ONCE UPON A TIME ❖ BALLAD OF SHADOWS |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » ONCE UPON A TIME ❖ BALLAD OF SHADOWS » ИНВЕНТАРЬ ХРАНИТЕЛЕЙ СНОВ [СТОРИБРУК] » [04.05.2012] Мрак подсознанья
В городе, похоже, появился новый монстр, и я спрашивал себя: не разбудит ли его присутствие того, которого прятал я?
МРАК ПОДСОЗНАНЬЯ
♢ П Е Р С О Н А Ж И ♢ | ♢ М Е С Т О И В Р Е М Я ♢ |
Прекрасный вечер, прекрасная компания — прекрасная возможность прогуляться во тьму.
Отредактировано Lazarus Castellanos (21-02-2019 08:20:42)
Какое-то бесконечное время ничего не происходило, а затем первой реакцией вернувшегося Кромешника стало избавление его от рук Хелен. Негромко напряжённо хмыкнув, она первым делом посмотрела на Голда, отмечая, что ничего не изменилось - он не очнулся, значит, она не прервала их "путешествие". А значит, ничего ещё не закончилось! Не зная, радоваться ли, что ничего не испортила, или переживать, что пытки продолжаются, Хелен сосредоточилась на состоянии Кромешника. Её не впечатлили ни изменившиеся глаза, ни потепление в подсобке, ни тем более попытки от неё отмахнуться, как он надоедливой мухи, жужжащей над ухом. Она внимательно рассматривала Лазаря, скрестив руки на груди, но прежде чем успела хоть что-то сказать, он с шипением схватился за голову. Да что б тебя! С трудом следуя предыдущему плану "закрыть рот и молчать", она прожгла Кромешника недовольным взглядом, и лишь его фраза, что зовёт Румпельштильцхен удержала её от желания пустить фаербол Лазарю в грудь - чтобы очнулся, так очнулся!
Она понимала, что ничем хорошим для Голда это пробуждение Кромешника не обернётся, но ей сказано будить, если что-то подобное произойдёт - она разбудила. Не с праздным же интересом, мол, ну, и как у вас там дела? Чего нового узнали? Словно смс отправить друзьям, которые были на экскурсии. Пока Кромешник отвлёкся на зов Голда, Хелен едва ощутимо коснулась руки Лазаря, отметив, что тот замёрз. Немудрено, что от Кромешника многое зависело, что происходило в сознании Румпельштильцхена, поэтому ведьма сосредоточилась на внешнем виде Кастелланоса, тем самым успешно ослабляя никуда не девшуюся тревогу. Хелен в очередной раз себе напомнила, что сейчас лучше говорить по существу, а не разглагольствовать эмоционально, поэтому, когда Кромешник навёл порядок в подсобке, приструнив распоясавшуюся силу, ведьма собиралась сначала коротко осведомиться о состоянии Голда. Только дух её опередил, едва только она открыла рот. Когда-нибудь накормлю тебя чистым пламенем, честное слово! С лёгким оттенком отчаянного облегчения заметила Хелен, и снова чудом сдержалась, выдав по существу:
- Будить ли тебя снова, если подобное повторится? И могу ли я что-то сделать для твоего тела, чтобы не бояться, что ты вот-вот сдохнешь прямо у меня на глазах? - совершенно любезным голосом осведомилась ведьма, даже и не думая отходить от Кромешника. Так и стояла над душой. Ну или что там у духов вместо неё? - Холодный, как лёд, - фыркнула Хэл, сощурив глаза. А так хотелось спросить совершенно другое - как долго ты ещё собираешься мучить и Голда, и меня? Заодно пожаловаться на его невыносимых подопечных. Но всё это лишь мишура, скрывающая опасение - пока этот эксперимент продолжается, её Румпельштильцхен в опасности. Хелен знала по себе - все эти ментальные прогулки позитивных эмоций и удовольствия не вызывали, растрёпывая душу, поэтому впору было задуматься, как помочь Тёмному восстановиться быстрее после такой встречи?
Кромешник вмешался, как эдакий местный небожитель, а тьма остановила очередной выпад разъярённой женщины. Румпельштильцхен зло оскалился – здесь он, видите ли, этот дух, слышит он, вы только подумайте! За всё, что ему довелось тут испытать, Румпельштильцхен охотно порезал бы материальную оболочку Кромешника на куски и посыпал бы каждый солью. А потом ещё и огоньку подпустил!
Тем временем Тёмная вняла зову и остановилась, после чего принялась на Румпельштильцхена покрикивать и шипеть. Сложив руки на животе и отвечая ей не менее злым взглядом, Румпельштильцхен холодно ответил:
- Где мы, дорогуша, не имеет ровным счётом никакого значения. Кромешник для чего-то вызвал тебя сюда. Мне даже любопытно, откуда у него такая власть над тобой! Ты сидела себе на месте, как и другие Тёмные, из вас голос обычно подавал Зосо. А тут явилась! Уж наверное, есть весомая причина, - повысил он голос, чтобы было лучше слышно Кромешнику. Если этот чёртов дух здесь, куда он пропал? Что-то произошло в лавке? Румпельштильцхена кольнуло беспокойство, но он постарался это унять: Хелен большая девочка, она справится. Румпельштильцхен запрещал себе думать, что могло что-то случиться. Тогда ему совсем паршиво станет, а он ведь ещё не выяснил того, чего хотел. В любом случае, Кромешник наведёт порядок и вернётся, куда он денется?
Вопрос Тёмной «за что тебе моя сила» вызвал у Румпельштильцхена изрядный прилив раздражения.
- Видать, было за что. В отличие от вас всех, я продержался Тёмным больше двухсот пятидесяти лет. И за это время натворил столько дел, что вы, все вместе взятые, со мной не сравнитесь, - отрезал Румпельштильцхен, тут же начав тяготиться собственным бахвальством. Он бы ещё этой Тёмной про Заклятье рассказал – бесспорно, она оценит, но в планы Румпельштильцхена не входило открывать всю правду о Заклятье Кромешнику, который наверняка наблюдал и всё слышал.
- А как я стал Тёмным, тебе и так должно быть понятно, - сухо прибавил он. – Через убийство предыдущего Тёмного. Меня куда больше интересует, как Тёмной стала ты? И какое отношение ты имеешь к Кромешнику? Он утверждал, что кинжал – его рук дело.
Кромешник утверждал не совсем так, но какая разница! Румпельштильцхен задумался на пару мгновений: если кинжал – обломок того меча, то что случится, если снова объединить их вместе? И где всё остальное? Могла ли первая Тёмная что-то знать об этой истории? Должна была знать хоть что-то!
Темная смотрела на своего нежданного-негаданного собрата с презрением. Не имеет значения ему! На отвратительно фамильярное "дорогуша" женщина поморщилась, на рассуждениях о власти Кромешника снисходительно усмехнулась невежеству, но на упоминании Темных посерьезнела. Она не помнила ни Зосо, ни никаких "других", и только гадала, сколько времени прошло.
— Ух ты какая птица! А многих из нас ты знал, о великий? — вставила Темная ехидный, полный злобы комментарий. Она понятия не имела, что там натворил этот маг, да и срок его жизни Темным был немаленьким, но самомнение выводило из себя настолько, что в ее разметавшихся по плечам волосах искрило.
Дальнейшие слова самодовольного чужака едва не ввели ее в транс. Ей было совсем не понятно, как получилось, что Темным может стать только убийца предыдущего Темного. В этом была разве что совсем странная логика. Скрывая изумление, женщина поджала губы и обратилась в слух.
В итоге она захотела сказать многое: что этому Темному ни за что не понять ответы на его вопросы, что он достоин жалости, раз пришел сюда, не зная элементарного, что он больше похож на светлого дурачка, нежели на избранника темных сил. Однако с того мгновенья, когда темный дух заявил о себе, меж ними восстановилась давно потерянная связь, и сейчас, она знала, он был недоволен. Усугублять недовольство скорого на расправу существа, в котором, как она помнила, было немеряно безумной ярости, не стоит. Но отвечать чужаку подробно Темная все еще не собиралась — много чести.
— Мой кинжал, действительно, его рук дело. Тьма была со мной всегда, а Кромешник и есть тьма. Как вообще можно не знать этого, если уж ты Темный?
***
Обычно смертные боялись его. Те же, кто был посильнее и мог испытывать нечто большее, чем страх — злились, затем ненавидели. Темный дух настолько привык к страху в смеси со злобой за столетия тесного соседства, что ни то, ни другое, как правило, не удостаивалось лишней капли его внимания. То, что люди желают ему тысячи смертей разом, ничего не меняло. Но Сторибрук уже зарекомендовал себя как место, где правила тонут в исключениях из них. Он понимал, что неудобное поведение и Хелен, и Румпельштильцхена оправдано и вызвано беспокойством, а причиной беспокойства был он, то, что он творил. И все же это начинало утомлять.
— Да. Я сказал, когда меня будить, и, будь уверена, тебе будет трудно сделать это невовремя, — медленно и ровно проговорил темный дух, в то же самое время прислушиваясь к взбешенным Темным и размышляя над вторым вопросом ведьмы. Такое разъединение потоков мыслей не было для него чем-то странным, но заставляло несчастную голову болеть сильнее. Люди физически не приспособлены к тому, чтобы в них обитали изначально нечеловеческие души, что доставляло последним некоторые неудобства. Может, не всем, но Кромешнику — точно.
— Конечно, ты можешь, — начал он, отрешенно разглядывая руки ведьмы. Он тоже мог. Уравновесить свой неизбежный холод теплом чужой жизни было несложно, но довольно рискованно, ведь если он потеряет из виду реальность, то донор умрет. Темный дух не планировал ничьей смерти, значит, сегодня ей здесь не место. — Можешь поддерживать огонь поближе. Только искушению обжечь не поддайся, поджаренный я еще хуже.
