руку на плече Бэя – уже покрытую ящеричьими чешуйками. «Говорят, поцелуем истинной любви можно снять чары». Дальнейшее терялось, как бывает с видениями во время болезни, и помнил Голд только одно: он поцеловал Бэя в лоб. Тот не отшатнулся. Ничего так и не случилось.
Наверное, что-то было не так. Наверное. Позднее, столкнувшись ещё раз с поцелуем истинной любви, чуть не снявшим с него чары на самом деле, Румпельштильцхен подумал, что Бэй не смог принять отца таким, каким тот стал. И никогда бы поцелуй не сработал.
Он возвращался к этому снова и снова, и всякий раз это причиняло боль. Но это воспоминание было смутным и странным. Может быть, Румпельштильцхен сам его выдумал? В попытке убедить себя, что он всё-таки пытался избавиться от проклятья? Он уже не мог разобраться, не мог дать однозначный ответ. Многое перемешалось в его голове в кучу после зелёного портала, утащившего сына в мир без магии...
…Усилием воли Голд отогнал воспоминания. Хелен перестала говорить, но зато её рука была рядом, и как утопающий цепляется за соломинку, Голд ухватился за её руку. Она была близко, очень близко, и на миг он бездумно приложил её к губам.
На долгий миг, потому что вслед за этим Голд услышал вопрос сына:
— Как давно вы вместе?
Голд отпустил руку Хелен, словно только сейчас понял, что произошло и как… уместно прозвучал вопрос. Вместе. Он облизнул губы, отводя глаза от своей ученицы, притворяясь, что только слабость и боль в груди мешают ему расставить всё по своим местам. А на деле – знать бы, где они, эти места, суметь бы… расставить и не ошибиться.
Румпельштильцхен сам не знал, что привязан к Медее, пока она не пропала. Он так привык к ней – её исчезновение в первые мгновения показалось таким же странным, как если бы собственная нога оторвалась и улетела в неизвестном направлении. А потом он был зол. И ощутил, как отныне не только в его сердце кого-то будет не хватать – оно станет закрытым для кого бы то ни было. Для любой женщины, которая проберётся в душу… и исчезнет. Как все. Нелегко же было Белль снова расшевелить и отогреть Тёмного – но лишь для того, чтобы нанести ему удар и вынудить обливаться кровью.
Голда потянуло к Хелен. Но ведь он так и не отреагировал на её провокации и даже не поцеловал её. Словно между ними стояли призраки его прошлого – и какова ирония судьбы, что одним из этих призраков была она сама!
А сейчас он коснулся губами её руки. Почти неосознанно, не страстно, а скорее нежно и благодарно. Но это отчасти выдавало Голда, выдавало Румпельштильцхена и разбивало в пух и прах все его твёрдые устремления остаться одному.
Нет. Ничего ещё не решено. Он решит в Сторибруке, когда… если… доедет живым.
- Обязана… - эхом повторил Голд, тень улыбки мелькнула на его лице. – Ты всегда старалась вернуть долг. И в Нью-Йорке… Я ничего не забуду.
Этот поцелуй… Пусть он выглядел благодарностью. Знаком того, что Румпельштильцхен может простить и принять Медею. Всё прочее останется на потом.
– Не так? – неподдельно изумился Нил, едва не перебив объяснения или, скорее, оправдания. Он не знал, как еще можно было понять близость Румпельштильцхена и Хелен. Даже выслушав краткую, но чертовски экспрессивную историю их знакомства и отношений, Нил не понимал, в чем ошибся. Он мог понять, что значит иметь наставника, у него самого когда-то была самая настоящая наставница. Однако они никогда не смотрели друг на друга так же, как эти двое, в лице Хелен отрицающих всяческие чувства помимо благодарности. Такой же взгляд, каким когда-то, немногим больше десяти лет назад… Нил оборвал мысль, не желая думать об Эмме даже в качестве сравнения. Сейчас неподходящее время для вскрытия швов на старых ранах, как бы новые не довели.
– Ладно, кхм, не хотел смущать, – почти что извинился Нил, хотя чувствовал, что извиняться ему незачем и не за что. Он не верил в то, что ошибся, и все-таки не удержался от шпильки в сторону магов, просто не успел: – Может быть, у вас так принято.
Осознав, что наружу лезет далеко не самая лучшая его часть, Нил снова умолк. У него было над чем поразмыслить. Мысли, злые, опасные, непрошенные, так и лезли в его голову, с легкостью пробиваясь через барьер собранности. Нил старался смотреть на дорогу, однако перед его глазами мелькали совсем другие образы, чем дальше, тем ярче. Картины недоброго прошлого и, вероятно, недоброго будущего поглотили его настолько, что Нил на какое-то время перестал замечать все вокруг, кроме злосчастного асфальта перед колесами автомобиля. Из странного полутранса его вывел внезапно ударивший по глазам свет, отразившийся от чего-то на обочине. От чрезмерно блестящей вывески какой-то придорожной забегаловки, как, притормозив, увидел Нил.
– Вот черт, — раздосадованно буркнул он, почувствовав хорошо знакомое чувство голода, уже давно перешедшего грань тянущей боли, но незаметного на фоне чрезмерной тревоги. Если не считать урчащие звуки, стесняться которых у Нила не было ни сил, ни желания, ни воспитанности. Он взглянул на часы — времени прошло довольно много, а проехали они, как казалось, удручающе мало — и предложил: — Что насчет обеда?
Ночами в Стране Оз, под влиянием алкоголя в Сторибруке последние недели, Хелен так или иначе, но мечтала, что Наставник простит её. Далеко не сразу, но восстановит утраченное к ней доверие. Пусть всё будет не так хорошо, как было до побега, но хотя бы не так непреодолимо плохо, как в её кошмарах. Когда Голд коснулся губами её руки, Хэл замерла, затаив дыхание от этой неожиданной ласки. Надежда, непрошенная, ранее изломанная, воспрянула, несмотря на очевидность плачевного положения тяжёло раненного человека. Она не ощущала в этом жесте налёта неизбежного прощания, но кожа руки горела под его губами, напоминая о тех чувствах, что пыталась контролировать мисс Фостер полгода назад. Тех чувствах, которых не должно быть у Медеи, как у ученицы. Хэл внимательно посмотрела на Голда, пытаясь найти в нём неуместные, но всё же ответы на незаданные вопросы. Хотя бы намёк, тень, и заданный вопрос Нила, реакция на который была красноречивее любых слов. Отпущенная рука, отведённый взгляд. Хелен только слабо усмехнулась, тихо выдыхая. Красивая иллюстрация того, что когда-то было и вероятно прошло. Пусть не в том смысле, который Бэй вкладывал в это слово, но раньше, в Зачарованном Лесу, они были вместе. Её побег, проклятье Сторибрука, вот так же разделило их, как он выпустил её руку из своей, лишив Хэл внезапного тепла. Ровно так же, как стена разделила тогда Голда и Фостер. И Хэл так и не узнала, что или кто встал между ними с его стороны. Как и сейчас, глядя на то, как он предпочёл не смотреть на неё, она не знала о чём, или о ком он думал, когда касался её руки губами. Ровно до того, чтобы осознать, что делает, и отстраниться. Глубокий, едва слышный выдох, отгоняющий непрошенные, колючие мысли отлично сочетающиеся с его болью в груди. Она слишком много от него хочет сейчас. В минуты столь тяжёлые, как эти, он не обязан быть с ней мысленно. И пусть Хелен верит, что Румпельштильцхен будет жить, он имеет право провести это медленно бегущее время с воспоминаниями о тех, кто ему действительно дорог. Отвлекаясь на вопрос Бэлфайра, она словно себя пыталась убедить, что ничего не требует от Наставника. Будто всё, что было и могло быть между ними в Сторибруке, не окажет влияния на их отношения в настоящем. Она - не та довольно беспринципная Хелен Фостер, чтобы уже с воспоминаниями попытаться более успешно "сыграть в игру" и попытаться добиться того, что не смогла раньше. Медея и думать не хотела, что почувствовал Голд, когда узнал кому на самом деле позволил едва не перейти границы. Вот только неподдельное удивление Бэлфайра убивало всякую надежду, что в Медее и впрямь ничего не изменилось в самом отношении к Наставнику, и он остался просто ей дорог, а вернуться она хотела не по той причине, что озвучил Бэй. Минутное молчание, едва ли извинения Нила, а затем подначка из разряда которых она ждала с самого начала.
- Если тебя конкретно интересует сплю ли я с твоим отцом, - привычная волна тёмной ярости, до этого успешно подавляемая страхом и сотнями других мыслей, всколыхнулась, позволяя голосу стать обманчиво мягким, а губы приподняться в усмешке. - То нет, не сплю. Ни тогда, ни сейчас. У нас это не принято. Она с присущей мисс Фостер прямой ироничностью вернула Бэлфайру шпильку, напоминая о том, как именно надо смущать, но самой не позволяя мыслям уйти в этом направлении. Не хватало ещё попасться в собственную ловушку откровенности и вспомнить всё, что там себе нафантазировала хозяйка ателье. Спасительная тень ярости была не та, что обычно выливалась на голову собеседника карательным огненным дождём и никакого отношения к Бэю она не имела. Это злость на собственную слабость перед простым, наверняка очевидным, вопросом. Она по собственной глупости превратилась в бесформенное желе страха и неуместных желаний от внезапной, долгожданной близости Румпельштильцхена. Позволила себе вновь забыть о нём, вспомнить о себе и своих чувствах, когда должна беречь его и думать в первую очередь о нём. О драгоценном плаще с зельем памяти на его плечах, о трилистнике, который был важнее любой её неловкости и смущения. От этого особенно остро поцарапали слух слова Голда про обязанность, возврат долгов. Будто это для неё повинность, необходимый, вынужденный жест. Как пытка вся её жизнь, положенная под его ноги только в благодарность за обучение. Но разве это правда? Колючая растерянность заставила хмуро посмотреть на Румпельштильцхена. Она должна бы радоваться этому его "не забуду", которое вкупе с поцелуем могло означать возможное прощение. Но не радовало. Захотелось заговорить о тех чувствах, о которых собиралась молчать, переубедить, что невозможно объяснить банальной, замшелой благодарностью и ледяными обязательствами долгов эти долгие шестьдесят лет! Обязанность... Официальное, бесчувственное слово, от которого хотелось отплеваться, как от металлического привкуса крови во рту.
