«…и вот, следуя простейшей логике, можно представить, к чему все приведет…» -  Даниэль в третий раз перечитывал абзац, стараясь уловить хотя бы след той логики, следуя за которой можно понять смысл последних пятнадцати строк, но то ли удача сегодня была не на его стороне, то ли обороты, используемые подчиненным, был слишком витиеватыми, то ли – и к этому он склонялся сильнее всего, - смысла в прочитанном было столько же, сколько в позапрошлогоднем снеге.
«Уделите больше внимания фактам, меньше лирических отступлений. Мы все же не роман пишем, а городские новости. Правки жду к пятнице». Сообщение мигает, отмечаясь как прочитанное адресатом, мужчина снимает очки, потирая переносицу – пять часов редактуры не прошли бесследно для глаз, сейчас ноющих и отказывающихся возвращать картинке необходимую резкость. Пожалуй, он заслужил перерыв на кофе и несколько минут тишины в качестве десерта к оному. Экран мигает, погружаясь в спящий режим. Оживает стерео система, ненавязчиво впуская в комнату музыку. Даниэль прикрывает глаза, наигрывая на столе мелодию или, во всяком случае, свое представление о ней.
Жизнь в городе текла своим чередом, поменявшись лишь в деталях, которые он назвал бы незначительными. Словно попав в колесо, и не имея возможности его остановить, все они продолжали жить теми привычками, что были «до», разве что теперь, наконец-то нашлись объяснения, казалось бы, случайным симпатиям и конфликтам. Он, например, непонятно ради чего готовил свежий номер новостей, чередуя объявления о поиске седьмого гнома и дне открытых дверей в местном отделении скорой помощи. Привычки Даниэля легко вписались в уклад жизни Луноликого, и последний решил не рушить устоявшийся порядок, улаживая личные дела в свободное от работы время. Почему бы и нет, особенно если все время, что он себя помнил, какого-либо рода конкретных занятий у светлого духа не было. Охрана мира – круглосуточная и не слишком разнообразная работа, после которой редакция служила специфическим, но все-таки отдыхом...обремененным обязанностями, которые все же стоило исполнять – стук в дверь возвращает духа из праздных размышлений в реальный мир.
- Да прошу, - отзывается несколько отстранено, но, заметив визитера, заметно смягчается. – Проходи. – Жестом указывает на свободное кресло по ту сторону стола. – О чем ты хотела поговорить?
Действительно, любопытно – главного редактора старались не беспокоить без веской причины, решая все не требующие вмешательства дела посредством переписки. Луноликий же, насколько ему помнилось, временно приостановил боевые действия от своего имени, а за милыми перепалками местных темных и светлых следил с легкой насмешкой, словно взрослый, наблюдающий не поделивших в песочнице лопатку ребятишек – мотивированных, умненьких, но все же детей.
Интересно, а каково зубной фее с ее восторженной влюбленностью в, кажется, каждое проявление жизни, обитать теперь в этом городе?

Фея нервничала. Не нужно было обладать дедукцией знаменитого детектива, чтобы увидеть это в нервных скупых жестах и побледневших пальцах, сжимавших ремешок фотоаппарата, словно спасательный круг. Это удивляло: своего Хранителя светлый помнил яркой вспышкой, с невероятной скоростью перемещавшейся по всему миру. Живая, непосредственная, искренняя до наглости, она, казалось бы, вобрала в себя саму суть того детства, на защиту которого была избрана, а своей любовью к жизни, не слишком обеднев, могла поделиться с самим светлым духом.
Луноликий воскрешает в памяти воспоминания о Кимберли, и находит схожее поведение. Улыбчивая, очаровательная и по-хорошему безжалостная , она являлась отличными сотрудником. Мечтательная, немного оторванная от реальности, но притягательно-живая – умело примешивала часть носимой ею магии в каждый сделанный снимок. Жаль только, что они не всегда подходили к суровым будням, описываемым и бывшим, и нынешним редактором, но это, кажется, не уменьшало ее энтузиазма.
Тем удивительнее было то, что он наблюдал перед собой сейчас: готовая то ли к битве, то ли к порицанию девушка угрюмо молчала, избегая встречаться с ним взглядом, но, взяв себя в руки, заговорила…
…и он бы не удивился, если после этого фея вскочила бы на ноги и выбежала за дверь, чтобы больше никогда не встречаться. Интересно, что же такого успела натворить подчиненная, чтобы испытывать теперь подобные муки совести. Светлый дух дает себе обещание быть как можно более мягким и постараться не усугубить душевные терзания Тусианы, кивает, жестом предлагая ей продолжить. Молчит, выделяя все необходимое время, и добивается-таки того, чтобы услышать цель визита.