Вопреки всему, Хелен не боялась и не ненавидела Кромешника за то, кто он есть. Возможно, дело было в Лазаре, с которым она так или иначе, но всё же успела сдружиться - насколько это понятие вообще было можно применить к таким, как мисс Фостер и мистер Кастелланос. Возможно, успешное совместное создание его костюма заставило её взглянуть по-другому на типичное представление о Кромешнике, как о вселенском зле. Кому лучше знать, как не Медее, что всеобщее мнение может быть далеко от истины? Конечно, он не ангел, которого без повода и права оболгали бесчестные языки, но и постоянным дьяволом во плоти он не был - иначе всё сейчас было бы по-другому. Хелен умеет быть благодарной, но это позже. Когда она поймёт, что всё закончилось и закончилось успешно для обоих тёмных. Вступать в конфронтацию с Кромешником, тем более после всех этих пыток, не захочется. А сейчас же злость на него была лишь удобным способом не допустить эмоциональной ошибки - не придётся его будить в ту же секунду, как змея в очередной раз раздует свой капюшон, а Кромешнику же должно быть всё равно на злость Хэл - ему главное результат. И все довольны. Ведьме есть куда девать запал - мысленно несколько раз казнить духа разными недейственными способами, Кромешника не будить каждые пару минут, а самое главное, значит, и Голд в относительной безопасности.
- Не имею привычки палить тех, с кем часто пью кофе и вполне успешно созидаю, а отвратительными характерами померимся позже, - в тон ему отозвалась Хэл на едва ли прикрытое обвинение в жажде причинить ему боль. Несмотря на высокий уровень эмоциональности, дурой Медея себя не считала, и нападала только в том случае, если была уверена в победе и целесообразности таких действий - будь то безнаказанное удовольствие или суровая необходимость. Защиты, это правда, не касалось, но в этом случае риски навредить Румпельштильцхену были выше всех разумных пределов, а особого смысла не наблюдалось. Ей было удобнее заменить тоскливое, беспокойное ожидание реальной помощью, поэтому она лишь обрадовалась, когда Кромешник нашёл ей дело. - Не задерживаю больше, - вновь любезно напомнила ему Хэл, обойдя его с другой стороны так, чтобы относительно равномерно распределить огонь в своих руках рядом с ним и при этом видеть змею, о чьих глазах-индикаторах она не забыла. То, что происходило сейчас, было очень похоже на то, как они создавали костюм. Кромешник направлял её силы, она же делала и создавала то, что хотел он.
Медея, как никто, знала, что огонь бывает разным. Это та стихия, в которой ведьма хорошо разбиралась и использовала часто в своих целях. Он может быть мягким, ласковым и согревающим, послушным огоньком, или неистовым пламенем, враждебным и агрессивным. Сейчас необходима была первая ипостась. Подконтрольная и ласковая. Хелен на мгновение закрыла глаза, отодвигая тревогу и беспокойство. Ведьма вызывала в памяти приятные моменты безмятежного счастья рядом с Румпельштильцхеном и на ладонях вспыхнули два ярких огненных шара, которые горели ровным, согревающим огнём, от которого расходилось вокруг мягкими волнами тепло. Медея открыла глаза, не отпуская ощущение той нежности, что вызывал у неё Румпельштильцхен, и расположила свои руки рядом с Лазарем - одну около головы, другую всё так же ближе к груди. Когда есть на чём сосредоточиться, и знаешь, что это должно идти на пользу любимому мужчине, а для этого не стоит отвлекаться на посторонние эмоции, то легче всё контролировать и переносить ожидание, с которым она не забывала и о змее. Поскорее бы всё это закончилось!
Отредактировано Helen Foster (16-03-2019 00:38:01)
- Я достаточно о вас узнал, чтобы поразиться тому, как много вас было, и как жадность приводила к погибели одного за другим, - прибавил Румпельштильцхен, слишком сердитый, чтобы осторожничать. Вместе с тем он не забывал следить за, так сказать, новой знакомой. – Хроники Тёмных, надо заметить, содержат весьма скудную информацию. И о тебе там пара слов. Наверно, история не такая интересная, - ухмыльнулся Румпельштильцхен, рискуя получить очередным сгустком тьмы по защитному барьеру, который в любой момент готовился выставить перед собой.
Кромешник не спешил возвращаться. То ли наведение порядка в лавке заняло у него время, то ли повелитель кошмаров просто забавлялся, слушая перепалку Тёмных, которых разделяли века – одной Бездне и всем высшим силам известно. Что ж, Румпельштильцхен тоже имел право позабавиться, доводя первую Тёмную до исступления своим, отчасти наигранным, хвастовством. На деле, Румпельштильцхен вовсе не гордился своими поступками в бытность Тёмным, если не считать спасения людей от огров – дважды. Правда, во второй раз он сделал это не бескорыстно, взяв платой за спасение принцессу Белль, но всё-таки помог.
- Как можно не знать?.. Я уже объяснял – Хроники Тёмных не дали о тебе и происхождении кинжала достаточно информации, - напомнил Румпельштильцхен, отвечая на презрение ледяной насмешкой. О самом Кромешнике в этих Хрониках была всего пара слов, если уж на то пошло – чья-то рука выдернула из Хроник несколько страниц, которые, возможно, всему этому и были посвящены. Прочее оказалось в таком негодном состоянии, что не поддержи Румпельштильцхен ценный пергамент своей магией, тот рассыпался бы в пыль от одного прикосновения. Зосо, конечно, бывал в Хранилище Тёмных и, как Румпельштильцхен знал из его сохранившихся воспоминаний, пытался заполучить Шляпу Волшебника – но при этом излишней любознательностью не страдал. Итого у Румпельштильцхена оказались жалкие крохи сведений, и сложив их воедино, нельзя было рассчитывать на цельную картину.
- Я гляжу, тебя удивило, что проклятье Тёмного передаётся путём убийства, - бросил Румпельштильцхен. – Но ещё с тех пор, как я что-то узнал о Тёмных, это считается единственным способом передать тьму другому. Самоубийство приводит только к заточению души в Подземном мире. Устраивают тебя мои объяснения?
Он задумался над её словами. Тьма была с ней всегда? Урождённая Тёмная? Как это вообще могло произойти? В действительности, Румпельштильцхен испытал сильное любопытство, когда его гнев немного улёгся: если он всё выяснит, это приблизит его к способу избавления от кинжала. Вот только им с Тёмной нужен посредник. Однако звать Кромешника ещё раз Румпельштильцхен не стал. Пошёл тот к чёрту, сам явится!
- Ах да, я же не представился, где мои манеры, - деланно спохватился он и сделал короткий поклон с вычурным изяществом. - Р-Румпельштильцхен!
Реакции на своё имя он ожидал какой угодно – от смеха до равнодушия.
- А теперь мы могли бы поговорить цивилизованно, - с этими словами он выпрямился, не забывая следить, не атакует ли его Тёмная опять – забавы ради. – Раз уж мы здесь…
Отредактировано Mr. Gold (23-02-2019 09:59:29)
Повелитель Кошмаров хмыкнул и повел плечом, мол, брось, это же шутка. Однако с того мгновенья, как над головой Румпельштильцхена блеснуло одно только воспоминание о светлом духе, темный не мог отделаться от бессознательного ожидания неведомой опасности и за огнем в руках ведьмы, игнорируя ее последние слова, следил уж очень внимательно. Знание, что Хелен если и захочет всерьез, то не посмеет ничего ему сделать, не слишком успокаивало. Вероятность атаки есть всегда. От кого угодно.
— Какая прелесть, — закрыв глаза, шепнул Кромешник явственно, но губы его не шевельнулись. Он уже отдалялся от физического мира, но все-таки следил, не зрением, так по ощущению приятного тепла; словно оглядывался уходя, проверяя, всё ли в порядке.
***
— Устраивают? Ровно так же, как ты сам, незнакомец, — шипела первая Темная немногим менее ядовито и зло, чем умел темный дух. Проведенные вместе годы давали о себе знать: во многом она была похожа на него такого, каким он был невесть сколько веков назад. Она уже хотела было — вполне всерьез! — еще раз рискнуть выпустить Темному кишки каким-нибудь неприятным способом, однако тот внезапно сменил гнев на милость. Или, скорее, гнев на шутовство.
— Неприятно познакомиться, — женщина присела в самом настоящем реверансе, подыгрывая оппоненту. Длинное непонятное имя ничуть ее не смутило, а предложение заставило поднять брови и ухмыльнуться. Очень уж разительные и внезапные перемены. Некоторое время Темная явно боролась с собой, и в итоге, хоть и не перестала глядеть на Румпельштильцхена, как на грязь подзаборную, ответила с самым серьезным видом: — Закончил пушить перья? Похвально, похвально. Я бы с радостью поговорила с тобой начистоту, но так буду говорить только с тем, кто меня звал.
Это же был не ты, мистер я-велик-и-могуч? Вот и катись прямиком в Подземелья вместе со своими регалиями! Лучшая часть вдохновенной тирады была продумана, но так и не озвучена, ибо темные глаза женщины вдруг совсем почернели, и она отшатнулась, детским почти жестом прижав кулаки к векам. Когда она опустила руки, ее глаза горели, как у кошмаров — или их хозяина. Теперь она обращала на Темного не больше внимания, чем на иллюзию его замка.
С самого первого дня их знакомства Темная с невероятной легкостью могла понять, где и когда появится Кромешник. Теперь же, спустя годы, она в довольно зловещем молчании плавно повернулась в сторону, качнулась вперед, разведя руки, и...