- Даже не вздумайте! - вернула она ему его возмутительное слово, тихо зашептав. - Считать, что всё, что я делала продиктовано лишь необходимостью и вынуждали только обязательства! Не считая той роковой ошибки, я делала потому, что хотела и могла быть Вам полезной! Всё, что было и будет для меня важным - только Ваше желание! Дай мне шанс заново прожить жизнь, я тогда бы снова произнесла Ваше имя. И чёрт с ним со всем, что она снова вспомнила то, чего не надо было вспоминать - и необдуманный побег, и тот ужин в ателье. Медея не хотела, чтобы он даже мысли допускал, что для неё какая-то тяжесть, от которой она просто не посмела избавиться из-за обязательств. Яростный стук сердца быстрее разгонял кровь по венам, преображая Хелен, возвращая ей возможность чётко мыслить. Слова Голда воскресили в памяти обрывки воспоминаний, картины прошлого, отчего Хэл отключилась ненадолго от происходящего, лишь прислушиваясь к собственным ощущениям боли. Ей что-то не давало покоя. Желание сделать что-то ещё, отобрать у судьбы ещё больше возможности на успех вновь завладело Хэл. Она в воспоминаниях искала то, что может ей помочь, но не находила. От недовольных раздумий её отвлекла только остановившаяся машина, а затем и вопрос Бэлфайра.
- Ты идёшь себе за кофе и обедом. Твоему отцу лучше ничего не есть и не пить, я не голодна, - отмахнулась Хелен, перебирая в голове варианты. От одной только мысли о еде, её начинало тошнить. - Скажи мне честно, ты способен ехать дальше? Не бери пример с отца в ненужной храбрости. Если тебе нужен перерыв, я могу попытаться тебе его дать. Полчаса-час, не больше. Ты сможешь отдохнуть и поесть спокойно. После этого я кое-что сделаю, чтобы помочь амулету. Если решишь ехать сам и есть в дороге - я всё сделаю сейчас, пока ты ходишь за обедом, - её голос был ровным и спокойным, она наконец-то знала, что делать, а не просто паниковать, отсчитывая минуты и прислушиваясь к дыханию Наставника. Тот ритуал, что она будучи Эванорой хотела сделать был изменён, но основа осталась та же - её кровь, поэтому Хелен кое-как, но вытащила из кармана куртки складной нож. - Тебе этого видеть не надо, - хмыкнула она, обращаясь к Бэю. - Но плитку шоколада можешь на всякий случай купить. Деньги есть? - отчасти вернувшаяся хладнокровная наглость привычной Сторибруку Хелен Фостер её только радовала сейчас. Самое главное правильно воспроизвести рисунок Страны Оз, а там уже и не важно, что магии в Медее сейчас нет - главное, что в трилистнике она сохранилась. - Только подумай хорошо, прежде чем ответить. Перерыв или сейчас, или никогда до самого города. После... - Хэл задумчиво прикусила губу. - ...хм... своих действий, я вести машину не смогу.
Отредактировано Helen Foster (14-08-2018 23:33:47)
Голд не стал комментировать странные речи сына. У кого принято? У тёмных? Что принято? Голд понимал, что они все теперь не в самом добром расположении духа, и оттого становилось ещё непонятней, зачем Хелен затеяла этот разговор. Бэй должен быть зол, и несчастен, и очень напряжён – как и сама Хелен, и что бы они сейчас ни говорили, Голд не собирался возмущаться, чувствуя только себя виноватым за всё, что с ними произошло в Нью-Йорке. Если бы он вовремя среагировал и пристрелил того сукина сына… Голд слабо усмехнулся одними губами. Если бы он остался цел и невредим, вряд ли удалось бы потащить Бэя в Сторибрук. Да. Всё, что ни случается, к чему-то приводит, верно?
Хелен ответила на подначку Бэя так неделикатно, что в памяти Голда мгновенно всплыли до боли яркие картины в ателье. Осень, повышение арендной платы, выход, который нашла Хелен, примерки, её взгляды и обмен двусмысленными репликами. Как вчера было, и не то чтобы Голд смутился, как юнец, но некоторое замешательство в его глазах давало понять, что скользкие темы надо оставить в покое.
Разумеется, слова о долге и обязанности – тоже не то, что следовало бы говорить ему. Но Голд искал какую-нибудь безопасную тему для разговора, если уж приходится подавать знак, что он не сильно ослаб и в состоянии реагировать на происходящее. Он предпочёл бы вовсе молчать всю дорогу. Выпить что-нибудь – таблетку, стакан виски, что угодно – и сомкнуть веки до самого Сторибрука. Пока магия не разбудит его своим мощным приливом, не вернёт ощущение реальности, в которой он может делать всё, что пожелает. Бэй никогда не мог этого понять, он не побывал в шкуре Тёмного и не мог принять того, что отец не в состоянии от всего этого отказаться. Слишком велико искушение. Слишком много оказалось магии для одного скромного прядильщика.
Бэй должен остаться в Сторибруке и смириться с отцом-Тёмным – такую задачу Румпельштильцхен поставил перед собой. Он привык решать различные задачи в Зачарованном Лесу, но теперь было труднее. Во много раз труднее, ведь манипулировать или жёстко принуждать сына Голд не хотел. Пусть и понимал, что одной любви и признания своих ошибок будет мало, чтобы они всё оставили в прошлом.
Возможно, Хелен ему поможет. Нет – обязательно должна помочь. Да она и сама рвалась оказать услугу бывшему учителю. Удивительно было вновь ощущать эту её неистовую преданность рядом, после стольких лет без неё, с мыслью, что она такая же, как все они – ушла.
При упоминании еды Голд сделал едва заметный жест – мол, нет, в моём состоянии можно принимать разве что лекарства. Он прислушался к речам Хелен. Кое-что? Это что же она собралась делать?
- Поаккуратнее, Медея, - Голд проследил глазами за её рукой. На слова о “ненужной храбрости” он не обратил внимания, хотя от женщины, собравшейся сделать что-то со своей кровью, забравшей часть его страданий себе, намёки на то, что надо думать о себе, а не геройствовать, прозвучали забавно. – Что за ритуал… ты собралась осуществить?
— Так-так-так, погоди-ка, — Нил сделал останавливающий жест, приглушив двигатель и полуразвернувшись на сиденьи, чтобы видеть не неполное и неверное отражение ведьмы, но ее лицо и, конечно, руки. Чтобы не упустить момент, когда она начнет свое колдовство, невзирая на мнение какого-то там магоненавистника. Судя по нехорошему огоньку в тревожно-темных глазах и плотно сжатым губам, он собирался выпалить все, что думает о каких-то неясных, явно опасных ритуалах, нагроможденных над и без того непонятной и зловещей магией. — Прежде, чем я отвечу, выйду из этой машины и позволю тебе творить какую-то зловещую х...
Внезапно он оборвал сам себя, наткнувшись гневным взглядом на нож в руке Хелен. Как ни странно, в первую очередь Нил увидел в этом угрозу им с отцом, но затем очнулся от удивления его разум. Ну какая угроза от ведьмы, не пожалевшей самой себя ради Румпельштильцхена и, несмотря на острый язык, смотрящей на Нила без безумной злобы? На которую и он сам, несмотря уже на ее острый язык, смотрит без ненависти. Скорее, она собирается использовать какую-нибудь черную магию крови, о которой Нил читал в разных бредовых пособиях, средневековых трактатах и на просторах Всемирной Сети. Было время, когда он, в приступе жажды зацепиться хоть за что-то в этом мире, пытался найти как можно больше информации о всяческих чудесах. В том числе о магии, хотя чаще такие поиски заканчивались бессонными ночами и чуть не истеричными настроениями.
Потом уже больше растерянно-жалобный, чем гневный, взгляд скользнул от руки Хелен к Румпельштильцхену. Магия — это зло. Магия — это страшно. Магия — это то, что может спасти его жизнь. Или то, что убьет их обоих. Нет, их троих, потому что когда Нил попытался представить себя после этого, он увидел мысленным взором только бесчувственную темноту. Он не сможет бежать дальше — он уже не знает, зачем, если никого больше не останется, а пока придумает себе новую надежду и новый смысл, его схватят.
— Ты знаешь, что делаешь? Точно? Уверена? Это безопасно? Это, черт возьми, хоть не смертельно опасно?! — голосом Нила говорил испытанный мгновенья назад безысходный страх. Он едва не перебил Румпельштильцхена, начав задавать вопросы долей секунды позже. — Нет, не отвечай, иначе я вообще не уйду! Не хочу знать. Не хочу...
Голос его снова прервался, и Нил провел рукой по лицу, порывисто вздохнул и вытащил из рюкзака несколько измятых купюр. Не ломался раньше, как и куда бы жизнь ни кидала, не сломается и сейчас. Не имеет совершенно никакого права. Но, как бы ни был измучен, за полчаса-час ожидания чего-то, чего "видеть не надо", Нил только измучается еще больше, это он понял сразу.
— Я могу ехать. Сейчас вернусь. Ты только... — он говорил тише и обманчиво-спокойнее, чем раньше, уже отвернувшись, обращаясь неясно к кому, а может, ко всем сразу, включая самого себя. — Держись, что бы там ни было.
На этой безрадостной ноте Нил вышел и быстрым шагом направился к приветливо распахнутой двери, источающей привлекательные, должно быть, запахи, которые он в этот момент совсем не чувствовал.
Всё, что она хотела - перестать ощущать своё бессилие и повлиять на ситуацию. Да, Хелен уже отвоевала у судьбы сам шанс на спасение, когда взяла с собой заговорённый трилистник, который помог облегчить страдания Наставника. Но этого было мало! Признаться честно, её сейчас мало волновала негативная реакция Нила на возможную магию. В голове формировался план действий, всё больше приобретая очертания помощи, пусть и возможно недолгой. Но реакция Бэя на её слова всё-таки последовала. Гнев, ненависть к магии, которой по сути здесь и не было, подозрение, которое она без особо труда видела в его глазах. Если бы у Хелен были какие-то сомнения, возможно, опасения за собственную жизнь или хотя бы одна допущенная мысль, что Нил хочет смерти Румпельштильцхена, то разговором бы эта остановка точно не закончилась. Но нет, Хэл была уверена в пользе своих действий, ей было наплевать на цену, которую так или иначе, но придётся за всё это заплатить, а доверие к Бэю, что он боится и переживает за отца, было безграничным. Бедный, сильный мальчик, его кидала судьба вдали от семьи, которая могла бы его защитить от многих невзгод. Ему сейчас приходится мириться тем, что так ненавистно и противоречит его натуре, лишь поэтому он срывается, а Хелен спокойно всматривается в его полыхающие гневом глаза и ждёт, когда схлынет этот его удушающий страх, что магия может сделать хуже, отобрав даже призрачную надежду.