Все же она пришла к Луноликому. Следовало ожидать, что однажды у Хранителей появятся, если уже не появились, вопросы относительно целей их борьбы. Показательно, что именно фея решилась первой задать их светлому духу, едва появилась возможность. В ее смелости он не сомневался, но порыв оценил по достоинству. Помнил, что являлся для всей команды скорее идеей, чем реальным лидером, а сомневаться в идее бывает крайне болезненно. Да еще и Кромешник, наверняка, рассказал ей свою версию событий. Приятно, что решение Тусиана собралась выносить после того, как выслушает обе стороны – редкое здравомыслие, что у смертных, что у вечноживущих.
- Можно, раз это так волнует тебя, - Луноликий молчит, подбирая слова, а после бросает взгляд на все еще напряженную девушку. – Фея, я не злюсь. Вы все имеете право знать, ради чего сражались. Ты молодец, что решилась прийти. – Более понимающим он сможет быть только если погладит ее по голове, но это, пожалуй, чересчур. Лгать подчиненной не было резона, хотелось бы верить, что она придет к тому же выводу и перестанет, наконец-то, сидеть словно на иголках. Светлый дух невольно начинал чувствовать себя злодеем.
- Постараюсь не утомлять тебя длинной предысторией, но боюсь, что без этого не обойтись. Мы с Кромешником стояли у истоков жизни и, можно сказать, приятельствовали. Когда появились люди, нам обоим стало любопытно: кто они, как живут, о чем думают. Я просто наблюдал, он же избрал более…творческий подход. И более жестокий, к моему сожалению. Тебя может это удивить, но я разговаривал с вами все это время – Хранителями, я имею ввиду, - с ним тоже, но то ли Бугимен не хотел меня слышать, то ли не мог, результат от этого не изменится. Я не мог вступить с ним в борьбу сам, слишком разрушительными были бы последствия. Не мог достучаться. Пришлось прибегнуть к вашей помощи. – Луноликий откидывает голову, упираясь взглядом в потолок. Что ни говори, а воспоминаний дней минувших за последние несколько месяцев было значительно больше, чем ему хотелось бы. Теперь же, следуя примеру феи, могут прийти и остальные Хранители. Заманчивой казалась мысль устроить общее совещание о разом ответить на все вопросы, но честнее, все же, позволить им самим дойти до того, что личный разговор им нужен. – Кромешник избрал для себя страхи. Вы же были полны надежд, радости…детства, если угодно. И уже защищали детей, разве что менее организовано. Мне же оставалось дать вам цель. И не дать убить Кромешника. Он же был слишком упрям и уверен в том, что все против него, чтобы остановиться самостоятельно. Все последующее – результат этих двух необходимостей: сохранить людей и этого упрямца.
Светлый дух не надеется, что его поймут. Хочется верить, но если фея сейчас посчитает себя орудием, это будет ее право и ее выбор. Так же, как когда-то выбрал Буги. Впрочем, учитывая их близкое знакомство, следует уделить чуть больше времени прояснению причин – уж кто-кто, а темный дух умеет преподносить известные факты в нужной огранке.
- Это вся история, но если у тебя есть вопросы, я готов на них ответить.

Ему бы хотелось отыскать для феи простые ответы, проводящие ясно различимую черту: вот здесь – все хорошее, его нужно защищать и лелеять, а там – все плохое, с ним нужно бороться до победного конца и не верить ни единому звуку, разносящемуся с той стороны. Он бы так и сделал, если бы разговаривал с ребенком, да и то лишь при том условии, что это не была бы их единственная встреча. Тусиана же ребенком не была и, сколь не дороги ей были ее милые заблуждения о природе темного и светлого духов, будет лучше, если она окажется способной хотя бы на время отказаться от них и взглянуть на все свежим взглядом. А потом, конечно, создать новые заблуждения – тут Луноликий не обольщался, лишь надеялся, что в них окажется немного больше истины, чем сейчас.
- Это было предательством, если смотреть на все так, как Кромешник, - он жестом просит воздержаться от вопросов и дать ему закончить. Светлый дух осторожно подбирает слова, боясь запутать подчиненную или невольно подтолкнуть ее в ту сторону, которая выгодна ему. – Посуди сама, он доверял мне, а после получил удар в спину. Так ведь получается? – Луноликий позволяет себе тихий вздох. Не все решения давались ему просто, а последствия этого еще долго будут отзываться в самых неожиданных обстоятельствах. – Я же видел, как постепенно… - можно ли объяснить ей, пусть и одаренной, но никогда не покидавшей границ земного тела, то, как выглядит равновесие? И как плавно размывались очерченные тьмой и светом границы их мира, уступая место пустоте. – умирает то, что мы с Кромешником старались защищать. Не из-за его действий. Из-за того, как их оценивали. Я пытался поговорить с ним, но наткнулся на сложности, которые не смог преодолеть.