— Попался, — констатировал объявившийся темный дух. Он знал, что окажется в жарких объятиях; он в целом знал, о чем думает его Темная, всегда. И все же на мгновенье замешкался, ибо успел отвыкнуть от таких реакций. Кромешник явился не тенью, знакомой обоим Темным, но отчего-то сохранил человеческий облик.
А после женщина и дух замерли, глядя друг на друга, быстро, без слов, перебрасываясь эмоциями, ощущениями, красками ментальных набросков. Эти двое были объединены в гораздо более буквальном смысле, чем могло показаться на первый взгляд, и в словах нуждались меньше, чем люди. Игра в гляделки могла продолжаться как минимум ближайшую ночь, если бы не Румпельштильцхен, на которого изволили обратить внимание лишь спустя несколько секунд.
— Скучал, Темный? — почти улыбнулся Повелитель Кошмаров, и на мага уставились уже две пары насмешливых желтых глаз, разве что на сей раз насмешка была незлой. Тьма вообще стала на удивление мирной, хоть и временно. — В лавке небольшие проблемы с отоплением. Были. Остальное в порядке. Кстати о нашей истории... Ты ее увидишь, к сожалению.
От такого заявления Темная не отпрянула, но вздрогнула. Она явно не предполагала экскурса в прошлое — да и кто б предполагал?
- Поверь мне, дорогушенька, я ещё и не начинал пушить перья, - расслабленным тоном ответил Румпельштильцхен. Эта дамочка могла тренироваться в уничижающих взглядах и насмешливых репликах сколько угодно – всё равно она, простите, дохленькая, а Румпельштильцхен жив-живёхонек и помирать не собирался. Однако и он не озвучил эти слова вслух и хотел сказать нечто иное, но Тёмная вдруг как-то странно начала себя вести, и это означало только одно. Возвращение Кромешника.
Брови Румпельштильцхена взлетели вверх, а губы искривились в усмешке, когда дух появился не где-нибудь, а в распростёртых объятиях Тёмной. Выходит, и Кромешнику не чуждо то, что обычно называли “человеческим” и что присуще было всем существам, имеющим разум. Надо сказать, Румпельштильцхен светлой парочке не мешал, не стучал в нетерпении каблуком по полу и не осведомлялся, когда же на него изволят обратить внимание. Вместо ожидаемой этими двумя реакции Румпельштильцхен встал спиной к ним, сцепив руки сзади, и безразлично смотрел на гобелен, на котором рыцарь что-то протягивал даме. Картинка была нечёткой – иллюзия есть иллюзия, и материального тут ничего нет, - но Румпельштильцхен предположил, что то было сердце. Он развернулся, как только Кромешник задал свой нелепый вопрос, и изобразил фейспалм без рук всем своим видом – благо, будучи мистером Голдом, успел изрядно потренироваться на сторибрукцах.
- Разумеется, скучал, - медовые интонации подразумевали, что это враньё примерно больше, чем наполовину. На Тёмную Румпельштильцхен посматривал с равнодушием, которое должно было её взбесить, но не расслаблялся ни на минуту. Разумеется.
- К сожалению? – Румпельштильцхен передёрнул плечами. – В этой истории есть о чём сожалеть? Но я не откажусь на неё посмотреть, сам понимаешь. Редко когда выдаётся возможность увидеть былое собственными глазами!
Произнося эти высокопарные слова, за которыми он прятал некоторую тревогу, Румпельштильцхен постарался быть готовым ко всему. Абсолютно ко всему. Кромешник уже затронул любопытную часть натуры Румпельштильцхена, показав, что с первой Тёмной состоял… в необычных отношениях. Что грядёт дальше? Как говорили в мире без магии, показывая какое-нибудь низкопробное шоу: “Оставайтесь с нами и увидите!” К счастью, такие шоу, как то, что сейчас разыгрывалось в провинциальном городишке Сторибруке, в антикварной лавке, в подсознании почтенного мистера Голда, миру без магии и не снились – иначе многие зрители могли бы рехнуться.
— Хорошо, что ты любопытен, Темный. Плохо, что я не уверен в крепости твоих нервов, — совершенно серьезно сказал темный дух. Время шуток кончилось. Не взять с собой Румпельштильцхена он не мог, это истончило бы их связь, но и отвлекаться на него излишне часто не хотел. Нервы мага, впрочем, волновали Кромешника меньше, чем его собственные, даже если их нет, и Темная разделяла его невысказанное беспокойство. Она даже не раздражалась больше из-за чужака.
— Как далеко? — полушепотом спросила Темная, так отчаянно вцепившись в духа, что им обоим непременно стало бы больно, будь они живы. О, она как никто знала, почему Кромешник заговорил о сожалении! Сама мысль о некоторых моментах прошлого пугала ее больше, чем ярость всей тьмы вместе взятой. И все же Темная не стала ни устраивать истерик, ни требовать отступить, хотя к ней бы прислушались наверняка.
— К началу. Буду идти по переломным моментам, — помедлив, ответил Повелитель Кошмаров, принимая страх Темной, как данность жестокую и отвратительную. Он, может, вовсе не хотел, но должен был узнать все, и точка. Он больше не смотрел на женщину, вслепую чувствуя, каково ей, но с некоторой задумчивостью на лице все еще разглядывал Темного, вокруг которого задрожала и пошла черными трещинками иллюзия замка. Однако никакого разрыва или прыжка, как раньше, не случилось. Цвета и линии плавно перетекли из одной формы в другую, перенося троих темных в старинный каменный город, к главной площади.
Это была память темного духа, и выглядела она слишком реалистично даже для реальности. Неестественная темнота, слабый ветерок, вонь крови и нечистот, тысячеголосый вой, дрожь реальности от избытка энергии, словно всё происходило прямо сейчас; он просто не умел по-нормальному забывать. К сожалению, ибо на главной площади города разверзся истинный Ад. К ногам памятника неведомого правителя, как ненужные игрушки, были небрежно свалены тела. Мужчины, женщины, старики, дети — все без исключений. Десятки, сотни частей тел и тел, изувеченных с такой нечеловеческой изощренностью, что в них с трудом можно было опознать людей. Над трупами сонмами вились души, не успевшие спастись в смерти, охваченные ужасом и страданием; казалось, даже темно-серое небо корчилось от их криков. Время от времени твари, похожие на лысых уродливых оборотней, притаскивали новые трупы, со страхом смотрели на единственного оставшегося человека и убегали, поджав крысиные хвосты.
Человек, физически все-таки человек, стоял прямо перед невидимыми гостями в затопившей площадь крови, играясь кинжалом Темных. В черных провалах его глаз едва-едва теплилась знакомая желтизна, и он что-то легкомысленно напевал, временами криво улыбаясь чередой акульих клыков. Творящееся безумие ничуть не смущало его. Он дирижировал хаосом с больным наслаждением.
— Почему? Почему, демон? Почему? — сумасшедше шептал призрак, замерший перед ним на коленях в бесполезной мольбе. Эта душа как две капли воды была похожа на памятник, только старше и мертвее.
— Брось, ты знаешь. Вы уничтожили то, что вас защищало, безмозглые мошки, — сытым котом замурчал "демон", этим звуком доводя свежеявившиеся приведения до исступления. Он лично объяснял каждому, кого сегодня замучил, если жертва могла осознать. Жуткое урчание мгновенно сломалось до свербящего рыка, заставившего на секунду замереть всё вокруг: — Убили лучшего человека, моего человека, и надеялись, что обойдется?!
— Но весь город... Весь город... — во внезапной тишине заскулил призрак, раскачиваясь из стороны в сторону.
— И не только он, — вновь веселясь, просветил Повелитель Кошмаров прошлого, и его хохот снова смешал краски, медленно вытягивая зрителей из воспоминания в следующее.
Повелитель Кошмаров настоящего перебил этот смех, хладнокровно бросив спутникам: — Придите в себя.
Как минимум Темной, осознающей всю подоплеку происходящего, эта команда была нужна. Она, хоть и видела это не впервые, с самого начала стояла, обхватив голову руками и невидяще глядя перед собой, а на ногах держалась только потому, что ее держал дух. Темному такая поддержка, естественно, не светила.
Сказать по правде, Румпельштильцхен тоже сомневался в том, что у него крепкие нервы. Кромешник успел показать, что для него никаких границ и рамок не существует, и пресловутый договор Тёмного он, в общем-то, мог и нарушить, как внезапно подумал Румпельштильцхен. Духам человеческие правила и законы чужды. Да нет, тут же возразил он сам себе – Кромешнику нет никакого смысла так поступать. С другой стороны, Румпельштильцхен помнил свои недавние подозрения насчёт первой Тёмной – не попытается ли она каким-то сумасшедшим образом занять его место. Теперь эта мысль промелькнула опять – уже потому, что Кромешника и первую Тёмную когда-то связывали интересные отношения. Возможно, очень близкие – насколько Кромешник на это способен. В таком случае, не пожелает ли Кромешник заменить Тёмного на Тёмную?..
Румпельштильцхен раздражённо тряхнул головой – бред. Этого не может быть. Он жив-здоров, находится в антикварной лавке, как и сам Кромешник, и всё, что сейчас происходило и происходит, не более чем…
Румпельштильцхен не успел додумать свою мысль, когда декорации поменялись, и он, изменившись в лице, широко раскрыв глаза, невольно сделал шаг назад.