- Во мне нет магии, Бэй. Мне не придётся варить в котле лягушек, рисовать жуткие картины или что там ещё могут придумать о ведьмах в мире, где о них мало, что знают? - в её голосе нет издёвки, вообще ничего, только тенью скользит напряжение и чувство тяжести в руке, которая держит нож. - Ты знаешь, что кровь - это жизнь. Факт, не имеющий никакого отношения к мистике. Я просто хочу увеличить шансы на спасение, вот и всё, - она на удивление терпелива, раз объясняет вполне нормально, не стараясь распалить конфликт, как могло показаться из ранее излишне прямолинейной и откровенной фразе. Ей нечего с ним делить. Второй раз за последние дни они снова находятся на одной стороне баррикады. Но если Нила мог удовлетворить такой успокаивающий, совершенно поверхностный ответ, то Наставнику понадобится совершенно другой.
- Ничего опасного, Наставник, Вы просто поспите, - упрямо, но мягко говорит она, всё же не вдаваясь в подробности, и нетерпеливо перекладывая нож более удобно. Левая рука, ближе к сердцу. Хелен на какое-то мгновение задумывается, как всё же будет правильно расположить элементы Страны Оз, едва ли отвлекаясь на слова Нила. Именно это она изначально и сказала - ни знать, ни видеть ему этого не надо. Только Хелен не удаётся отмахнуться от того, как безнадёжно, тяжело прерывается голос Бэлфайра. Ему она ничем не может помочь даже при всём желании. Его ноша только его. Хэл аккуратно, ледяными пальцами касается его волос, едва ощутимо проводя по его щеке: - Не волнуйся, Бэлфайр, я знаю, что делаю. Всё будет хорошо, верь мне. На самом деле такой уверенной в своих силах Медея не была, но их Спасителю не нужно было этого знать. Она лишила его и крупиц спокойствия, поэтому искренне пыталась их вернуть, хоть так помочь. Если же не выйдет ничего хорошего с ней самой, то вряд ли ей будет какое-то дело, что соврала, а... если ничего не выйдет в целом, то гнев Бэя будет для неё спасением - Хелен даже не будет сопротивляться.
- Горький шоколад, - напомнила она ему на выходе, словно это действительно гарантировало её веру в успех - всего-то и понадобится съесть плитку шоколада. Хлопнула дверь, отрезая Нила от начала жалкого подобия настоящего ритуала. Без магии, на домыслах, лишь на неистовом желании помочь, защитить, уберечь, укрыть от боли. - Прошу, не сопротивляйтесь, примите всё, что я отдам, - негромко шепчет Хелен, бережно расстёгивая пуговицы рубашки Голда так, чтобы не пришлось двигать трилистник с его груди. Ей нужен лишь доступ. Немного неудобно, она поворачивается чуть левее, спиной к окну. Не хватало ещё любопытствующих мимо. - На несколько часов Вы погрузитесь в стазис. Никакой боли, - она не стала уточнять, что эти пару часов могут превратиться в несколько минут, если Хелен переоценивает свои силы. Время сна Румпельштильцхена напрямую будет зависеть от неё, но в груди Медеи горел такой неистовый огонь желания подарить ему облегчение хоть ненадолго, украсть его у времени, что она готова была терпеть и бороться за его безмятежное спокойствие. Разве мало он уже вытерпел? - Лучше Вам закрыть глаза, - предупреждает она, но никаких больше слов, ничего лишнего, здесь Медея действительно не ведьма, чтобы помочь магии чем-то ещё, кроме самой своей жизни и желания защиты, бегущих в её крови. Глубоко выдохнув, Хелен вытянула левую руку, ребром ладони над маленьким амулетом. Сосредоточившись над руной власти сон-травы над разумом в Стране Оз, она медленно, неглубоко провела несколько линий ножом по ладони, каким-то чудом умудряясь сдерживать стоны от острой боли. Именно от неё она хотела избавить Наставника! Алые капли крови скатывались по ладони, Медея лишь следила, чтобы каждая капля падала прямо на трилистник. Линия, ещё одна тонкая, и квадрат, как символ Страны Оз, заключает руну сон-травы в границы, не давая своевольничать. Медея с силой прикусила губу, сжимая кулак так, чтобы капли крови со всех линий скопились в одну и капали на амулет, который впитывал всё, чем с ним делились. Одна, вторая, третья, пятая капля. Хватит! Хелен быстро переворачивает ладонь кверху, убирает её от трилистника, пытаясь перевязать руку рукавом куртки. А ведь у них есть аптечка! Как глупо не подумать о ней сразу... Сердце замедлило своё биение, с трудом бухая в грудной клетке, перед глазами появилось красное марево, но она мысленно вела обратный отсчёт. Девять, восемь, семь... Сейчас всё пройдёт, физически Хелен не сразу заметит то, что забирает у неё трилистник. Возможно, потом, она просто потеряет сознание, об этом обязательно надо предупредить Бэя, но это будет потом, в эту секунду её интересовал только Наставник и получилось ли у неё то, в чём она так уверяла Нила.
Если бы Голд был в состоянии испытывать сильные противоречивые чувства, в нём боролись бы эгоистичная радость оттого, что сын так о нём волнуется, и беспокойство оттого, что Бэй это делает. Меньше всего на свете Румпельштильцхен хотел бы причинить боль тем, кого любит, но так вышло, что Бэй страдал из-за него в очередной раз. Боялся потерять. Как давно такое происходило?..
Однако Голд был слишком слаб. Он попытался выдавить из себя улыбку, сказать Бэю, что Медее доверять можно, она… она… Голд сбился с мысли, слушая речи Бэя, который отчаянно постарался взять себя в руки, и ответы Медеи. Конечно, ему она не ответила, предпочитая держать ритуал в тайне, как поступил бы он сам на её месте, и вот это Голду совершенно не понравилось. Подождав, пока сын выйдет из машины, чувствуя ещё один укол вины из-за того, как плохо тому должно быть, Голд со слабым подобием прежнего упрямства обратился к ученице:
- Я… я знаю, что ты сделаешь это для меня, чтобы мне… было легче. А ты? Не будет ли это опасно для тебя?
Глухое, едва заметное, но раздражение от собственного бессилия поднялось в нём. Что бы ни задумала Хелен – может, даже медленное самоубийство, когда смерть настигнет её уже в конце пути, – Голд никак не сможет этому помешать, если она начнёт упорствовать. Сил у Хелен больше, пуля-то не в её груди, пусть они и делят боль на двоих... Если с ней что-то случится, как он сможет с этим жить? Об этом Хелен, как надеялся Голд, подумала – и не станет глупо, самонадеянно играть в героиню.
- Послушай… мне не так больно… - сделал он попытку воспротивиться. Соблазн погрузиться в забытье до самого Сторибрука был велик, и Голда это разозлило настолько, насколько он был сейчас способен злиться. Он думал о себе в первую очередь. Как всегда. Теперь Голд не сумел бы ответить, как так вышло, что он подставился под пулю в Нью-Йорке – пулю, предназначавшуюся не ему. Как хватило… чего хватило? Смелости? Он же был трусом – был уверен в том, что он трус.
- Медея, прошу тебя, - горький лепет сорвался с его губ – подобие протеста. Голд понимал, что она всё равно сделает то, что хочет, но попытался взять её за руку – не смог. – Хотя бы скажи… что с тобой всё будет… в порядке!
Он обессиленно прикрыл веки и замолчал. Тьма уютно наползала со всех сторон, но Голд старался держаться – сначала он должен был услышать… увериться... Слушая, что там ответила Хелен, заставляя себя вникнуть в смысл её слов, Голд глубоко вздохнул и позволил тьме утащить его куда-то далеко-далеко.
Хелен говорила убедительно, он хотел ей верить — и верил, как только мог верить тот, кто слишком рано оценил бесполезность веры. Конечно, все будет хорошо, и Нил думал об этом, открывая дверь забегаловки. Все будет прекрасно, это было ясно так же, как цена за набор заманчиво пахнущей гадости под гордым названием "комплексный обед". Иначе, чем хорошо, и быть не может. Вот только, когда Нил от нервного напряжения едва не разорвал злополучные бумажки денег, кассир посмотрел на него с подозрением и всерьез предложил помощь.
Насилу отбившись от кассира недружелюбными односложными ответами, Нил широким шагом направился к двери, жуя на ходу. Однако замер ненадолго прежде, чем открыл ее. Слишком велико было искушение задержаться в привычном "нормальном" мире подольше. Хотя бы только на несколько лишних секунд. Если бы можно было подольше... Нил коснулся щеки пальцами, вспоминая ледяное прикосновение ведьмы, и поспешно вышел. Нет времени для глупых мимолетных желаний.
— Как все прошло? — с тихой тревогой спросил он секундами позже, как только оказался рядом с машиной и открыл водительскую дверь, чудом не уронив стакан с кофе, на этот раз горячим, себе на ноги. Нил окинул быстрым взглядом показавшуюся бледной Хелен, окровавленный нож в ее руке, вторую руку, с которой едва не капала кровь, спящего отца. Стоило надеяться, боли Румпельштильцхен теперь совсем не чувствовал, и это осветило мрачность переделки, в которую они попали, слабым лучом. Нил не засиял от счастья, но перестал походить на грозовую тучу во плоти. — Спасибо, Хелен. Ты в порядке?
Он зажмурился на мгновение и качнул головой, небрежно сложив еду прямо на соседнее со своим сиденье. Может быть магия, которая сейчас как бы не совсем магия, проработает этаким снотворным недолго, однако позволить ведьме истекать кровью Нил не мог, а потому осмотрелся в поисках аптечки. Совсем скоро он предстал перед Хелен с аптечкой в руках и с докторским видом. И с абсолютным неумением "лечить" что-то страшнее царапины.
— Давай руку, — потребовал Нил. Увидев вырезанные по коже символы, он нахмурился, но ничего не сказал, молча перебинтовывая ладонь Хелен быстро и крепко, стараясь, впрочем, не сильно усердствовать. Закончив играть роль скорой помощи, он достал из кармана шоколадку и вручил ее ведьме. — Вот. Ты хороший пациент.
Вскоре "кадиллак" снова сорвался с места.
Медея знала без всякой магии, что Румпельштильцхену не понравился её ответ, как собственно и ей бы самой на его месте. Он привык всё контролировать, управлять ситуацией, находить выход, и ранение не позволяло ему сделать ничего из этого. От того, что приходилось делать что-то, не считаясь с его протестом, Медея чувствовала себя отвратительно. Если бы речь шла не о его жизни, если бы риск потерять его совсем не был так велик, она бы постаралась найти другой выход, если бы только у них было время в запасе, она бы попыталась его убедить в необходимости своих действий. Но риск был, а времени не было. Каждая секунда промедления могла стоить ей непомерно дорого. И не только ей. Хелен обещала Бэю, что всё будет хорошо. Да, она тёмная, обман должен быть неотъемлемой частью её натуры, могла бы даже Наставнику придумать какую-нибудь стройную ложь. Но не хотела. Не могла. Не им. Не сейчас.