Луноликий проводит ладонями от висков к затылку, словно стараясь убрать воспоминания в тот же дальний уголок, из которого только что достал.
- Фея, постарайся понять. Он считает, что я его предал. Я считаю, что он имеет право на такую оценку, но не мог поступить иначе. Даже сейчас, стараясь найти другой выход, я не нахожу лучшего решения.
Он может гордиться ей, уже пытающейся пристроить новые детали в устоявшуюся картину мира, и при этом не усомниться в нем; собой, разглядевшем в радужном создании Хранителя, достаточно чуткого, чтобы сохранить в людях их мечты, и достаточно сильного, чтобы выйти против темного духа. Он молчит, вновь давая ей время осознать. Сомнения, в нужной пропорции, полезны, но, как и все в этом мире, сплетенном из тьмы и света, губительны, если превысить дозировку. Услышав рассуждения феи светлый дух понимает, что нужно ей об этом напомнить. Но прежде – кивает, соглашаясь со сделанными ею выводами.
- Он и не является плохим…по сути своей. Прости меня за банальность, но я вынужден напомнить тебе, что даже самые неприглядные на первый взгляд вещи необходимы и полезны. Смерть приносит конец страданиям, причиняемых концом жизни. Тьма, хоть и пугает, но дает возможность отдохнуть ночью. Холод, в правильной концентрации, становится всего лишь прохладой. Просто вы настолько боитесь, что забываете об этом и возводите в абсолют негативную сторону. Но и свет, с другой стороны, может ослепить. Тепло – превратиться в адское пекло. Огонь – спалить все, что тебе дорого. Виноваты ли явления в том, что наблюдающему не нравится произведенный эффект?

Если бы они начали сравнивать ощущения, Тусиана, вероятно, очень удивилась бы, поняв, как сколь сильно различаются дли них события, описываемые одинаковыми терминами.
Истинное зло.
Для нее: затянувшаяся, казавшаяся бесконечной война с противником, которого невозможно победить, не истребив всех людей. И Кромешник, как воплощение всего темного, что успели придумать для себя смертные, мастерски отыскивающий и использующий любые слабости новоявленных Хранителей.
Для него: постепенно извращающиеся границы существующего и хаос, что стоит по другую сторону. И необходимость делать выбор, который окажется столь же ошибочным, сколь и верным. Светлый дух понимал, что является источником и причиной ее зла, но, слава небесам, этого пока что не хотела видеть фея. Верила авторитетам.
Луноликий всегда остро чувствовал пропасть, что отделяет его от всех прочих созданий, но особенно ярко вспыхивали контуры его отчуждения, когда речь заходила о времени.
Изменился.
Для феи темный дух стал добрее, чем она его помнила. И с этим сложно спорить, если вспоминать того Бугимена, что участвовал в войне и того, с которым светлый дух встретился в настоящем. Для Тусианы изменения состояли в том, что ярость больше не была движущей силой для Кромешника.
Для Луноликого же он всего лишь возвращался к нормальному состоянию и то, что симптомом этого было нежелание начинать новую битву – всего лишь приятный бонус, но никак не определяющее качество.
Впрочем, сейчас они беседуют в ее системе ценностей, поэтому светлый дух кивком соглашается. Для нее темный дух действительно изменился.
И, возможно, будет продолжать – ради нее. Забавно, что подобное вообще возможно.
Фея подбирает слова. Луноликий кажется расслабленным и спокойно ждет, какой аспект истории заинтересует ее во вторую очередь.
Его самую нелюбимую тему они, кажется, успешно преодолели.
- Была бы война, - он отвечает ровно, словно пересказывая статью из утренней газеты из разряда тех, что забываются, спустя четверть часа. – Куда более разрушительная, чем та, что выпала на вашу долю. После нее – хаос. Не тот, каким его рисуют здесь: разрушенные города и остатки человечества, восстанавливающие старый мир, вовсе нет. Отсутствие всего, что тебе сейчас известно: жизни, смерти, света, тьмы, их полутонов и компромиссов. А после, полагаю, новая жизнь. Но к нам бы она не имела никакого отношения, поэтому я так стараюсь сохранить то, что есть сейчас.