Дело было не только в трупах и кровопролитии, ибо крови и смертей Румпельштильцхен на своём веку перевидал достаточно. Он был свидетелем того, как одно селение заплатило за то, что укрывало Белоснежку – по приказу Злой Королевы все селяне были убиты. Румпельштильцхен и сам убивал, и руки его были по локоть в крови на поле боя, когда он уничтожал огров. Но то были чудовища, чужаки, завоеватели – людей Румпельштильцхен чаще всего превращал во что-либо, нежели убивал. Здесь же беспощадно вырезали весь город, судя по всему, в том числе и невинных детей, и с такой отвратительной жестокостью, что Румпельштильцхен с содроганием отвернулся. И всё-таки пробирало его холодом до костей не поэтому. Здесь царило ощущение абсолютного, концентрированного ужаса, какового не могла вызвать резня, затеянная человеком и по приказу человека. Здесь было настоящее царство кошмара, и Румпельштильцхен сглотнул, дико озираясь в одном-единственном стремлении – убраться отсюда поскорее. Или кинуться на землю и закричать, закрываясь обеими руками, скуля и дрожа, как брошенный хромой пёс.
Пожалуй, не так часто Румпельштильцхен радовался тому, что он Тёмный – но теперь было самое время. Не будь он Тёмным, тронулся бы рассудком ещё до того, как они побывали здесь.
И ещё кое-что позволяло Румпельштильцхену хоть и с большим трудом, но держать себя в руках – из кровавого тумана вынырнул диалог Кромешника с тем призраком. Месть. За кого-то. За кого мстил Кромешник – неужели за свою Тёмную? Румпельштильцхен ухватился за эту мысль, и попытки думать немного отвлекли его от города, полного страданий, воя и смрада, который исходил от изувеченных тел…
Румпельштильцхен вздрогнул, услышав слова нынешнего Кромешника, и перевёл на того мрачный взгляд.
— Дыру прожжешь, Темный, — тихо бросил Кромешник. Он был больше занят тем, что вспоминал и мягко поглаживал Темную по плечу. После зверств прошлого это была довольно внезапная попытка нежности.
Прошлое превратилось в уютную светлую комнату. Здесь были двое: тот самый человек с площади и темный дух в своей обычной околочеловеческой форме. Оба сидели на одной лавке и, судя по всему, взяли паузу в разговоре. Человек был напряжен и бледен, чуть не бледнее неживого собеседника — никаких теплых отношений между ними не было и не предвиделось. В руках духа снова был кинжал, на который он смотрел взглядом немигающим и... Больным?
— Я возьму твое тело, а когда оставлю, ты станешь иным, — не то голос, не то отяжелевший звон металла. Человек пытался возразить, но промолчал, отклонившись, вцепившись в шелковую штору и чуть не оборвав ее. Укол страха. — Отказаться ты не можешь. Она была Темной, ты будешь Темным, немного другим, но Темным. Живым. Считай это благодарностью за удар милосердия.
На лице духа разрезом расползлась улыбка, и пространство дрогнуло. Упавший кинжал стукнулся о лавку, а человек, оставшись в одиночестве, скорчился, закричал было; крик оборвало в надсадный хрип, в победный негромкий рык, в ледяной голос: — Умница.
После этой фразы стало тихо. Кромешник из воспоминаний поднял тут же почерневший кинжал. Чернота от лезвия вскарабкалась по пальцам, по локтю, под рукав к сердцу, не чтобы проникнуть туда, но чтобы укрепить свои позиции навсегда. Чернота на один ток пульса впиталась в вены, и тогда он полоснул по ним кинжалом. Темная явственно дернулась — и воспоминание застыло. Настоящий темный дух, не отпуская ее, шагнул к себе-прошлому; капли не то крови, не то жидкой черноты, висящие в воздухе, ударялись о него и оставались пятнами. Он поманил Румпельштильцхена за собой.
— Знакомой тебе связи между Темной и кинжалом не было. Я создал ее, немного поломав суть вещей, и мы с тобой за это поплатились. Ты, как и твои предшественники, вынужден подчиняться кинжалу, — про себя Кромешник рассказывать, разумеется, не стал. Он коснулся клинка, и тот снова пришел в движение, очень медленно. — Видишь жидкость? Не совсем кровь. Не буду углубляться, но ее существование должно быть невозможным... Одно мгновенье она существовала, и ею я переписал имя на лезвии. Первый способ избавиться от кинжала — сделать похожее со светом. Сомневаюсь, что у нашего нимба есть нужный опыт, но способ безотказный. Он может уничтожить тебя, но магия останется. Хоть бы и сама по себе.
Доселе молчавшая Темная, явно понимающая в происходящем больше, чем следовало бы, вдруг собралась с мыслями и вперила в Кромешника изумленный, почти возмущенный взгляд. Она поняла, почему Темный соблазнился на авантюру.
— Такую силу, без ограничений — ему? — скептически спросила она, кинув очередной презрительный взгляд на Румпельштильцхена. — Он же слаб, он совсем не понимает, он может натворить невесть что... — продолжить возмущаться ей помешал палец, приложенный к губам. Темный дух усмехнулся: чем дольше он находился тут, тем лучше представлял, на что способен Темный. И все же не жалел об обещании.
— Дальше.
Воспоминание послушно ожило. На мгновенье в комнате потемнело, и Кромешник из прошлого пошатнулся, но только безумно ухмылялся, глядя, как чернота сходит и с руки, и с льющейся крови, а рану затягивает обретенной магией. Эта же магия крушила и корежила комнату: гнула стены, роняла кусками потолок, заставляла мебель и вещи сыпаться мелкой крошкой, пока всё это не рухнуло, пока весь дом не разметался в прах, обнажая залитый солнцем лес. На кинжале алым вспыхнули новые буквы, и он принял свой обычный вид. Все вокруг смазалось хлынувшей от земли темнотой, а после она рассеялась лунным сиянием. Лес сгинул, вместо него стал скалистый обрыв и волны, бьющие где-то внизу. Здесь не было никого и, казалось, ничего не происходило.
Румпельштильцхен не ответил Кромешнику. Он сам принадлежал к породе «мошек», как нелюбезно обозвал людей тёмный дух. Как бы ни отрицал этого Румпельштильцхен в прошлом, в Сторибруке он смирился с тем, что он человек, и всё человеческое было ему не чуждо, в том числе отвращение к определённого рода жестокости. По натуре Румпельштильцхен был скорее манипулятором и мастером превращений, нежели убийцей. Ему претило масштабное кровопролитие в стиле его бывшей ученицы Реджины, тем более что убедить себя, будто бы виноваты абсолютно все убитые, даже грудные младенцы, оказалось бы посложнее, чем убедить себя в том, что Реджина сама виновата в своём становлении Злой Королевой. Поэтому, пусть он и отвёл взгляд, но его отношение к повелителю кошмаров несколько… изменилось. Доселе Румпельштильцхен воспринимал Кромешникову тьму как нечто абстрактное, пусть и соприкасался с ней, чувствовал её родство со своей. Но теперь он полностью осознал: Кромешник чужое и чуждое создание, невзирая ни на какую материальную форму. И оттого сделка их показалась ещё более ненадёжной.
Румпельштильцхен мысленно велел себе успокоиться, и поскольку он всё-таки прожил двадцать восемь лет в личине хладнокровного мистера Голда – ему это удалось. Частично. Между тем, декорации снова менялись, и Румпельштильцхен как раз успел собраться с духом, чтобы досматривать все представленные картины до конца. Он вдруг ощутил себя зрителем в театре – и это было знакомо, но не так, как раньше. Конечно. Румпельштильцхен безмолвно шагнул к поманившему его Кромешнику, выслушал, стараясь не меняться в лице. Сделать похожее со светом, повторил он про себя. В памяти всплыл покачивающийся – слишком мирно, слишком безмятежно – нимб. Нет. Это… наверное, невозможно. Румпельштильцхен не смог бы объяснить, почему ему стало ещё и неуютно, почему он не хотел бы вовсе вмешивать в это дело Луноликого, о котором теперь вспоминал с каким-то странным чувством. Не привязанность, нет… но светлый всё-таки был светлым, несмотря на свои язвительные замечания, и этим всё сказано.
На презрение Тёмной Румпельштильцхен даже не ответил. Словно это она была «мошкой» - и дело не в том, что её слова какое-то время тому назад соответствовали его мнению о себе. Просто она была ему сейчас чертовски безразлична вместе со всеми своими взглядами, возмущением и болтовнёй. Хоть трижды бывшая пассия Кромешника или кто она там – у Румпельштильцхена были заботы поинтереснее. Начать с того, чтобы выбраться отсюда в психическом здравии!
Румпельштильцхен выдохнул, когда Кромешник из прошлого исчез, разрушив всё вокруг до основания, и был сперва лес, а потом скалистый обрыв. Он поборол искушение подойти к краю и поглядеть на море. Откуда-то всплыло воспоминание об Урсуле и Ротбарте, о волнах, поглотивших отчаявшуюся девицу. Море. Румпельштильцхен никогда его не любил.
На утесе в порыве магии появилась Темная. В изящном платье, с ниспадающими на плечи волосами, кажущимися белыми, с обеспокоенным чистым лицом и золотыми глазами, она была овеяна болезненной красотой. Легким шагом она приблизилась к краю, не отрывая взгляда от серпа-месяца со странной смесью неосознанной просьбы и злости на грани страха. Она настолько сосредоточилась, что упустила момент, когда за ее плечом появился темный дух.
— Как вы его? Волчье солнце? — поинтересовался он, щурясь на сияние. Женщина вздрогнула и обернулась, словно приготовившись оправдаться, но только кивнула и жестом создала каменную стену, чтобы тень от нее падала на них. — Красивый язык... Ты хотела поговорить.
— Ночной ужас больше не мучит людей, ты пропадаешь в иных мирах и тени шепчутся. Ты копишь силы — зачем? Ради мести? — с искренним волнением заговорила Темная, но дождалась лишь тяжелого взгляда. Ответы были очевидны. Она порывисто шагнула к темному, взяла за уже совсем не призрачную руку: — Это ничего не исправит, ты сам говорил!