- Мы оба знали на что шли, когда пересекали границу, знали, что за Вашим сыном охотятся, - сейчас, когда Нила нет в машине она может говорить об этом спокойно, не вызывая подозрений, что это лишь красивые слова, чтобы произвести впечатление на недоверчивого взрослого мальчика. - Мы все рискуем сейчас, так стоит ли задаваться этим вопросом, Наставник? Хелен говорит мягко, спокойно, и бессмысленно, но всё же пытается погасить понятное ей раздражение, которое скользит в его голосе. Ей не нравится идти против его желания, но она слишком хорошо знает его упрямство! Плохо будет - не скажет ведь, и уж тем более не попросит в этой ситуации помощи! Хелен чувствует, что он переживает о ней не меньше, чем она о нём, но разве можно раздумывать, если выбирать между ней и ним? Он, его жизнь, вне всякого сомнения. Только и сама Хэл умирать не торопилась, когда только-только вновь нашла Наставника. Она не комментирует его фразу о боли, лишь тихо фыркает. Да, конечно, это же всего лишь пуля около сердца! Мелочь какая, царапина! Хелен злит ложь, она же чувствует, но тут же гасит ненужные сейчас эмоции. Это просто страх, что она переоценила свои силы и ничего не выйдет, или слишком быстро пройдёт действие. Вдох-выдох, отринутые лишние мысли и чувства, лишь самое главное - желание защитить, оградить, забрать, освободить.
Тонкие линии на ладони, кровь и позднее осознание, что привычной магии нет, чтобы в одно движение залечить порезы. Она слабо усмехается своей глупости - насколько быстро к ней вернулась привычка все проблемы решать магией, а не типичным человеческим способом - аптечкой. Но горький тон Голда возвращает её в реальность, чтобы ощутить, как его слова тяжестью опускаются на сердце - она причина такому тону!
- Всё хорошо, Наставник, со мной всё будет в полном порядке. Вы же знаете, от меня избавиться не так-то просто. Тем более сейчас, когда я вернулась, - Медея говорит это достаточно искренне, чтобы даже верить в свои слова. В свою возможную ложь, но она не хочет думать об этом. Её это волнует не так сильно, как эффект, который замечает - всё получилось. Голд закрывает глаза, и Хелен внимательно следит за тем, как расслабляются мышцы его лица и тела, как выравнивается дыхание. Она счастливо выдыхает, устало прислоняясь плечом к спинке сидения, перестав так сильно сжимать кулак повреждённой руки. Всё получилось! Осталось продлить действие, как можно дольше. Её взгляд скользит по лицу Наставника, наслаждаясь выражением спокойствия. Его состояние не похоже на сон, оно слишком близко к тому, от чего она его старается уберечь, но панике нет места в душе Хелен, потому что она знает, что это не смерть. Замедление всех процессов организма, поэтому нет боли, а кровотечение из раны останавливается эффективнее, чем начни она устраивать перевязку без малейших базовых знаний. Дыхание замедленное, но ровное и заметное. Хэл чуть склоняется к Голду, касаясь губами его виска в трепетном поцелуе болезненной нежности, затопившей её внезапным потоком нещадной мысли, что возможно это её последние минуты, часы рядом. Как много она не сказала... к счастью. Ему будет легче знать, что Медея была обычной ученицей, а не ученицей, без оглядки влюблённой в своего Наставника. Что? Она резко выпрямилась, ощущая, как быстро забилось сердце, измученное последними событиями. Медея действительно признала, что всё началось задолго до игр Хелен и Голда, и перестало с тех пор быть игрой? К облегчению, отвечать даже самой себе не пришлось, услышав тревожный голос Нила, от звука которого она едва не вздрогнула. Нужно было срочно отвлечься от опасной, особенно сейчас, темы её чувств, которые так внезапно активизировались.
- Всё хорошо, - отвечает она сразу на все вопросы, на которые уже не раз ответила Голду, отмахиваясь от любых возможных сомнений и тем более благодарности за то, что она не могла поступить по-другому. Когда дверь с её стороны открылась, Хелен не сразу поняла, чего от неё хочет Нил. - Ты это серьёзно? - она недоумённо приподняла бровь, глядя на внезапного "доктора", и едва удержалась от неуместного сардонического вопроса о квалификации этого самого медработника. Внезапная забота Бэя вызывала в ней отголосок смущения и неловкости. Хелен не стала уточнять, что рисунок на ладони будет последним, что её убьёт - есть более весомая причина. Она аккуратно развернулась, чтобы не потревожить Наставника, голова которого продолжала лежать на её коленях, и скинув окровавленный рукав куртки, которым якобы была перевязана рука, стала бездумно следить за действиями Нила. Если Хелен и ждала каких-то комментариев по поводу увиденных символов на ладони, то к облегчению их не последовало.
- Спасибо, это единственное, что я должным образом не продумала, - заверила его Хэл, будто он вот-вот обвинит её в халатности, которая может проявляется у неё и в магии. Мало ли, чего она с таким вниманием и отношением ещё не сделала? Кивнув, она взяла шоколадку, но открывать не торопилась. Неясное предчувствие не желало покидать Хелен, пока она придумывала, как подать Нилу предупреждение, что может потерять сознание. Внезапно, когда машина тронулась с места, продолжая их путь к спасению, Медея наконец-то поняла, что было не так - она совершенно не чувствовала боли Наставника, словно руны блокировали всё, что их могло связывать. - Послушай меня, Бэй. Я не знаю, когда твой отец придёт в себя, но если всё пойдёт хорошо, то через несколько часов я могу потерять сознание. Это не обязательно, но возможно. Переживать не надо, если через полчаса или час я не приду в себя, меня нужно будет разбудить любым даже самым варварским способом. Сделаешь? Она снова требует от него что-то неприятное, лишая вновь обретённых крупиц покоя и веры в лучший исход этой ситуации, но как может не предупредить? Ведь по сути, всё может случиться в любой момент, она даже этого не поймёт. Хелен отрешённо смотрит в окно на пролетающий мимо пейзаж, с неохотой съев несколько долек шоколада. Она не знает, сколько минут проходит в непонятном тревожном ожидании, но прерывается оно тем самым ощущением, когда в Наставника попала пуля, только сейчас оно резкое и обжигающее, словно... пуля была настоящей. Она, как и Голд в те первые минуты, тут же поперхнулась кровью, и буквально сплюнула её в щедрый слой бинтов перевязанной руки. - Всё нормально, побочный эффект, ничего страшного, всё идёт, как надо, - ободряюще говорит она Нилу, встречаясь с ним взглядом в зеркале. Раз где-то убыло, где-то должно прибыть. Боль Голда не могла просто исчезнуть, поэтому полностью ушла Хелен по связи, пока он вновь не проснётся. А уж она постарается, чтобы это было как можно позже!
Если только излишне эмоциональная бывшая ведьма не запустила обратный ход времени и событий в амулете с того момента, как он был активирован. Иначе через три часа и двадцать пять минут, если не пересечь границу Сторибрука, они оба вернутся к тому самому стазису, в котором прибывал сейчас Голд. Только это будет уже смерть.
Отредактировано Helen Foster (18-09-2018 21:03:59)
Голд, между тем, спал. И сон его был удивительно спокойным для Тёмного, но в то же время серым, лишённым красок.
В Зачарованном Лесу Румпельштильцхен спал редко – он предпочитал коротать ночь за прялкой или приготовлением зелья. Тёмные не так нуждаются во сне, но дело было не только в этом. Тёмные не видят хороших и добрых снов – в их сновидениях один бесконечный круговорот кошмаров. Румпельштильцхен не желал видеть все свои страхи столь живописно, столь ярко, что он проснулся бы от собственных диких криков. Лучше не спать вообще. В полной темноте светила ему только золотая нить с катушки и из ведёрок вокруг, но разве Тёмный нуждается в свете?
Голд находился в пустынном месте, где-то вдали стояли чахлые деревья, в тусклом небе каркали вороны. Он не чувствовал ничего, он просто сидел и смотрел перед собой, не испытывая ни усталости, ни желания хотя бы сменить позу, если уж не хотелось встать и поискать менее унылое пристанище. Ему не было ни хорошо, ни плохо. Мертвенное безразличие и одиночество.
Голд совершенно точно знал, что он никому не нужен и ему некуда стремиться. Участь хуже, чем смерть, может быть – бесконечно существовать, не имея сил и возможности это прекратить. Хуже, чем смерть – но он о том не печалился. Когда-то начал бы сходить с ума, а теперь… теперь ему было всё равно.
Было ли это наказание за всё, что он натворил в своей жизни? Обречён ли он находиться здесь вечность? Вялые вопросы появлялись и мигом исчезали – Голд не пытался думать над этим. Он находился в таком застывшем состоянии очень долго и не знал, когда это закончится.
Пока чья-то рука не коснулась его. Голд впервые испытал изумление – такого не должно быть. Не в этом месте. Он же… Он не…
Ему подумалось, что надо поскорее схватиться за эту руку, она вытянет его отсюда. Двигаться было трудно, как если бы воздух стал густым, но Голд сумел – он стиснул ускользающие пальцы… и проснулся.
Они всё ещё ехали. Голд выпустил руку Хелен с некоторым смущением, опасаясь, что причинил ей боль. Его собственная боль проснулась вместе с ним – но, кажется, он к ней привык.
Голд пошевелился, стараясь принять более удобную позу, и хотел привстать, но не смог.
- Долго нам ещё? – спросил он, надеясь на что-то вроде «всего полчасика, Наставник». Но не мог же он проспать почти всю дорогу, пришла не самая приятная мысль.
- Бэй… ты как там? – в голосе Румпельштильцхена явственно слышались извиняющиеся нотки. Его неистовое сожаление о том, что он заставил сына столько всего испытать, никуда не делось. И не денется.
— Это странное "хорошо". Сделаю, — глухо пробормотал Нил в ответ. Как только их общее шаткое состояние установилось в жалкое подобие спокойствия — магия подкинула очередной неприятный сюрприз. Нил недовольно, или даже нервно, поскреб руль ногтями, но ничего к краткой реплике не добавил, вглядываясь в дорогу и периодически таская с пассажирского сиденья съестное. Он бы с радостью проехал таким тихо-тревожным манером до самого Сторибрука, но на заднем сиденьи опять началось что-то однозначно плохое. Такое обилие неприятных неожиданностей уже пугало — будто страха сегодня было недостаточно!
Нил ненадолго отвлекся от дороги, пытаясь разглядеть отражение ведьмы. Она была на вид более-менее невредима, но он приметил кровь на ее губах и не на шутку забеспокоился. Не то чтобы он сильно боялся за женщину, которую видел второй раз в жизни, однако сейчас они были в одной лодке. Между ними возникла непрочная и болезненная, но связь: одинаковый страх за Румпельштильцхена, одинаковое желание помочь всеми силами, и не столь важно, какой ценой. Или все-таки важно? Но не успел Нил и рта раскрыть, как Хелен объяснила всё сама.