Он неторопливо встает из-за стола и проходит к небольшому бару, чтобы вернуться, держа в руках пару стаканов. Учитывая время – с водой. Вряд ли у феи пересохло в горле, но он должен дать ремешку ее сумки призрачный шанс пережить этот день.
- Тусиана, - голос светлого духа ласков и искренен настолько, насколько он вообще понимает эти чувства. – Сделай мне одолжение – не старайся защитить мои чувства. Я пойму твои вопросы, но тебе, думаю, будет легче, если ты не будешь подбирать каждое слово максимально…корректно.
С тихим стуком он опускает стакан по правую руку от нее, и покидает личное пространство излишне нервничающей подчиненной.
Пусть подумает в одиночестве, насколько он может ей это устроить.

Кто бы мог подумать, что возраст сидящей перед ним девушки исчисляется столетиями: маленькая, очень грустная, опустившая плечи под грузом терзавших ее мыслей, фея почти ничем не отличалась от любой другой жительницы этого суетливого мира. Светлому духу кажется, что это к лучшему: между наблюдением за жизнью и непосредственным в ней участием благом, несомненно, будет являться второе.
Это же, отчасти, вызывает чувство грусти: чем больше пройдет времени, тем ближе Хранители будут к своим подопечным и тем дальше – от него. Пожалуй, это можно назвать взрослением, и проклятие лишь ускорило этот процесс.
И все же ему стоит помнить, что однажды наступит день, когда Хранители перестанут разделять его интересы и выберут свою дорогу. Не скоро, конечно – все они крайне ответственно относились к возложенной на них миссии – но неизбежно.
Пока же он еще может им помочь, хотя бы дав ответы на мучающие вопросы, и пусть полученное знание будет не самым легким для понимания – это куда лучше, чем раз за разом заходить в тупик.
- Ты забываешь вот о чем, Тусиана, - он все еще настолько добр, насколько может себе это позволить, и, пожалуй, начинает получать удовольствие от разговора. Редко удается проверить собственные умозаключения на жизнеспособность, сказывается отсутствие подходящего собеседника. Фея же умна и видела достаточно, чтобы указать на ошибки, при их наличии. Может быть не сразу, но, поразмыслив, она сможет их увидеть. Или согласиться и принести удовлетворение ему самому – светлого духа устроит любой результат. – Картина мира может меняться от позиции наблюдающего. В этом мире все более…личное. Думаю, ты и сама уже успела это заметить. А теперь попытайся представить, каково бы было для тебя внезапно обрести способность чувствовать, и как каждая новая эмоция полностью меняет все то, что ты знала до этого. – Луноликий позволяет себе улыбку: говорить логическими выкладками о чувствах – забавный опыт. Ему, кажется, не хватает слов, а на самом деле – тех самых переживаний, о которых он сейчас пытается рассказать фее. – Кромешник попал к людям…раздраженным. Их выбором и моими действиями, и это…ослепило его. Для вас – на долгие годы, для него – на несколько мгновений, пока он не смог понять, что же происходит. И я не говорю, что завтра он решит раздавать детям конфеты, но и новую войну развязывать не станет. Если не решит, что для этого есть веская причина. Но это будет уже сознательно решение, а к опрометчивым поступкам, поверь мне, Кромешник склонен не более, чем я сам.
Впрочем, это относилось к тому темному духу, которого он запомнил. Возможно, жизнь среди смертных смогла его изменить, но хотелось бы верить, что не так сильно, чтобы Луноликий перестал его понимать.

- Я надеюсь, что новой войны не будет, - мягко поправляет подчиненную дух, - и верю, что в Кромешнике достаточно здравомыслия, чтобы решить все конфликты между нами, не втягивая окружающих.
Луноликий прекрасно понимает, насколько идеалистично звучит то, что он произносит – и тихо улыбается, полностью признавая ее право на сомнения. Возможно, она еще не знает, но вся суть Света – вера и надежда, и пусть звучит это не столь внушительно, как то вместилище всех мыслимых достоинств, что придумали себе смертные позже, обладает куда большим потенциалом. Как знать, быть может его вера в возможность развязанной братом войны, добавила ей те крупицы достоверности, которых не хватало, чтобы воплотиться в жизнь. Ему хотелось бы, чтобы Тусиана до сих пор не знала об этом, и творила свои чудеса, согласно велению сердца, а не от необходимости.
Сейчас же есть нечто более важное – ей страшно.
Светлый помнит, как выбирал Хранителей: созданий столь чутких, что не могут пройти мимо людского горя и столь сильных, что могут отыскать возможность выдержать его вес и, со временем, превратить в радость. Привнести частичку надежды в самые темные периоды жизни смертных и дать ей развиться. И – почти невозможное – поддержать в них веру в чудо, подчас то единственное, что позволяет пережить худшие времена.