— Иначе я не могу. Сама все знаешь, избавь меня от повторений, — холодно попросил Кромешник. Он выглядел так, будто происходящее ему безразлично, но руку не убрал, наоборот, протянул Темной вторую, и их пальцы сплелись. — Ты так боишься, будто я уже проиграл. Я не остановлюсь.
— От этого страшнее, — тихо проговорила Темная, приблизившись к духу вплотную. Он нахмурился, впервые в нем промелькнуло непонимание, даже неприятие, и она быстрым шепотом взмолилась: "Позволь!". Кромешник позволил. Это был очень отчаянный, краткий и странный поцелуй любящей женщины и существа, которому эта любовь неведома. Темная отпрянула, схватившись руками за горло, — будто глотнула вьюги, — на лице темного духа остались алые отметины, он с усилием стер их рукавом, покачав головой. — Во мне нет того, что ты ищешь, только холод и смерть. Мне жаль. Мне жаль...
И краски снова смешались.
— Твой выход, сосредоточься, — обратился Кромешник настоящего к мрачно молчавшей Темной, а затем снова переключился на Румпельштильцхена. — Слушаешь, Темный? Любой из способов, о которых я говорю, предполагает чудовищный по силе всплеск энергий. Я могу оборвать связь и сам, но вряд ли до такого дойдет, это на крайний случай.
Ночной утес, уже без прежней плавности, изогнулся в ночной же луг, где темный дух и Темная снова были вдвоем. Она выглядела моложе, пусть внешне та же, он — призрачнее. Они сидели в тени одинокого дерева прямо на траве с видом заговорщиков, разглядывая что-то на земле между ними. Что-то, похожее на обломок меча, острие с частью лезвия, абсолютно черный. Настроение этой картины было мягче, миролюбивее, даже веселей, особенно когда Темная завороженно улыбалась.
— Как я уже говорил, кинжал — бывший осколок. Суть осколка была в том, чтобы обращать во тьму, поэтому кинжалу все равно, кем ты был до этого, чернокнижником или святым. В итоге получается все тот же Темный. Интересно, что случилось с остальным мечом?
Румпельштильцхен предположил, что Тёмная на обрыве - это человек, которым она была до становления таковой. Он смотрел на всю эту сцену с чем-то, отдалённо похожим на сочувствие... к Тёмной. Она не понимала, какая пропасть легла между ней и Кромешником - даже большая, чем между самим Румпельштильцхеном и Белль когда-то. Союз неравных сил никогда не заканчивается чем-то хорошим. Бесполезны все чувства, и время расставит по своим местам фигуры, пешки и даже королей с королевами, а мастер - тот, кто ими руководил, составляя задачу, - останется в одиночестве, поскольку нет ему здесь равного, и печали-горести фигурок - ему неблизки.
Между тем, Кромешник обратился к Румпельштильцхену, и он кивнул:
- Я слушаю. И понимаю, что ни один из этих способов лёгким не будет. Но как ты считаешь, - Румпельштильцхен криво улыбнулся, - хоть один Тёмный прошёл лёгкий путь в своей жизни? Уверен - нет.
Он вглядывался в обломок с напряжённым вниманием и вдруг спросил:
- Что будет, если найти оставшуюся часть меча? И соединить их вместе? Такой мощный артефакт не мог бесследно сгинуть.
Хвала всем богам и демонам, что Румпельштильцхен мог спокойно размышлять и рассуждать - после тех ужасов, которые демонстрировал ему Кромешник. Вероятно, он немного сумел успокоиться - насколько, Румпельштильцхен и сам не мог понять, - иначе откуда бы в нём ещё взялись силы на недавнее подобие сочувствия к Тёмной. Ведь до того ему было совершенно на неё наплевать.
- В каком случае ты мог бы сам оборвать связь и чем бы это закончилось? - затаив в груди волнение, поинтересовался Румпельштильцхен. Он старался сдержать свои эмоции, помня о том, что Тёмная посчитала его слабым, и кто знает, не передастся ли сомнение в Румпельштильцхене Кромешнику. Со слабыми не делятся тайнами. Их не берут в расчёт. От них избавляются равнодушно и недрогнувшей рукой. Румпельштильцхен давно всё это уяснил, потому всю жизнь и мечтал о силе. Только изнутри не всегда выходило подпитывать внешнюю силу, и тогда - он так думал - его видели настоящего.
Нынешний Румпельштильцхен был уверен в себе гораздо больше прежнего - спасибо Бэю и Медее. Хорошо бы она там в лавке не тревожилась слишком сильно, озабоченно подумал Румпельштильцхен и сосредоточился на Кромешнике.
Он жаждал ответов. И боялся их, но, конечно, стремился это скрыть.
Темная негромко хмыкнула на рассуждения Румпельштильцхена. Казалось, ее должно было смущать его присутствие, но она давным-давно мертва и ей было все равно.
– Не мог. Оставшийся осколок сохранился, но он светел, а кинжал темен. Их нельзя соединять – разорвет, и лучше бы нам всем быть подальше в этот момент, – ответил Кромешник. У него было предостаточно времени на размышление над природой и судьбой оружия, которое, видь он сны, каждый раз снилось бы ему в кошмарах. И его слова вряд ли в точности соответствовали его мыслям, как и всегда. – В крайнем случае, Темный. Если захочу быстро и неотвратимо убить свое тело, заодно до полусмерти запугав город. Или уничтожив. Всё решают обстоятельства.
В воспоминании темный дух и Темная, переглянувшись, одновременно протянули руки над осколком, и вокруг них плавно закружился ветер, раскачивая траву.
– Не пытайся подчинить тьму, она этого не примет. Найди общий язык, – руководил Кромешник, пока под пальцами колдуньи, а никем другим она быть не могла, дрожал и изгибался воздух. Судя по всему, ничего не получалось, и Темная начала волноваться, отчего под ее пальцами вдруг вспыхнуло бирюзой и белизной. Осколок с яростной жадностью поглотил вспышку и выбросил наружу тонкие черные иглы. Их перехватил темный дух, прижал и отнял ладони. Темная глядела на это бесстрашно, но обеспокоенно, и, явно наученная горьким опытом, не вмешивалась. – Не думай о том, чем он был, это... Злит. Другую форму.
Вторая попытка увенчалась большим успехом, осколок стал тоньше и изогнулся, но и в этот раз всё кончилось иглами. И в следующий. И еще раз. Тьма внутри него явно не желала слушаться человека, поэтому в конце концов Темная со вздохом убрала от него руки. – Она безумна, я не понимаю, чего она хочет. Даже не верится!
– Перестань разделять нас, мы одно и то же, и тогда… – Кромешник улыбнулся редкой для него спокойной улыбкой, когда в лице Темной промелькнуло осознание. Она подняла осколок руками, без капли магии, и использовала нечто иное, от чего он засеребрился. Темный дух жестом показал, что этого достаточно, и принял осколок. Как оплавленному придал волнистую форму, взялся за рукоять и сдул серебро уже с кинжала. – Вышло отлично. Благодарю.
– Но зачем он тебе? – спросила Темная, не скрывая эмоций. Она не просто выглядела удовлетворенной своими стараниями, она лучилась чистой гордостью, как ребенок, чью поделку похвалили.
– Незачем, он для тебя. Только не теряй его и никогда никому не отдавай, иначе он тебя не защитит, – сказал Кромешник, протягивая кинжал Темной, указав на ее имя на лезвии. Ее изумление в очередной раз смешало краски, но на этот раз нового воспоминания не было. Мелькали обрывки, по нескольку сразу, как в калейдоскопе. Люди, лица, разговоры, дома, бури, зверства, встречи – вся жизнь Темной быстрой спиралью изворачивалась вокруг них. Кромешник не разрывал их прикосновения с самого начала, и только поэтому она смотрела на воспоминания с некоторой отстраненностью. Зато нервно кусала губы, поглядывая на невозмутимого темного духа, и в конце концов снова не выдержала: – Там дальше нет ничего, кроме боли и страха. Остановись?
Круговерть смазалась и замедлилась. Повелитель Кошмаров только усмехнулся, мотнув головой, отпустил женщину и мрачно-весело сказал: – Теперь не отходите друг от друга. И ради всего святого – не мешайте.
Темная послушно отвернулась от отошедшего Кромешника, зная, что придется подождать, пока он сплетет из кровавых обрывков полотно памяти. Делать внутри серо-буро-туманной карусели было решительно нечего, она век не видела чего-либо нового в своем небытии, а следовательно Темный был обречен стать жертвой ее любопытства. То, что она сама отказалась с ним говорить, ничуть ее не смущало: – Не скажу, что хочу этого, но мы предоставлены друг другу. Так ты все-таки скажешь, где мы? Это не похоже на ту мерзость, в которой я застряла. И мы явно не в том городе, о котором вы говорили, всё вокруг нереально. Как ты попал сюда, тебя тоже убили?
Отредактировано Lazarus Castellanos (10-03-2019 16:00:28)
По лицу Румпельштильцхена нельзя было понять, поверил он Кромешнику или нет. На самом деле, верить не хотелось – а точнее всего, хотелось верить, что если соединить два обломка, то это принесёт выгоду… кому? Разумеется, последнему Тёмному! До сих пор Румпельштильцхен ещё не размышлял над тем, что после него может не быть Тёмных, но сейчас он чётко осознавал, что либо разорвёт связь между собой и кинжалом, либо… в крайнем случае, как выразился Кромешник, избавится от тьмы. При одной мысли об этом тьма протестующе поднялась внутри: ни за что Румпельштильцхен не желал бы лишиться своей силы. Но если будущее покажет ему кого-то с кинжалом Тёмного в руках, этот вопрос встанет перед ним, и чем становиться рабом чужой алчности и опасным зверем даже для тех, кого любит, Румпельштильцхен, пожалуй, предпочёл бы стать простым смертным.