— Знаешь, мне всё это чертовски не нравится, — признался он, будто это не читалось совершенно отчетливо в его глазах, судорожно сжимающих руль пальцах, голосе и вообще во всем его облике. Причем, чем более подозрительным казался недавний ритуал, тем сильнее в Ниле проявлялась утихнувшая было враждебность к волшебству, которую он уже и сдержать толком не мог, отчего, отведя взгляд, проговорил: — Очень надеюсь, что всё так, как ты говоришь. Очень..
Нил на самом деле надеялся, по большей части безо всякой задней мысли, но слова его звучали чуть ли не как обвинение во лжи. Слишком много инцидентов оказалось на одну поездку. Однако не успел очередной непрошенный конфликт вспыхнуть, как в тягостной атмосфере, наполнившей автомобиль, что-то изменилось. Нил не сразу осознал, что именно, а затем услышал голос отца и рефлекторно взглянул на наручные часы, как делал примерно каждые пятнадцать минут всю дорогу до этого. Куда логичнее было бы сориентироваться сразу по местности, а не по времени, но Нил отчетливо помнил слова Хелен про "запас" амулета и не мог надолго оторваться от тонких стрелок, отсчитывающих секунды поразительно медленно.
— Всё в порядке, — как мог мягко откликнулся Нил, уловив неожиданный отзвук вины в вопросе. Он отца в случившемся нисколько не винил: да, тот сорвался в неведомые дали всего лишь за призраком сына, зная о преследователях, но разве Нил не поступил бы так же? Поступил бы, как и, хотелось верить, большинство из людей — и теперь все отчетливее понимал это. Нил вдруг вспомнил предупреждение ведьмы и снова вперил взгляд в зеркало. — Хелен?
В ответ на некую тень обвинения если не во лжи, то в сокрытии информации, Хелен лишь улыбается. Другого она и не ждала. Кому понравится, что бывшая ведьма пытается колдовать в мире, где нет магии, и харкает кровью в последствии, вместо того, чтобы эта самая магия всё наладила в одну секунду, раз уж Нила пытаются убедить, что её можно использовать во благо? Это нормальная реакция нормального человека. Вряд ли Нилу захочется ещё и возиться с её трупом, случись один из плохих вариантов развития событий. На него и без этого быстро свалилось слишком много всего, а ещё эти просьбы Хелен...
- Ты знаешь, что за всё нужно платить в этой жизни. За всё, даже не касаясь магии. Так устроена наша жизнь. И то, чем плачу я - самое малое, что могло бы случиться, поэтому да, Бэй, всё действительно нормально. Понимаю, просить бесполезно, но всё же не мучай себя ожиданием беды и не взваливай на себя лишнюю ношу. Ты и так слишком многое пережил. Я позабочусь, чтобы твой отец выжил. Это всё, что для тебя должно быть важно. То, что уготовила судьба мне, то случится хотим мы этого с тобой или нет, - Фостер говорит медленно, не торопясь, мягко и вполне обыденно, словно речь не о жизни и смерти, а рассуждает о чём-то привычном и неизбежном. Она не хочет думать о своём будущем, её греют картины примирения отца и сына, их жизнь, которую они упустили в разлуке. Да и не верит Хелен в собственную смерть. Кажется, амулет не принял "возьми меня вместо него", иначе сейчас всё было бы по-другому, она не просто ощущала бы боль от раны, а сама пуля была бы в её теле с самого начала, минуя Румпельштильцхена. Возможно, Хелен хотела слишком многого от небольшого амулета из Оз в мире, в котором не должна действовать магия. На самом деле ей было просто страшно представить, если бы не сработала не только последняя часть заклинания, а всё действие трилистника. Им действительно сказочно повезло!
Погрузившись в воспоминания безмятежного прошлого в Зачарованном Лесу вместе с Наставником, Медея изо всех сил пыталась отвлечься от горящей боли под сердцем, тошноты и мерзкого металлического привкуса крови. Она специально вызывает в памяти самые важные моменты, заставляя тем самым сердце биться от эмоций, бороться за тот сон, в котором прибывал Голд. Как только Хелен успокоится и сдастся, только её эмоциональные силы сойдут на нет, он проснётся. Что же станется с ней, она представляла смутно, отстраняясь от усиливающихся ощущений, как утекает энергия, оставляя опустошение и слабость, которые накрывают её, уговаривая сдаться, отступить в блаженную тьму без сознания. Сколько проходит времени в таком полусне-полуяви, Хелен не знает, когда с трудом понимает, что её рука лежит на плече Наставника, он вдруг сжимает её пальцы, а она... не чувствует. Совсем. Волна страха пробуждает её ненадолго. Ровно для того, чтобы посмотреть на часы от его вопроса и осознать, что происходит, когда реальность смазывается, кружится.
- Около часа, - тихо говорит она Голду, даже не пытаясь его остановить от попытки сесть. Хелен практически не чувствует своего тела, и едва понимает, двигаются ли её губы? Но всё же слышит откуда-то издалека своё имя. - Всё будет хорошо, волноваться не надо. Полчаса, Бэй, ты помнишь. Не останавливай маш...
Договорить она не успевает, погружаясь в зеленоватую дымку, застилающую сознание. Главное, что она отчётливо осознаёт - это не смерть. Это что-то хуже.
- Давно же мы не виделись.
- Эванора. Кто бы сомневался. Проклятая страна Оз.
- Соскучилась?
- По своему воспалённому воображению? Нисколько. Как же ты паршиво выглядишь.
- Это тебе спасибо. У всего есть своя цена, тебе ли не знать, Хелен?
- Медея, если уж на то пошло. Но выглядишь ты действительно хреново. Лет на пятьсот, не меньше. Другими словами, столько ведьмы не живут.
- Я благодаря тебе и не живу! Остаточная магия, паразит!
- Ну-ну, не злись, дорогуша, тебе не идёт. Неужели магия Оз разбередила во мне прах твоего сердца?
- Какая догадливая. Оз - моя страна! Тебе было мало забрать мой облик, тебе понадобилась и магия!
- То есть за забранную жизнь ты всё-таки не в обиде?
- Не смешно, когда речь идёт о моём убийстве!
- Прости, не могу разговаривать серьёзно со своей неуёмной фантазией. А всё трилистник издевается, не иначе.
- А давай проверим, если я сделаю тебе больно, почувствует ли её по связи твой драгоценный Наставник?
- Ты слишком много на себя берешь для воображения, но не смей даже пробовать, или я найду способ избавиться от тебя навсегда! Хм... Уж не мир ли без магии сделал твой вид таким?
- Сейчас и посмотрим, очнуться я тебе всё равно не позволю, а боль будет мучительной, обещаю!
Отредактировано Helen Foster (19-09-2018 00:39:40)
Голд даже не сомневался, что Бэй его ни в чём не обвиняет. Но сам он чувствовал свою вину, и этого было достаточно. Винить себя было занятием привычным; Румпельштильцхен занимался этим всю жизнь по той или иной причине, а уж после того, как выпустил руку сына и тот исчез в зелёной мешанине портала, чувство вины преследовало его так, что конца-края этому не было. Однако когда дело касалось чужих людей, он умел заглушить голос и без того придавленной Тёмным совести. В случае же с теми, кто был ему дорог, принцип «у меня не было иного выхода» не действовал. Румпельштильцхен так и не поверил в то, что поступил правильно, отпустив сына в портал. Да если бы он ещё сделал это в здравом уме и твёрдой памяти! Но в том-то и дело, что страх потерять могущество на миг затмил всё. Абсолютно всё. И в лице Бэя, ожесточённо кричавшего: «Ты трус! Не нарушай нашу сделку!» на всё тот же миг слились воедино те, кто приговорил Румпельштильцхена к репутации труса. На одно роковое мгновение Бэй стал… чужим, и пальцы рефлекторно разжались, выпуская его навстречу тому миру без магии, куда он так стремился, чтобы вновь превратить отца в смирного безобидного калеку. Иного объяснения не было – но это ничуть не уменьшало чувства вины Румпельштильцхена...
Он хотел сказать что-то ещё, но тут его внимание целиком отвлеклось на Хелен. Она погрузилась в какое-то пугающее забытье, и Голд сглотнул, уставившись на неё и забывая о физической боли. Невероятным усилием он сумел сесть.
- Медея? – Дрожащая ладонь машинально поднялась на уровень её лба – и нет, с пальцев не полился успокаивающий поток целительной магии. Никаких голубых лучей. Ничего. Голд смотрел пару мгновений на свою руку, отчётливо понимая, что может случиться непоправимое – именно тогда, когда до Сторибрука оставалось лишь дотерпеть.
- Медея! – бессильный испуганный стон. Голд обратил панический взгляд к сыну – но чем Бэй мог помочь?
Упрямство, это глупое упрямство, зачем ей надо было снова проводить какой-то ритуал! Голд бы доехал, дожил, дотянул бы до Сторибрука, он выкарабкался бы, он был в этом уверен! Мысли пронеслись в его голове за одну минуту, в то время как неверными пальцами он пытался проверить Медее пульс, игнорируя усилившуюся боль в груди – словно пуля врезалась ещё глубже.
- Полчаса, она сказала… Какие полчаса?! – Голд не был в состоянии мыслить взвешенно и рационально. Он превратился, как по взмаху волшебной палочки, в прежнего Румпельштильцхена, который до смерти боялся потерять тех, кого…
- Она выживет. Она должна выжить, - хрипло повторял Голд, как заклинание, вцепившись в руку Хелен.
— Я помню! – поспешно подтвердил Нил, с трудом улавливая стихающий голос ведьмы. Он старался оставаться если не спокойным, то хоть более-менее собранным. Получалось плохо: с той самой секунды, как началось магическое безумие с кровавыми ритуалами, он сидел как на иголках, а теперь и вовсе испытывал мимолетное желание выскочить из машины. Оказаться как можно дальше от обессиленной, вроде бы просто обессиленной, ведьмы. И от отца, вдруг ставшего таким же, как много лет назад. Осознание того, что прошлое вот так неожиданно прорвалось в настоящее, на секунду поразило Нила даже сильнее, чем ему в нервы ударила явная паника отца. Всего лишь на секунду, а затем очнулась и встряхнулась его собственная паника.
— Разбудить ее через полчаса, если раньше не проснется, — быстро, как ни удивительно, совладав с собой, ответил Нил. Он был внешне спокоен — лихорадочно спокоен — словно бы, если сделать вид, что всё в порядке, всё и в самом деле наладится. Раз страх заразителен, отчего бы таким же не быть его отсутствию? Нил никогда не умел успокаивать людей с легкой руки, да и с нелегкой тоже, но попытаться ему ничто не мешало.
