однажды...
Это скучная история. Если разобраться, всё, что происходило в моей жизни, было или скучным и не стоящим внимания, или просто глупым.
Я родился в самой обыкновенной семье и получил самое обыкновенное воспитание. Мои родители не были богаты, но в нашей деревеньке считались зажиточными и образованными. Наверное, так оно и было. Мне, откровенно говоря, сложно судить. На мой взгляд, деревня - это деревня, и всё в ней выглядит грязным и дурно пахнет: дома, люди и, разумеется, скотина.
С детства убогость мира и человеческая глупость вызывали у меня нетерпение. Люди постоянно были чем-то недовольны и жаловались. Они ныли и ныли из-за погоды, налогов, правительства, болезней, снова из-за погоды. Казалось, не проходило и дня, чтобы что-то не вызывало у них тяжкого вздоха.
Слишком многие были стары, не могли работать, а потому кормить их были вынуждены родные. С возрастом кости становились хрупкими, мышцы слабли, кожа обвисала и покрывалась морщинами, а все органы чувств притуплялись. Мой дед едва передвигался, подволакивая отказывающие ноги, но при этом беспрерывно брюзжал и мог огреть палкой, если кто-то слишком медленно шёл, чтобы поправить ему подушку или принести чая. Мать моя была женщиной, которую все считали доброй. Она всегда улыбалась и каждому находила ласковое слово. Дед обзывал её дурой, щипал так, что у неё на глазах появлялись слёзы, устраивал истерики, а она продолжала улыбаться и была с ним всегда приветлива. Она заставляла быть с ним приветливой и своих детей.
Я рано понял, что мир делится по очень простому принципу: есть хищники, которые имеют всё, и есть мясо – те слабаки, которые кормят хищников. Дед слаб, потому что не может ходить. Стоит только слегка толкнуть его, когда он спускается на крыльцо, чтобы погреться на солнце, как он упадёт и наверняка больше никогда не встанет. Мать слаба, потому что ненавидит его, но духа сделать необходимое ей не хватает. Братья и сёстры слабы, потому что слушают её. Вся деревня слабы, потому что недовольны своей жизнью, но не желают ничего менять.
Мне всё давалось легко. Я хорошо учился, был хорош собой и крепок для своего возраста. Я был достаточно сообразительным, чтобы играть по правилам: строить грустные рожи и улыбаться, когда этого требуют приличия. Долгое время я думал, что все делают также. Я ни к кому не испытывал настоящей привязанности и ничто не вызывало у меня беспокойства или жалости. Когда дед, наконец, умер, всем бы стоило вздохнуть с облегчением, но в семье устроили настоящий траур.
Чтобы не видеть их постных рож, я ушёл в лес. Мне нравилось в лесу – там воздух чище и жизнь честнее, проще, идеальнее. Чистым мир, где нужно или быстро бегать, или быть сильным, или иметь крепкие зубы. Слабые там умирают. Никто их не кормит и не терпит от них удары палкой. А сильные живут и здравствует.
Именно в этом мире мне на глаза попалось чудное существо – то ли человек, то ли зверь, но раненный и, на мой взгляд, умирающий. Я хотел прервать его мучения. Зачем страдать с поломанными ногами, которые не могут уже прокормить? Но она не оценила моего милосердия. Ведьма разозлилась и превратила меня в нечто – несомненно, сильное, но уродливое.
Сперва я не сообразил, что со мной случилось. Тело слушалось даже лучше, бежало быстрее, запахи стали острее и во многом перестали казаться отвратительными. Мир стал ярче, насыщенней, интереснее. Не понимая, что делаю, я загнал оленя и с удовольствием отведал его крови и мяса. А когда начало темнеть, я отправился домой. Но дома меня не встретили с любовью и распростёртыми объятьями. Люди шли на меня с вилами, бросали камни и обзывали чудовищем. Я всегда был хорош собой и всегда вызывал симпатию. Явная агрессия обескуражила меня. Какое-то время я рыча лишь отступал под их натиском, но удачно брошенный в морду камень раздробил нос и вызвал ярость. Я убил их и вернулся в лес.
Жизнь в лесу была почти хороша. Вечная гонка, вечная охота, сдобренное полным одиночеством. В юности, полном учёбы, домашней работы и заботами о младших и старике, оно казалось бы мне благом, но, как оказалось, одиночество хорошо только в фиксированных размерах. Я не хотел общества, но людские деревни манили меня. Манил человеческий смех и огонь, весело горящий в каминах.
Время от времени я приходил в деревни, и всегда меня встречали камнями. Потом люди приходили в лес, чтобы убить меня, но я всегда убивал их. Не знаю, сколько я прожил таким образом, но однажды в лесу появились не крестьяне, а люди закованные в железо и вооружённые до зубов. Я не боялся их и мог бы убить любого, но что-то сломалось и во мне. Вместо того, чтобы убить их, я бросился в бегство. Тоска, почти неосознаваемая, но густая и тёмная заполнила меня. Они гнали, я бежал и был готов к смерти. В какой-то момент одиночество стало моей слабостью, и было лучше умереть, чем и далее влачить жалкое существование.
От сковывающего ужаса меня спасло до болезненного приятное прикосновение другого существа, тёплого и живого. Живая, тёплая, солоноватая влага, отданная бесстрашно и добровольно, наполнила мой рот, а вместе с ней вернулось и человеческое сознание. Я смог вернуть себе облик и научился возвращаться к нему каждый раз, когда мне этого хотелось. Жизнь зверем перестала быть тягостной, поскольку не было уже сковывающего одиночества. Люди снова не казались мне интересными и нужными. Они вновь обратились в тоскливое слабое стадо. Все, кроме одной. И именно с ней я остался и ей буду служить до конца, каким бы он не был.

но заклятье перенесло меня в сторибрук...
В Сторибруке я работаю управляющим в баре, где Анастасия работает барменом. Даже заклятье не разделило нас, но забавно потусовало остальных.