Так он думал.
Так надеялся.
Так верил, что у него достанет решимости, если… если…
К чёрту «если». Во все глаза наблюдая за Кромешником и Тёмной, Румпельштильцхен повторял про себя: «Всё решают обстоятельства». Ему не хотелось верить и тому, что Кромешник в состоянии уничтожить целый город. Даже если так, Румпельштильцхен знал, к кому обращаться за помощью – к другому духу. Светлому.
Он продолжал смотреть. Немного напрягся, когда Тёмная получила кинжал со своим именем, но виду не показал, лишь мысленно сжал в руке рукоять своего кинжала. Нет, мрачно поправил себя Румпельштильцхен. Это не кинжал принадлежал ему – он принадлежал кинжалу. И чем раньше разорвётся эта связь, тем лучше.
Тёмная тем временем соизволила обратиться к Румпельштильцхену, и он слегка приподнял бровь. Надо же, какая великая честь! Сочла его достойным своего несравненного внимания? Жалкого слабака? Все эти язвительные замечания вертелись у Румпельштильцхена на языке, но, признаться, он чувствовал себя слишком утомлённым и опустошённым для лишних пререканий или обмена колкостями. Поэтому разомкнул губы и равнодушно пояснил:
- Моё подсознание. Я жив, но мы с Кромешником здесь, потому что… так надо, - он придержал рвущееся с языка «…заключили сделку», потому что какая, спрашивается, может быть сделка с тёмным духом? Такая же ненадёжная, как сам мрак.
Румпельштильцхен хмурился: он подозревал, что Шляпа Волшебника останется единственным подходящим ему вариантом избавления от кинжала. Что бы ни сказал ещё Кромешник, оно будет хуже. Стоило ли ради этого заключать сделку? Только чтобы отринуть крохи сомнений?
Крохи. Ничего себе крохи – он собирался опять обмануть сына. Не просто убить пирата в относительно честной – схватке, а прикончить, вырвав его сердце, и навсегда затаить этот секрет в своём. Как было с гибелью Милы много лет тому назад.
Но о Миле Бэй всё-таки узнал.
Румпельштильцхен выкинул эти безрадостные размышления из головы. Не время. И не место.
Услышав ответ, женщина застыла, пронзенная каким-то глубинным осознанием, но быстро справилась с собой.
— Ты... Ты впустил его... В свою... Голову? — спрашивала Темная с явным трудом, потому как ее разбирал такой хохот, что она при всех усилиях оставаться серьезной не могла сдержать ухмылки. — Его — и в подсознание! — воскликнула женщина уже изумленно, когда не увидела в Румпельштильцхене отрицания. Она со смесью любопытства и даже отстраненного сочувствия поинтересовалась: — Угрожал вырезать весь твой род и уничтожить твой мир? Или уже начал? Может, пытки?
Она явно избегала как-либо называть Кромешника: если упоминание себя в устах Темного он успешно игнорировал, то с Темной так уже не получится. И, видно, она знала Повелителя Кошмаров куда более жестоким, знала многое о его влиянии на подсознание, и мысль о том, что кто-то мог добровольно согласиться на подобную авантюру, ее просто-напросто не посетила. Невозможно. Если только...
— Даже не сомневаюсь, что он почти ничего не сказал, тем более о тонкостях, — Темная сложила руки на груди, покосившись на темного духа, вокруг которого всполохами вилась тьма. Она нисколько не боялась своими разговорами навредить его планам, уверенная: захочет — заставит думать, будто ничего и не было сказано. Довольно пренебрежительно, мол, так и знала, что собеседник обделен умом, Темная прокомментировала: — Ты так смело пустил лиса в курятник, будто у тебя по волкодаву за каждым плечом. Неужели изобрели новый способ борьбы с тьмой?
Тем временем Кромешник, внешне не обращающий на беседы подопечных никакого внимания, подбирался к заветной цели семимильными шагами, но вдруг что-то пошло не так. Нечто глухо стукнуло с такой силой, что это отдалось во всем иллюзорном мирке, потом еще раз и еще, в очень узнаваемом ровном ритме. Слегка ускоренное сердцебиение. Темный дух жестом показал Темным, что все в порядке, но сам едва не скрипнул зубами от досады. Жизнь снова не пускала его на короткий путь.
***
Кошмарная змейка так и не вернулась в прежние скромные размеры и не свернулась вновь сонной россыпью колец, но выглядела совершенно спокойной. А затем вдруг поползла и волной остановилась ровно между двумя креслами.
Румпельштильцхен не сдержался и зло сверкнул глазами, услышав смех. Если раньше он испытывал нечто похожее на сострадание к Тёмной, которая умудрилась связать себя чувствами к Кромешнику, то теперь это, конечно же, испарилось без следа. И даже то, что следом Тёмная решила сама посочувствовать Румпельштильцхену, не сыграло никакой роли. Он только ощутил прилив ещё большей злости – выходит, чтобы впустить Кромешника в своё подсознание, нужно либо испытать сильные мучения, которые затмят тебе разум, либо слышать от него угрозы. Ничего подобного не случилось – всего-навсего был выбор между тем, чтобы Кромешник взял в руки кинжал Тёмного, и влезанием в его голову. Сейчас Румпельштильцхен начинал сомневаться, что сделал правильный выбор – подержал бы Кромешник чёртов волнистый клинок в руках, и что? Вернул бы обратно. Румпельштильцхен тут же хмуро сказал себе, что это неизвестно, вернул бы или нет. Может, захотел бы у себя припрятать. Или ещё что. Какой был смысл думать о том, чего не произошло?!
Румпельштильцхен процедил сквозь зубы:
- Разумеется, о трудностях он не сказал. Я и не ожидал, что он всё поведает в деталях.
Комментарии Тёмной его не интересовали. Она говорила вслух то, что внутренний голос любезно подсказывал Румпельштильцхену, но одно дело – слышать это от своего внутреннего голоса, а другое – от какой-то стервы. Румпельштильцхен дождался, пока она заткнётся, и елейным тоном произнёс:
- Ты вроде не хотела со мной беседовать, дорогушенька? Чего ж тебе теперь надо? И какая разница, по доброй воле я впустил Кромешника в своё подсознание или нет? Тебя это не касается, - припечатал Румпельштильцхен и отвернулся от Тёмной, как если бы закончил разговор. И принялся наблюдать за Кромешником.
Что-то случилось, и это “что-то” ему не понравилось. Румпельштильцхен злился по-прежнему и уже не стремился это скрыть – но его обеспокоило, что Кромешник не добился своего. Что это означало для самого Тёмного? Что он задержится здесь на слишком долгое время? Хелен там, должно быть, изнывала от нетерпения и тревоги, и Румпельштильцхен изрядно успел пожалеть, что втянул её во всё это. Да, она согласилась добровольно, но ведь он не возражал, не попросил Хелен уйти… Румпельштильцхен вдруг остро захотел её увидеть, коснуться её руки, обнять, прижать к себе и стоять так хоть целую вечность, чувствуя биение её сердца. Любящего сердца, которое он чуть было не упустил, как и всё самое ценное в своей жизни.
Темную, как она считала, касалось всё, что происходило с темным духом в прошлом, происходит в настоящем и будет происходить в будущем. Каждая самая мельчайшая деталь. Маг как человек ей был совершенно безразличен, но интересовал как инструмент в руках Кромешника. Представить, что дух способен пойти на более-менее нормальное сотрудничество с человеком, хоть трижды Темным, ей было бы трудно. Тем временем у Кромешника что-то расстроилось. На ее памяти, у него чуть ли не впервые что-то не получалось, и женщина понятия не имела, почему. Естественно, ее опять обуял страх, с которым она, впрочем, успешно справилась: сказывались годы подготовки.
— В твоем подсознании скучно, Темный. Раз такой обидчивый, можешь не разговаривать, но мы все еще здесь и мне все еще скучно. Хоть бы что-нибудь веселое показал. Или ты не знаешь, что тоже можешь управлять этим? — Темная, переместившаяся пред ни разу не светлые очи Румпельштильцхена, широким жестом обвела окружающую сумятицу. Она в принципе готова была донимать его разговорами или наблюдать за какой-нибудь гадостью сколь угодно долго, лишь бы приглушить все возрастающее беспокойство.
Темный дух, как ни странно, не волновался вовсе. Отбраковав один способ, он тут же нашел другой, нашел бы и третий, и пятый, и десятый, если бы потребовалось. Единственное, что его хоть немного беспокоило — стук невидимого сердца, самого настоящего; не важно, его оно или Румпельштильцхена, временно они были в одной связке. Этот звук появился неспроста. Он был знаком, границей: "Не влезай, убьет!" — ничего иного, кроме как не влезать, Кромешнику не оставалось. Внезапно какое-то воздействие извне привлекло его внимание, и он отпустил тонкую вязь мыслей. Не то чтобы он не был к этому готов; это случилось ко времени, и он преспокойно шагнул к Темным, наблюдая. Память, сплетенная в струну, распрямилась, как натянутая тетива, и воспоминания буквально выстрелили, краткие, быстрые, яркие. Слишком краткие и быстрые, чтобы понять, но слишком четкие, чтобы не осознать: жизнь у Темной была и впрямь под стать ее потомкам. Разве что там вечным темным пятном был Кромешник.
В один из моментов всё встало, словно поток образов врезался в стену, и развернулось в цельное воспоминание. Снова ночной луг и снова Темная, на этот раз одна. Она спокойно собирала какие-то травы в корзинку, висящую на локте. Недалеко шумел лес, темное небо с одной стороны быстро разгоралось рассветом. Ничто не предвещало не только беды, но даже ничего необычного.