— Конечно же она выживет, — с искренним даже недоумением сказал он. Хелен, или Медея, умирать явно не собиралась, она должна была очнуться. Должна была, и никак иначе. Нил всецело осознавал, что ведьма с легкостью могла наговорить ему с три короба лжи про весь ритуал, и он бы ни за что не понял, что ему врут, но верить в это не хотелось. — О боги, с ней ничего не случится. Она сама это сказала, помнишь? Она просто не успеет...
Умереть. Хелен не успеет умереть, Румпельштильцхен не успеет умереть: он домчит до магического города раньше, даже если напрочь сожжет колеса и собьет парочку неудачно стоящих столбов. Около часа. После всего долгого, высасывающего все соки, пути, чуть больше или меньше шестидесяти минут — крайне короткий срок, хоть и невыносимо длинный. А дальше их встретят Сторибрук и магия, проклятая спасительная магия, без которой их маленькому тройственному союзу не выжить.
— Осталось совсем немного, папа, ты оглянуться не успеешь, как приедем, — с жаром пообещал Нил, не отвлекаясь уже от дороги. Скорость — единственное, что он мог обещать, и вообще единственное, на что он мог всецело повлиять, а потому замученный автомобиль летел вперед, едва касаясь разогретого солнцем асфальта. Час, всего лишь час, даже меньше.
Хелен без особого труда узнала "интерьер" своего подсознания. Дом, в котором Медея жила с самого появления в стране Оз. Дом, в котором она не только продумала план по становлению Эванорой, но и в нём же вырвала её сердце. Как прозаично и реально, вплоть до мельчайших подробностей вроде подпалённой полки с книгами. Медея понятия не имела, во что на этот раз вляпалась. Меньше всего она ожидала вновь встретиться с Эванорой, пусть и в воображаемом ракурсе. Хотя в этой уродливой старухе с трудом угадывалась молодая ведьма, которую встретила Медея. Она так уже сроднилась с новой внешностью, что смотреть на состарившуюся, дряхлую ведьму, в которую может превратиться, было неприятно. Медея уже считала её своей. Но что-то не давало Хелен отнестись ко всей этой встрече с полным юмором, несмотря на все её заявления. Это и впрямь могла быть просто игра трилистника, но нельзя было отрицать, что прах сердца настоящей Эваноры под Заклятьем стал её частью. Полностью стать ведьмой из Оз Медея не боялась, но проблемы, которые ей обещала Эванора могли быть всё же реальными, о чём красноречиво свидетельствовало отсутствие двери в её прежнем "доме".
- Я всё равно вернусь, ты же знаешь, - обманчиво ласково произносит Хелен, с брезгливым презрением осматривая ведьму. - Ценой твоей жизни и жизни сотен жителей страны Оз, но я вернулась обратно домой. Неужели ты и впрямь думаешь, что сейчас, когда мой Наставник так близко, я позволю твоей блёклой тени остановить меня? Но вместо ответа Хэл чувствует резкую боль под сердцем, от которой едва не падает на пол.
- Что такое, уже не до пафосных высказываний? - насмешливо произносит Эванора, кружа вокруг Хелен с затаённой злобой во взгляде. - Ты сама, своими руками угробишь своего Наставника вместо того, чтобы спасти. Ощущаешь, как пуля врезается в его тело глубже, подбираясь к сердцу? Кто просил тебя задействовать символы Оз? Глупая-глупая ведьма, играющая с силами, о которых ничего не знает.
Хэл мрачно посмотрела на Эванору, осознавая, что она сейчас выступает от лица собственной паранойи, постоянного ожидания беды и тех сомнений, что были в Хелен всегда. Та самая тревога, что сделает что-то неправильно или не сделает, когда необходимо, всё равно терзала острыми когтями. В одном воображаемая Эванора была не права - в том, насколько сильны эмоции и кровь Медея очень хорошо знала. Что бы не сделал Наставник, чем бы не закончилась эта выходка для неё самой, действия с символами Оз не были напрасными. И то, что она не могла проснуться, как не пыталась, лишний раз это подтверждало - её силы ушли трилистнику, который не позволит пуле войти в сердце.
- Это мне говорит та, что в своей жизни ничего не добилась, предпочитая действовать лишь в мечтах? О, не говори мне, что всему виной твоя смерть, и если бы не я, ты бы стала править Изумрудным городом. Лет через семьдесят, не меньше, если бы вообще повезло. Пока папочка, потом старшая сестрица, - Хелен просто тянула время, ощущая, что именно в тени Эваноры заключена преграда перед её пробуждением. Она прекрасно понимала, что заставляет Наставника волноваться своим состоянием, что он ни грамма не поверил в её слова "всё будет хорошо", как не поверила бы и сама. Ещё и Бэй, которому явно не в радость ожидать, нужно ли ему будет что-то делать, дабы привести Хелен в чувства. Всё было скверно в этом состоянии! Саму Хэл встреча с прошлым, пусть и воображаемым, совершенно не радовала. В ответ Эваноры она даже не вслушивалась. Ей хотелось очнуться, заверить обоих, что всё замечательно. Увидеть, что с обоими всё в порядке, а они скоро приедут в Сторибрук. Казалось, желание было столь сильным, что стены её некогда дома пришли в движение и того гляди могли разрушиться, даря освобождение, но нет. Лишь каркающий смех её "стражи" был ответом на надежду поскорее от всего этого избавиться.
- Хорошая попытка, я аж впечатлилась! Ты... - но договорить Эванора не успела, Хэл одним плавным, полным ярости движением подошла к ней, и давно забытым, но всё таким же отточенным движением вырвала из её груди бьющееся сердце. Даже не задумываясь, что всё это нереально, да ещё и в мире без магии. В это время в машине тело Хелен свело судорогой и чуть выгнулось так, что Румпельштильцхен без труда мог узнать движение человека, у которого с трудом, но забирают сердце.
- Если для возвращения домой, к дорогому человеку, мне придётся раз за разом вырывать твоё маленькое, трусливое, чёрное сердце, я буду это делать с превеликим удовольствием! - прошипела Хелен, глядя, как образ задыхающейся старухи меняется на отражение той молодой ведьмы, у которой Медея отобрала жизнь. Ярость оглушала, Хэл была готова вновь превратить это сердце в песок, но неуходящее чувство подвоха, тревоги, не давало закончить начатое. Держащий Хелен за руку Голд, если бы обратил внимание, мог ощутить, как замедляется её пульс.
- Ну, что же ты медлишь? Это же так привычно, сжать в кулаке, отнять жизнь, это же удовольствие для тёмной ведьмы! - выплюнула Эванора, глядя с неясным для Хэл предвкушением. Чуть сжав сердце, Медея ощутила лишь отголосок боли, словно что-то дёрнуло внутри. Может это быть способом избавиться от Эваноры навсегда? Даже от её тени. В ответ не хотелось даже съязвить, что именно она обещала Хелен море боли, где же всё? - Ну, так и будем стоять, или ты закончишь начатое? Хэл в очередной раз вспомнила о Наставнике, который ранен, но вероятно волнуется, что она никак не проснётся, пальцы сами собой сжались сильнее, но... вопрос Эваноры заставил её с подозрением остановиться.
- Как была глупая при жизни, так и после смерти ума не набралась, - выдохнула Медея, ослабляя хватку. - Это же моё сердце, не так ли? - она щурится, глядя в глаза призрачной ведьмы из Оз. - Ты слишком рьяно желаешь совсем исчезнуть и освободить тем самым меня, чтобы я легко в это поверила. Хелен уже не обращала никакого внимания на Эванору, получив ответ в испуганных глазах. Значит, вот как? Убить её снова - умереть самой. Одно сердце на двоих, которое бы просто остановилось. Какое-то извращённое "меня вместо него". Амулет, призванный когда-то защищать её вырванное из груди сердце, обратился против после использования символов Оз и крови. Прекрасная обманка в стиле тёмной ведьмы с доверчивыми жителями страны. - Нет. Я вернусь, - твёрдо, и Медея заканчивает так и не начатый несколько десятилетий назад ритуал, положив своё сердце в большой, вместительный сундучок из тонкого металла, пока "помещение" вокруг рвало на части сильным ураганом. Проклятая страна Оз!
Приходить в себя было очень трудно, она не знала, сколько времени провела без сознания. Казалось, что всё тело было таким тяжёлым, что пошевелить даже пальцем просто невозможно. Шум машины оглушал, но она всё же открыла глаза. Ей нужно было сообщить, что всё в порядке, всё хорошо.
- Всё хорошо, - хрипит она, кое-как посмотрев на взволнованного Наставника. - Простите, что... напугала.
Отредактировано Helen Foster (03-10-2018 20:51:35)
В жизни Румпельштильцхена было немало моментов, когда в его замок или антикварную лавку врывались люди с отчаянием в глазах. Он оказывал им услугу, со стороны наблюдая за их эмоциями, за нетерпеливым: “Когда же будет то, что вы мне обещали, когда дорогому мне человеку станет лучше?” Изображал лёгкое удивление – почему бы, дескать, вам просто не подождать. Ведь всё образуется, достаточно проявить спокойствие.
Держа Хелен за руку и расширенными глазами следя за малейшими изменениями в её состоянии, Голд понимал этих людей, как никогда. В течение тех столетий, что он играл роль кукловода, ему нечасто приходилось вылезать из своей брони. Румпельштильцхен страшился проявлять человечность – это заставляло его вспомнить о том, кем он был на самом деле. Он избегал всего, что могло сроднить его с людьми, приходившими к нему за сделкой. И посмеивался над их отчаянием.
…
Просто проявить терпение, и всё. Какие-то жалкие полчаса. Голд осознавал, что судьба поставила его на место тех, за кем он когда-то наблюдал с усмешкой. Именно эта мысль пришла ему в голову, пока он, отвлекаясь от собственной боли, скорчившись на сиденье машины и вцепившись в руку Хелен, считал минуты – секунда за секундой. Голд с удивлением понял, что он свыкся с собственной болью, она превратилась в некую пульсирующую часть его самого. Гораздо страшнее могло быть другое.
Голд вздрогнул и вгляделся в Хелен повнимательнее. Она выгнулась, и рука её дёрнулась в его руке; что с ней происходило? Что за видения её мучили? Сумеет ли она из них выкарабкаться?
В такие минуты обычные люди шепчут молитвы, но в памяти Голда – и Румпельштильцхена – не всплыло ни одного слова. Да и чем бы помогли высшие силы тем, чьи руки по локоть в крови? Голд даже не знал бы, к каким богам обратиться – своего ли мира, мира ли без магии. Кто он, Тёмный, такой, чтобы рассчитывать на милость для другой тёмной? Они оба – отвержены.