Хранители были преданы детям, он же – предан им. И вот, впервые за все время, что они провели вместе, действительно может им помочь.
Он за пару шагов преодолевает то немногое расстояние, что сам же и установил, пытаясь выделить фее пространство для раздумий, садится перед ней на пол, игнорируя второе «гостевое» кресло. Сейчас он выше девушки, и это не было бы проблемой, не будь ему столь важно видеть ее глаза – убедиться, что она все поняла верно, и больше не пытается взвалить на свои плечи больше, чем может вынести
- Разумеется, будет что-то другое, - он забирает ее руки в свои ладони, легко сжимая: не бойся, ты не одна. – И, возможно, оно будет плохим. – Луноликий делится теплом: и обычным, человеческим, и той частичкой света, что породила его самого. – Но постарайся привыкнуть к единственной мысли: это не твоя вина. Я знаю тебя, Тусиана, лучше, чем ты предполагаешь, и уверен, что ты сделала все, что могла. И ты молодец. У меня не было возможности сказать вам об этом раньше, а теперь, кажется, самое время, - он говорит тихо, немного нараспев, невольно подражая родителям, объясняющим ребенку, что страшные фигуры за окном – просто тени от ближайшего дерева, и бояться нечего. Их проблемы, конечно, значительно серьезнее, но, в некотором роде, Хранители – его подопечные, и, судя по всему, он довольно много им должен. – Я же обещаю тебе, что сделаю все, что в моих силах, чтобы никто не пострадал. Включая Кромешника. А ты…будь собой, - он улыбается немного виновато, извиняясь за банальность. – Знаю, звучит избито, но совет действительно стоящий. Ты со своей жизнью точно справишься, а кто-то другой может наделать глупостей. Не позволяй этому случиться.
Сейчас он едва держит ее чуть отогревшиеся пальцы. Захочет – отнимет, почувствует необходимость – он будет продолжать делиться с ней тем, что фее сейчас нужно – толикой понимания.

Светлому духу стоит задуматься, до чего довело его молчание Хранителей – столько неверия и удивления было в обращенном на него взгляде. Кажется, что, в сознании феи, он вообще не должен был понимать причины ее беспокойства, а прямой дорогой отправить на новую войну. Ему, наверное, ничего бы это не стоило, даже облегчило бы жизнь, ведь к чему придумывать новую стратегию, если старая прекрасно работает: темный дух набирает силу, Хранители отбрасывают его назад, вынуждая зализывать раны. Почему бы не повторить это в третий раз, лишь изменив декорации?
Потому что они правы, видимо. Потому что Кромешник – зло, а значит, должен быть обезврежен настолько, чтобы больше никогда не вмешиваться в жизнь смертных. Потому что свет должен победить в итоге. Потому что он этого хочет.
Так много причин, которые могли бы быть правдой, но не являлись ей. Просто удобные ширмы, чтобы ничего не объяснять. Ясная дорога в тупик.
Когда-нибудь он расскажет, что прямой путь – не всегда самый правильный, а истина бывает столь уродлива, что легче бы ее никогда не знать. Светлый дух вспомнит и передаст ей, а позже – всем остальным, как необходима бывает тьма, и что победить – не оказаться правым, но иногда иначе нельзя.
Он уверен, что Хранители будут не в восторге. Они знаю эти истины и не нуждаются в их повторении – так они думают, во всяком случае. Луноликий же десятилетиями наблюдал, как они, погрязнув в не-своей войне, с каждым днем забывали, что стоит за этими словами. Сейчас – не осталось почти ничего, только подпорка, удерживающая хлипкий картонный муляж – они все еще готовы сражаться, и даже знают для чего, но уже смертельно устали, а призвание постепенно превратилось в обязанность. И это уже определенно его вина.
Ему все еще нужно, чтобы она поняла, что в своем нормальном состоянии темный дух – вовсе не одержимый жаждой разрушения безумец, но напомнить ему самому об этом будет невероятно сложно.
Ему хотелось бы, чтобы ее сердце верило, что любовь, если она искренняя, не может быть постыдной, и было достаточно мудрым, чтобы знать, что иногда самую страшную боль причиняют самые близкие. И что близких не выбирают.
Он так долго вынужден был молчать, что теперь не знает, что из этого имеет наибольшее значение, но откладывает все, чтобы надежно обнять девушку за плечи, безотчетно стараясь укрыть от ее же мыслей.
Так по-человечески.
И это, пожалуй, лучшее, что он может сделать для нее сейчас.