Румпельштильцхен, услышь он, что Тёмная воспринимала его исключительно как инструмент в руках Кромешника, разозлился бы ещё больше. Он и так находился во взведённом состоянии, как курок пистолета - того и гляди начнёт стрелять тьмой направо и налево, ругаясь как сапожник. Правда, никому здесь от того не было бы ни жарко, ни холодно - вот в чём дело. Румпельштильцхен привык в течение своей жизни Тёмным устрашать, сердить, вызывать трепет, а эти двое, будь они тысячу раз неладны, его вообще ни во что не ставили. Не сказать, чтобы с таковым Румпельштильцхен сталкивался впервые - его общение с Луноликим тоже показало, что к нему могут относиться вовсе без ужаса или дрожи. Но то было два столетия тому назад, во-первых; а во-вторых, светлый (вроде бы) всё же ставил Румпельштильцхена во что-то, а с таким откровенным пренебрежением, как здесь, можно столкнуться только у тёмных. Румпельштильцхен припомнил, что никогда особенно не любил "своих" - было отчего, пожалуй.
Между тем, несносная мёртвая женщина не унималась и продолжала говорить. Румпельштильцхен перевёл на неё не самый дружелюбный взгляд и обвёл рукой происходящее:
- Управлять? И чего же весёлого ты от меня хочешь? - Он издал звук, похожий на угрюмый смешок, вспомнив, как недавно его окружали ужасы и он готов был броситься на землю, сжаться в комок и закрыть глаза. Вот уж где было... интересно!
- Если тебя интересует в моём прошлом то, что связано с Кромешником, - прибавил Румпельштильцхен, - то там ничего нет. Благодаря каким-то идиотам Хроники Тёмных - как я уже говорил, - восстановлены в неполном виде. И до встречи в Сторибруке я дел с повелителем кошмаров и твоего сердца не имел. В моей жизни также ничего весёлого не происходило, - тут Румпельштильцхен немного покривил душой, но если поразмыслить, чувство юмора у всех разное: вполне вероятно, что история с нимбом Тёмную не повеселила бы; превращения важных господ в представителей флоры и фауны - тоже. Короче, Аид знает, чего она там хотела!
Тем временем снова полились картинки. Каждую в отдельности Румпельштильцхен не пытался запоминать - бесполезно. Его интересовали общие выводы. Кинотеатр какой-то! Воспоминание, где Тёмная мирно собирала травки, явно обещало вылиться во что-то любопытное, так что Румпельштильцхен молча ждал.
Темная, довольная тем, что воображаемый воздух вокруг Румпельштильцхена трещал от напряжения, хотела было продолжить допрос, но маг выдал свою речь, и взорваться от злости захотелось уже ей. Казалось, едва только двое Темных сближались хоть словесно, хоть физически, сразу готовы были плеваться друг в друга ядом подобно кобрам.
Едва воспоминания снова начали свой бег, женщина зло поджала губы и, отвернувшись от мага, сосредоточилась на них. Она узнала луг, себя, и то, что вот-вот должно было случиться, и ее лицо застыло восковой маской. Казалось, Темная вот-вот исчезнет, как призрак. Повелитель Кошмаров заметил это. Он понятия не имел, что произойдет, но понял, что ничего хорошего, и вновь обнял женщину, шепнув, что все будет хорошо. Такие банальности обычно успокаивали людей, Темная не стала исключением. Повинуясь тьме, она впала в подобие транса.
Очень вовремя, потому что вокруг Темной-из-воспоминаний мир начал меняться. Сначала увяла трава, потом на нее лег иней. Женщина, заметив, нахмурилась, но не ушла. Она попыталась колдовать, но заклинания замирали в воздухе бесполезными пятнами. За несколько шагов от нее ничего не происходило, но вблизи вдруг "сломались" цвета. Исчезли теплые оттенки, оставив зеленовато-голубоватое марево. Воцарился холод, и Темная обняла себя руками в попытке согреться. Бесполезно — холод пришел не снаружи. Так же безуспешно женщина пыталась оторвать ноги от земли. Что-то словно толкнуло в спину, с бешеной силой швырнув на колени.
Сложно было понять, что именно произошло после этого. Вспышка, взрыв — да разве бывают они черного цвета? Раз "вспыхнув", это превратилось в иссиня-черный вихрь, низкий, эфемерный, но крутящий с такой скоростью, что, казалось, он вот-вот разорвет пространство и закружит время. Темную из-за буйства темной энергии видно не было, зато слышен был не крик ее, но полубезумный вопль. Вопль тонул в пронзительном вое черного ветра; в какой-то момент они звучали на одной высоте, и так невыносимо-ненормально, что даже темный дух, наблюдая, скривился.
Всё резко смолкло, вихрь одним рывком сжался в идеальную сферу, больше похожую на двумерную точку, зависшую в стороне от свернувшейся калачиком дрожащей Темной. Сферой оно пробыло недолго, почти сразу ударилось о землю и распалось похожей на кипящий черный металл рябью. Темная, очнувшись, отползла от аномалии, глядя на нее с животным ужасом, но черное нечто тут же будто вспенилось. Женщина замерла. Тьма приподнялась над землей покрывалом-дымом и не двигалась. Это длилось, пока край нового дня не подполз к ним совсем близко, что возымело сумасшедший эффект: дым сконцентрировался в какую-то гротескную форму, затем в другую и третью, но ни одна не держалась дольше двух секунд. В происходящем не было смысла, но была логика, и Темная, подгоняемая страхом, не поняла, но почувствовала ее. Вскинув руки в защитном жесте, она вложила все душевные силы в один срывающийся крик: — Изыди!
Сработало... Не так, как должно было. Тьма не исчезла, но стала похожа на тень невозможного зверя. Темная тварь напоминала одновременно всех прочих тварей и ни одну из них, ибо детали ее зыбкого облика постоянно менялись. Неизменными оставались только оскаленная пасть, из которой щедро текло нечто нефтеподобное, отсутствие цвета и то, что она была совершенно слепа. Увидев такую неизъяснимую погань, Темная закричала совсем истошно и ринулась было прочь, но тварь безо всякого труда прижала ее к земле лапой.
Тут бы и настал женщине конец, если б тварь вдруг не задрала подобие морды, безотчетно и безошибочно повернув ее на рассвет. Темная была забыта мгновенно. Тварь перешагнула через нее, как через камень. Видимо, у этого создания либо не было разума, либо он был в зачаточном состоянии, ибо оно ничтоже сумняшеся ткнулось мордой прямо в лучи восходящего солнца. Уродливый гибрид воя, визга и рева, раздавшийся после этого, разорвал воспоминание, оставив зрителей в куче обрывков.
— Изначальная тьма... — прохрипел Кромешник, на миг пожалев, что начал путешествие в прошлое. Он, конечно, знал, что в те времена всё было абстрактно плохо, но конкретная сцена, подтверждающая это, выбила его из колеи. Темный дух помотал головой, прислушиваясь к суматошному пульсу, вернулся в прежнее хладнокровное состояние и как мог вернул в норму тьму. Он снова чувствовал вмешательство в свои дела и на этот раз уловил в этом нечто знакомое. — У меня снова две новости, Темный. Хорошая: что-то не пускает меня дальше. Плохая: оно же не пускает меня назад.
К очередным объятиям двоих тёмных третий тёмный отнёсся уже с полным равнодушием. Его интересовали только картины, которые ему покажет Кромешник, а ещё не давало покоя чувство подспудной тревоги. Как если бы напряжение нарастало, нарастало и вот-вот должно что-то случиться. Учитывая, что до сих пор ничего хорошего не происходило, Румпельштильцхен был настроен угрюмо. Ему даже не хотелось слушать про очередной способ избавления от кинжала – наверняка выяснится, что тот ещё хуже предыдущих. Единственное, чего Румпельштильцхен желал – это вернуться к себе в лавку, к Хелен, и по возможности никогда не встречаться впредь с тёмным духом. Жаль, что это желание не сбудется сию минуту хотя бы потому, что свою чашу надо испить до конца. В какой-то момент, когда всё было однообразно плохо или неприятно, Румпельштильцхен начинал смиряться и сознавать, что может быть и хуже, а значит, сейчас ещё сносно, и в таком положении можно подумать, какую выгоду из него извлечь.
Между тем, зрелище развернулось под стать предчувствиям. Румпельштильцхен ощутил, что сердце его забилось быстрее. Тьма в его груди, казалось, стала давить сильнее, напоминая, что она сродни той, которая превратилась в кошмар для женщины на лугу. Румпельштильцхен прекрасно понимал, какой безумный ужас овладел ею, и стиснул кулаки, не позволяя себе слишком проникнуться всем этим, воскресить в памяти ещё и недавние испытания, коим подверг его Кромешник. Тогда Румпельштильцхену, вероятно, стало бы совсем не по себе, но он держался. Держался и наблюдал за отвратительным зрелищем. Лицо Румпельштильцхена застыло, и только по глазам можно было понять, насколько он чувствовал себя не в своей тарелке. Хриплый голос Кромешника заставил Румпельштильцхена вдохнуть и выдохнуть, перевести взгляд на повелителя кошмаров и только тогда понять смысл его слов.
И то не целиком.
- Не пускает назад? – с некоторой растерянностью повторил Румпельштильцхен. – Что ты этим хочешь сказать? Мы… не сможем вернуться в Сторибрук? – Он сразу подумал о худшем, и его сердце, только что бившееся в ускоренном темпе, замерло на пару мгновений. – Что вообще происходит?
Румпельштильцхен отступил на шаг, огляделся, как если бы искал признаки опасности.