Пульс Хелен неотвратимо замедлялся. Голд прикрыл глаза – обречённо и не желая видеть, как последний вздох слетит с её губ. Все, кого он подпускал слишком близко, либо убегали прочь, либо их убивали, правильно? Что ж. Скорее всего, они умрут оба – со смертью Хелен некому станет поддержать колдовство, спасавшее жизнь Голда.
По крайней мере, он умрёт на руках у сына, а не сгниёт где-нибудь в подземелье у светлых героев. Пусть мучительно не хотелось такого конца, но за всё когда-нибудь приходится платить.
- Всё хорошо. Простите, что... напугала.
Голд не сразу осознал, что это говорит Хелен, а следовательно, она вполне жива. Он уставился на неё, горло перехватило, и пару минут Голд боролся с собой, не позволяя слезам выступить на глазах. Но взгляд выдавал его целиком и полностью. Наконец, Голд разомкнул губы:
- Я убью тебя, - он с трудом ворочал языком, и боль снова навалилась на него, как свинцовая плита, следом за парящим чувством облегчения. – Я просто сам убью тебя там, в Сторибруке!
Когда Хелен наконец очнулась, Нил и сам едва не подскочил с сиденья во внезапном приступе облегчения и... Странно однозначной радости. Он и заметить не успел, как фатально и быстро стали для него значительными благополучие отца, которого он не звал и не ждал, и темной ведьмы, которую он ни капли не знал. Избыток слишком сильных эмоций словно бы отодвинул его злость, ударился в стену здравого (вроде бы) безразличия волной предвкушения не то смертельной боли, не то робкого счастья.
Не успел однако Нил негодующе вопросить, всё ли в порядке на злополучном заднем сиденьи и почему все так молчат, как услышал первую угрозу убить. Виной тому вся нервозная напряженность адской поездки или чрезмерная внимательность к дороге, но истинного смысла фразы он не уловил. В конце концов Нил не только совсем не знал Хелен, но и, по большей части, не знал Румпельштильцхена — того, каким он стал за невероятные сотни лет. Он поверил своей замученной настороженности, не понимая, что зря: ошалело отвлекся на зеркало заднего вида, дернулся, невзначай сбросив скорость, может быть, немного резко. Недостаточно даже, чтобы ремень безопасности впился в грудь, и все же это было плохо, это значило, что и без того небольшим в последние дни силам Нила приходит конец.
— Черт побери, — совсем тихо ругнулся Нил, снова разгоняя "кадиллак" до предела. Он бы и впрямь не отказался, чтобы какой-нибудь черт да побрал все больные проявления страха и сомнения и дал доехать до Сторибрука без лишних метаний. Осталось всего около получаса этой пытки, а что потом — потом видно будет. Сейчас же Нила уж в который раз захватило нервное, нестойкое чувство вины: — Простите. Всё в порядке?
Если бы что-то случилось — он бы непременно услышал, заметил, почувствовал, но и зная это Нил беспокоился не меньше. Беспокойство не отпускало его, вовсе нет, оно только нарастало тем быстрее, чем ближе становилась заветная цель, и лишь изменялось из болезненности в нетерпение. Он уже не просто до колик хотел добраться до магического города, он мечтал об этом, грезил невидимой чертой, которую не так давно столь опрометчиво пересек дважды. Немногим меньше Нил мечтал о том, чтобы наконец отпустить руль, остановиться и, в лучших традициях жанра, облегченно-истерично рассмеяться до слез. Как ни странно для их временами обделенной удачей троицы, эти мечты грозили сбыться.
— Это тот поворот? — с явным сомнением спросил Нил, плавно притормаживая перед разветвлением дороги, не видя ни малейших признаков города впереди. В прошлый раз до барьера он добрался методом сумасшедшего забега по лесу.
Ответ не оставил сомнений: это тот поворот, тот лес, то место! На миг его глаза застила восторженная пелена: пусть города Нил упрямо и в упор не видел, но Сторибрук был совсем близко. Магия была совсем близко.
Понимание. Какое многогранное чувство, которое может состоять из двух, иногда трёх и более этих самых "понимаю". Хелен прекрасно понимала, как волновался Голд, когда она потеряла сознание. Ровно настолько же понимала, что не могла поступить иначе. Призрачно рискнуть своей жизнью ради уверенности, что Наставник выживет - это самое малое, что она могла для него сделать. Отобрать у судьбы ещё больше шансов на то, что Румпельштильцхен спасётся. Она не знала сколько времени была в таком состоянии, но взгляд Наставника её действительно напугал. Не его слова. Взгляд. Из него слишком медленно уходило отчаяние, полоснувшее острым её то самое неуёмное сердце, по указке которого она делала всё в последние сутки. Да и всегда. Мучительное оцепенение прервало резко сброшенная скорость, отчего она чуть подалась вперёд, разом ощутив своё тело и тяжело выдохнув. Она быстрым взглядом осмотрела Бэя и Голда, удостоверяясь, что всё нормально.
- Всё в порядке, Нил? Держись, нам осталось совсем немного, ты молодец, - всё ещё не слишком послушные губы растянулись в подобии ободряющей улыбки. - Нам всем осталось немного потерпеть. Ещё раз осмотрев Нила, Хелен сосредоточилась на Наставнике, который так же блистал своим упрямством, как и она. - В Сторибруке со мной можете сделать всё, что захотите, а вот вы совершенно себя не бережёте! Зачем вы поднялись, делаете резкие движения? Хелен бурчит, чтобы не утонуть в чувствах неуместного щемящего смятения, что она возможно ему дорога даже после всего, что натворила, и ядовитой вины, что своим самоуправством заставила его так волноваться и переживать, отчего ему пришлось терпеть новую боль. Боль, от которой она хотела его избавить, а в результате только добавила. Хэл хмурится и тянет к нему руки, заставляя вернуться к ней на колени, вновь радуясь ощущению простреливающей боли, словно ничего приятнее никогда не чувствовала. Они оба живы.
- Я никогда не рискнула бы Вашей жизнью. В результате всё, что я сделала гарантировало независимость амулета от моего состоянии. Трилистник защитит Ваше сердце, что бы со мной ни произошло. Это стоит любой моей цены, - упрямо, но извиняюще говорит она, с блаженным удовольствием привычно зарываясь пальцами в волосы Голда. Умиротворяющее ощущение! - Только Ваши нервы оказались дороже, чем оплата. Простите, - тихое продолжение на выдохе: - Я не могу уйти, когда только Вас нашла.
Она замолкает, на какое-то тягучее мгновение погружаясь в крамольное желание продлить это время в машине подольше. После встречи с прошлым настолько близко, словно вновь побывав в Оз, оставшись в одиночестве, без Наставника, ей страшно представить, что будет после пересечения черты города. Нет, конечно, Хелен ни за что не стала бы оттягивать момент возвращения в Сторибрук. Жизнь Румпельштильцхена в миллиарды раз важнее, чем все её страхи и опасения вместе взятые. Но теперь, когда от неё не зависело совершенно ничего, непрошенные мысли, взбудораженные свежим чувством вины не желали повиноваться контролю. Она не боялась озвученной угрозы Голда, её страшили решения, которые он потом примет. Позволит ли быть рядом? Или всё, что она могла, уже сделала? Медее казалось, что она и впрямь вернулась в прошлое. Слишком давнее - в самое начало. Когда отказ Румпельштильцхена взять её в ученицы был намного страшнее смерти. От этих совершенно нерадостных, тоскливых мыслей она сама не замечала, как её движения пальцев в волосах Голда стали особенно мягкими и ласковыми, перенося внутреннее ощущение тлеющей нежности, подпитанной скорой развязкой. Черта города не только подарит спасение, но и вновь обнажит острые проблемы, которые ушли вглубь под натиском смертельной опасности. Но всё можно решить, лишь бы они успели!
- Да. Это он, - короткие слова, с трудом продирающиеся из сжавшегося от мучительного предвкушения горла. Хелен подтвердила, что впереди спасение. Дом. Магия. И конец их страшному, опасному, болезненному путешествию, но которое на короткий призрачный миг позволило ей почувствовать себя частью семьи. - Скоро не будет боли, Наставник, впереди долгожданное освобождение.
Отредактировано Helen Foster (03-10-2018 23:17:24)
Голд закусил губу едва не до крови – машина дёрнулась, и это отозвалось резким приступом боли. Привалившись к сиденью, он лишь пробормотал что-то невразумительное в ответ на обеспокоенный вопрос сына, но Хелен, к счастью, могла говорить, отвечать и задавать вопросы сама. Осознание того, что ничего страшного не произошло, заметно облегчало боль, и Голд сумел улыбнуться одними губами:
- Себя беречь… не подумал об этом… надо же…
Голд бы удивился самому себе, если б на то оставались силы, но всё поглотило облегчение и почти счастье, насколько можно быть счастливым с дырой около сердца. Он точно был уверен – самое тяжёлое осталось позади. Они обязательно доберутся до Сторибрука в добром здравии, все трое.
Голд с неожиданным послушанием лёг и позволил Хелен уложить его голову к себе на колени. Закрывая глаза, он попытался объяснить:
- Я понял, что ты заботилась обо мне. Но тебе следовало подумать… Мы и так доберёмся. Не было нужды рисковать собой… Я уверен.
Голд умолк; мысли его расползались в разные стороны, он лишь чувствовал пальцы Хелен в своих волосах и опять хотел погрузиться в забытье. Слабость убаюкивала его, а все страдания отступили куда-то в сторону.
- Поворот, - эхом слетело с его губ. – Больно не будет…
Ему казалось, он куда-то уползает и слышит голоса сквозь мутную пелену. А потом внезапный, острый, словно напоследок, приступ боли и… волна. Через всё его тело пробежала мощная, тёплая, знакомая волна.
Они пересекли границу Сторибрука.
…
Тьма, доселе замершая и безмолвная, нетерпеливым потоком заструилась по жилам, прирученным зверем заворчала внутри, мгновенно исцеляя порванные ткани и выталкивая посторонний предмет наружу. Голд, ещё не поднимаясь, приложил руку к груди – и через мгновения пуля была в его ладони.
- Вот и всё, - прошептал он, вставая, и от наплыва магии у него немного кружилась голова. Вот и всё.
Голд смотрел то на Хелен, то на Бэя и не мог поверить. Его потрясённый, ликующий взгляд заметался от одного к другой, губы раздвинулись теперь уже в самой настоящей улыбке.
Пусть его сила была проклятой, Голд очередной раз понимал, что он слишком сроднился с ней и по доброй воле никогда её не отдаст. Он чувствовал себя, как калека, которому волшебным образом вернули его руки.
И стократ лучше оттого, что ему вернули его семью.
Он смог. Он поехал за сыном вместе с Хелен, и они вернулись втроём.
Это было совершенно чудесное, непередаваемое мгновение.
Слишком чудесное, чтобы его не заслонила тень.
Отредактировано Mr. Gold (04-10-2018 12:02:28)
Машина, едва-едва не завизжав истерзанными тормозами, остановилась почти в самом Сторибруке – и жизнь словно сорвалась с цепи. За одно жалкое, ничтожное мгновение Нил вновь научился дышать свободно, без давящей на плечи тяжести злого рока, без бьющей в сознание мысли «Гони!», без ощущения дышащей льдом в затылок смерти. И за одно мгновение он вдруг лишился всех тех суматошных, поднятых страхом со дна терпения, сил, которые поддерживали его всю дорогу. Нил никак не ожидал, что теперь уже его вдруг настигнет непрошенная темнота, наплывет слабостью и навалится всей измотанностью последних дней. Рано!
Он с негодованием открыл дверь и чуть не вывалился из машины, тут же начисто забыл про нее и чудом не познакомился с асфальтом дороги ближе, чем хотелось бы. Ослабевшие от перенапряжения конечности отказывались нормально слушаться, однако ж Нил упрямо добрался до пассажирской двери и распахнул ее настежь.
– Жив и здоров, – без тени улыбки констатировал он, вперив в Румпельштильцхена ошалевший от сбывшегося счастья взгляд. Всё… кончилось? Нил мечтал об этом мгновении все адские десять часов, мечтал до боли, а сейчас с трудом в него верил, потому что настоящие чудеса встречались ему ой как нечасто. И все-таки встречались. Осознав это, Нил внезапно требовательно протянул отцу руку, хотя помощь тому уже явно не требовалась. Нил о таких тонкостях не думал, и о Хелен тоже не думал, хотя в другое время внутренне устыдился бы этого, не думал даже о будущем, даже о прошлом. Он вообще не думал ни о чем, кроме того, что хочет наконец сделать это прямо сейчас, и хоть трава не расти, хоть с неба солнце исчезни!
Нил обнял отца порывисто и самозабвенно, как бывало, наверное, только в детстве, но с какой-то лихой безнадежностью. Он, может, и не думал, но чувствовал, что это невероятное счастье, обуявшее его минуту назад, скоротечно почти трагически. В самом деле, он вскоре очнется от дурманящего впечатления, сообразит, что оказался в городе, куда хотел попасть меньше всего, с людьми, с которыми отказался идти – и что тогда? Нил не хотел загадывать, но заранее знал ответ.
Магия позволяет иногда быть беспечным, тем более такая, как у Тёмного мага. И Хелен могла бы подумать, что именно привычка ощущать и быть неуязвимым диктовала Румпельштильцхену забыть о себе, но боль, которая только усиливалась при движении не дала бы ему забыть об опасности и уязвимости сейчас. Поэтому, как бы он не удивлялся, но Нью-Йорк показал, что в Голде было достаточно героизма и заботы о близких людях. Настолько, что можно забыть о себе. Об этом Хелен напомнит ему потом, в минуты, если он разуверится в себе. Что до ритуала, ненужного, по мнению Наставника, то она не жалела. За время пребывания в Оз, Медея отучилась уповать на удачу, случай, судьбу. Возможность вернуться домой она искала постоянно, любой способ приходилось выбивать, выгрызать, отбирать. Артефакты, книги, слухи. Отдать же такую ценность, как жизнь Румпельштильцхена, на откуп судьбе она не могла и подавно.
Пересечение границы Сторибрука Хелен ощутила сразу же. Глубокий вдох, мгновение, и родная магия заполняет каждую клеточку тела, вновь превращая обычную швею в ведьму. Никогда ещё она так не была рада этому опьяняющему чувству воссоединения. Они смогли! Смогли вернуться втроём, живые и здоровые. Хелен тут же посмотрела на Голда, убеждаясь, что и к нему вернулась спасительная магия. Ликующим взглядом Медея проследила, как проклятая пуля покинула тело её Наставника. Получилось! Успели. Он жив. На какие-то немыслимые мгновения её оглушило счастье, улыбкой появившееся на губах и отражающееся во взгляде. Она не позволяла ничему лишнему пока ещё всколыхнуться в душе - ни опасениям за свою дальнейшую жизнь, ни тревоге, что Нил может не задержаться в ненавистном Сторибруке. Нужно насладиться выстраданным моментом, ощущением чуда. Осознанием - её Наставник жив и ему больше ничто и никто не сможет навредить. Она не двинулась с места, встречаясь с Голдом взглядом, узнавая в нём отражение своих эмоций. Хотелось его обнять, хотя бы коснуться руки, но Медея знает - эмоции сейчас её враги. Нельзя позволить себе лишнего, сделать очередной неверный шаг.
- Мы это сделали, мы вернулись, - тихо говорит она и выходит из машины одновременно с Нилом, вдыхает полной грудью воздух свободы, глубоко выдыхает, словно пытается скинуть весь тяжёлый ужас последних суток. Всё это того стоило. Она разворачивается, положив руки на крышу машины, и с чувством глубокого удовлетворения наблюдает, как отец и сын обнимаются. Так, как и должно быть после долгой разлуки. Эмоционально, порывисто, искренне. Этот момент не омрачён ничем, ни прошлым, ни будущим. Он настоящий. На секунду ей хочется подойти и обнять их обоих, так же, как хотела сделать это в Нью-Йорке, но так же не двигается с места, запоминая эту картину, чтобы напоминать себе раз за разом за что она будет помогать Наставнику бороться - за любящего и любимого сына. Она не шелохнётся, боясь нарушить минуту наваждения, эмоционального дурмана, который позволил истине высвободиться из плена разума и обид, ей хотелось, чтобы всё было просто после этих объятий. Но не будет. Цель спасения, которая объединяла всех троих последние часы рассыплется на десятки колючих нитей и проблем, но сейчас всё было правильно! Стоило бы тихо исчезнуть и не мешать родным людям поговорить, выяснить всё, побыть наедине, но Хелен понимает, что ничего не закончено - Голду ещё может понадобиться её пусть и молчаливое, но присутствие, да и так хочется сказать Бэю спасибо за спасение. Чуть позже поблагодарить сильного мальчика за то, что смог и выдержал. Поэтому она всё так же стоит, опираясь локтями о машину.
Отредактировано Helen Foster (20-11-2018 16:17:26)
Из них двоих - отца и сына - не верить в чудеса скорее пристало бы первому, со всем, что давило на него несколько столетий, с бременем этих прожитых вместе с тьмой лет, когда не то что на радость - на простое человеческое участие не было надежды.
И тем не менее, именно Румпельштильцхен верил в чудеса больше - вероятно, потому, что был плоть от плоти сказочного мира, взрослея там, где о необыкновенном грезят до самой смерти. Бэй попал в мир без магии подростком, и, вероятно, его законы оказали своё решающее воздействие на психику подростка, как и то... что с порталом чуда не случилось.
Румпельштильцхен обнял сына в ответ так, словно боялся - тот выскользнет, исчезнет, растворится в воздухе, оставляя его теперь уже навсегда. Румпельштильцхен был своему сыну и отцом, и матерью с тех пор, как ушла Мила, он был для него всем точно так же, как и Бэй для него, и в присутствии сына не стыдился своих слёз и переживаний, так было с давних времён и так останется навсегда. [float=right]
[/float]И сейчас глаза Румпельштильцхена снова блестели влагой, а в его лице не было ничего от кошмарного Тёмного, которым пугали детей и взрослых. Ему пришлось, хоть и с величайшей неохотой, разомкнуть объятия и вглядеться в лицо Бэя, понимая с небывалой ясностью - чудо свершилось. Он здесь. Его сын рядом.
Тёплый и благодарный взгляд Голда метнулся к Хелен - без неё не было бы всего этого, - а затем вновь вернулся к сыну. И вот тут появилась тень - она наползла незаметно и нависла над ними; всё плохое, что случилось и ещё может случиться, заслонило хрупкое счастье Голда.
- Бэй... - Он заговорил нерешительно, сжимая рукоять трости обеими руками, вопросительно и почти жалобно глядя на сына. - Ты... ты же останешься? Не уедешь? Сынок, дай мне шанс. Вот увидишь, всё будет иначе. Лучше, - торопливо и убеждённо говорил Румпельштильцхен. - После всего, что было в Нью-Йорке... Ты же видел - я изменился. Я больше не такой трус, и я выбрал тебя. Не бросай меня!
— Что? — откликнулся Нил, уже в который раз упуская, что отзывается на имя, которое зарекся использовать. Сегодня абсолютно всё шло не так, как должно было, и уж точно вопреки тому развитию событий, какое он мог представить. Всевозможные убеждения, увещевания и призывы остаться со внезапно возникшей семьей, даже после однозначного "нет" — едва ли не единственное, что он мог предугадать с самого начала, в аккурат после того, как понял, что отец все еще отец.
— Ну я... — он замялся, словно первоклашка у доски, не зная, как отвертеться от неудобного, больного вопроса, как не соврать себе и не соврать другим и при этом не сказать правды, в которой сам же начинал сомневаться. Сейчас для Нила всё это было чересчур сложно, он слишком устал и пережил слишком много впечатлений за один день. Как минимум из-за этого он не мог ни уйти, ни уехать сразу: он просто не дотянул бы до следующего города. Да еще и оставить отца, которого только что едва не потерял второй раз в жизни — это было совершенно невозможно.
— Конечно, я останусь... — сказал Нил, глядя куда-то в район колес автомобиля. Он должен был добавить, что это, может быть, только на одну ночь, что он уже давно не верит словам, и что-нибудь еще в том же духе, но Нил промолчал. С такими поворотами судьбы он сам не знал, что будет завтра. Он отступил и отвернулся, оглядываясь с каким-то гипертрофированным интересом. Сам город Нил в свой прошлый визит не видел, но и сейчас никак не мог сфокусироваться на Сторибруке, и проедь перед ним карета, запряженная единорогами, бровью бы не повел — не заметил бы.
— Так куда нам дальше? Еще немного, и я усну стоя, — вяло пошутил Нил даже с намеком на веселье, но не повернулся, чтобы увидеть реакцию. Он был вполне готов идти куда угодно, лишь бы не стоять вот так втроем посреди улицы со всем искрящимся невысказанным. Хоть бы и в Преисподнюю, или где там нынче обитают темные маги со своими ведьмами.
Вы здесь » ONCE UPON A TIME ❖ BALLAD OF SHADOWS » ИНВЕНТАРЬ ХРАНИТЕЛЕЙ СНОВ [СТОРИБРУК] » [29.04.2012] Время для искупления