— Без паники, Темный. Мы пока что не можем вернуться запланированным способом. Слышишь, Темный? Я обещал вернуть тебя в целости и сохранности, так и будет, — с невозмутимой уверенностью говорил темный дух, но на вопросы не отвечал. Да и что ответить: "Я знаю только одну силу, способную меня удержать, и это не она, поэтому я сам хорошо, если хоть немного понимаю, что происходит"? Кромешник вглядывался в наползающую тьму и с болезненной четкостью осознавал, что часть ее словно вырвали из его рук. Это было неприятно, однако в нем не проснулись ни страх от того, что тьма отделилась, ни злость на того, кто это провернул. Такое явное несоответствие реального должному натолкнуло Кромешника на интересную мысль. Возможно, то, что дважды вмешивалось в ход событий, не вызывает отторжения потому, что ближе ему, чем кажется на первый взгляд.
Темного духа способна удержать только одна сила — и еще один неучитываемый фактор. Теперь он чувствовал его. Зверя, что кругом обходил их во тьме, не показываясь; того же, что бродил в молочном тумане в начале пути. Внутренний демон Темного. А Темного ли — или темного?..
— Не знаю, как ты появился, но я тебя узнал. Хватит кружить и выйди из тени, — сказал Кромешник темноте, озираясь ровно в том же ожидании неведомой жути, что и Румпельштильцхен. Такими темпами недолго было пульсу, все еще звучащему, замолкнуть надолго, поэтому темный дух насильно ослабил страх. Не то от перемен во тьме, не то от таких телодвижений Темная очнулась, получив билет на лучшее зрительское место. Происходящее уже совсем не напоминало постановку.
— Не помнишь, как я появился, — исправил голос из темноты, похожий на шум ветра в скалах. — И нет, ты не узнаёшь меня, лжец, — сказал голос, и неведомо откуда раздался щелкающе-подвывающий мерзкий смех. Что-то отсутствием глаз голодно и злобно глядело на них — всех троих разом. Темная тварь, отличающаяся от твари-из-прошлого куда большей стабильностью, не вышла из тени — выпрыгнула, сомкнув челюсти едва не у самого носа Темного, и тут же отскочила в сторону, не перестав хохотать.
***
С кошмарной змеей творилось странное. Она впервые с момента своего появления шипела, причем шипела не останавливаясь, как не могла бы ни одна живая дышащая змея, и тело ее судорожно извивалось кольцами. Даже форма ее периодически оплывала шерстью вместо чешуи. Словно этого мало, в какой-то момент случилось страшное: ее глаза погасли. Спустя мгновенье раздался окрик:
— Стой! Не жги! — и между Хелен и змеей стоймя встала тень. Еще один кошмар. Говорящий, мыслящий, похожий на затененного человека, он по праву мог бы считаться сильно-младшим духом тьмы, ибо был создан из души настолько омраченной, что в ней вовсе не осталось света. Поэтому кошмар не боялся сгореть в магическом пламени, но лишь поднял руки в защитном жесте. Новый кошмар зашипел что-то старому, и змея смирно улеглась на полу. — Я не должен был вмешиваться... Что-то пошло не так.
Пока что, видите ли! Пока что они не могли вернуться, а со временем, разумеется, вернутся, вот только встретятся здесь с ещё парой-тройкой сотен ужасов! Румпельштильцхен заорал бы на Кромешника вне себя от злости и подступающего страха, если бы это был Румпельштильцхен из Зачарованного Леса – дёрганый, несдержанный, вспыльчивый. Но мистер Голд всегда держал себя в руках, а Тёмный, невзирая на чешую и старый «крокодилий» костюм, который оказался на нём, когда он обрёл прежний облик, - несмотря на всё это, по-прежнему имел память и остатки выдержки мистера Голда. Иначе бродящий кругом демон перепугал бы его насмерть. Одним ощущением того, что он поблизости, что в любой миг может появиться рядом и…
Всё-таки Румпельштильцхен вскрикнул от ужаса и отскочил в сторону, на вскинутых пальцах дрожащих рук заплясали огоньки. Словно этим можно было рассеять чужую тьму, которая хохотала неподалёку. Румпельштильцхен затравленно озирался и, пожалуй, если бы не эти самые остатки выдержки, уже бы запричитал и попытался спрятаться куда-нибудь. Где-нибудь. Или, потеряв голову, метнулся бы прочь и бежал со всех ног, рискуя потеряться. Но нет, дрожа и ужасаясь, Румпельштильцхен всё же стоял на месте. Ему помогал отчаянный лучик надежды: Хелен. Вдруг она сумеет помочь, как-то пробудить его, заставить вынырнуть из обступавшего мрака. Это же всего лишь… Они же находятся в Сторибруке, чёрт подери! Они же не в другой мир перескочили! Румпельштильцхен уставился на Кромешника:
- Что это было? Кто это… был? – то и дело сглатывая тошноту, подступавшую к горлу, Румпельштильцхен изо всех сил думал о Хелен. Цеплялся за мысли о её руках, обнимавших его за плечи. О тепле её тела и блеске её глаз. Он выберется. Обязательно выберется. Он не может бросить её одну, один раз они уже потеряли друг друга.
- Что нужно делать? – лихорадочно прибавил Румпельштильцхен, готовый объединить силы хоть с самим Аидом или его слугами, лишь бы выйти отсюда, как и обещал Кромешник, целым и невредимым.
Тёмному было уже не до того, чтобы беспокоиться о мнении окружающих. Ему было плевать, что первая Тёмная посчитает его не слишком храбрым – ей, как покойнице, легко рассуждать, а у него были сын и возлюбленная в том, другом, безопасном месте. И он знал – если придётся… ради них… то не жалко и пулю получить. Как с ним уже было в реальности, а не в подобии её. А сгинуть за просто так, невесть в каком кошмаре, оставив всё, что было ему дорого, Румпельштильцхен категорически не желал.
Время бессильного ожидания словно застыло. Хелен уже казалось, что это продолжается весь день, а если нет, то сколько? Ведьма опасалась, что ощущение времени у Голда и Кромешника и подавно другое. За минуту реальности можно "день прожить" в подсознании. А это значило испытать мучений в тысячи раз больше, чем могла вообразить себе Фостер. Впрочем, вряд ли вся эта ситуация устраивала хоть кого-то, даже Кромешника. Вынужденная необходимость, заложники обстоятельств. Так думать проще и легче, чем видеть в тёмном духе врага, что специально придумал эти пытки для Румпельштильцхена и наслаждался каждым его страданием. Хелен поддерживала огонь в руках, отринув привычную ей злость и ярость, иначе пламя изменится, станет враждебным, опаляющим, обжигающим, и может только ещё больше усложнить то, что происходило. Будущее казалось туманным и растянутым во времени, настоящее, к счастью Хэл, после пробуждения Кромешника, было неизменным, поэтому оставалось лишь прошлое, что подпитывало эмоции ведьмы, настраивая на созидание, а не на разрушение. И это уже было чудом в жизни Медеи. Иметь воспоминания, подаренные ей Румпельштильцхеном, которые можно было использовать во благо, хоть и с всё той же неизменной тьмой. Её Наставник и был этим чудом, что заставляло Хелен быть сильной, не утопать с головой в панике и страхе за любимого мужчину, а настраиваться на действия и возможность что-то изменить.
Всё было нормально. Насколько вообще возможно в этой ситуации. Неизвестность и некая усталость от поддержания постоянного огня, опустилась на плечи ведьмы, отчего она лишь раздражённо ими повела, аккуратно разминая затёкшее тело. Хелен то и дело проводила руками с согревающим огнём вдоль тела Лазаря, чтобы не концентрировать тепло постоянно лишь в одном месте. Всё это было такой мелочью по сравнению с тем, чем бы она только хотела помочь Голду. Медея с огромнейшим удовольствием стояла бы сейчас за его спиной, защищая и поддерживая, или бы просто держала за руку. Хотя бы в реальности, если уж это испытание, что выпало сейчас на его долю, необходимо пройти в одиночку. Но даже этого она была лишена. Ни физической, ни моральной поддержки. Ведьме приходилось надеяться, что даже без всего этого, Румпельштильцхен знает и чувствует, как она хочет ему помочь и как ждёт обратно. На какое-то немыслимое мгновение на Хэл навалилась тяжёлая, удушающая тоска. Сколько можно?! Она соскучилась по его голосу, взгляду. Не надо даже прикосновений, только бы слышать и видеть, что живой. Только бы пришёл в себя, очнулся, вернулся к ней. Медея не могла его потерять снова, это же в принципе невозможно, правда? И словно в ответ на наивные мысли ведьмы, змея сошла с ума, сбив размеренное дыхание Хелен волной страха. Что-то опять идёт не так. Огонь в её руках тут же откликнулся на эмоции, вспыхивая выше таким же беспокойными язычками.
Хэл даже не моргала, впившись в змею самым мрачным на предчувствия взглядом. Или вот-вот Голд очнётся и это просто реакция на закончившиеся пытки, или... Самообманом Медея увлекаться не любила. Со змеёй творился какой-то невообразимый кошмар, раз её шипение было не заткнуть, а чешуя то и дело менялась с мехом. Держись, только держись, Румпель. Всё будет хорошо, ты справишься. На границе с отчаянной верой подумала Хелен и... глаза у змеи потухли, едва не заставив сердце ведьмы остановиться. Нет! Пламя на левой руке в ту же секунду окрасилось в алый, превращаясь из защитного огня в атакующий, беспощадный, готовый тут же спалить эту мерзость. Да только не змея виновата в том, что происходило, она лишь передавала то, что творилось в подсознании Голда. Не хватало только завершающего поворота кисти, как между змеёй и Хелен появилась тень, предупреждая не сжигать, хотя Кромешник и просил это сделать. Ведьма и не подумала унять полыхающий в руке ужас и ярость, даже тогда, когда новое действующее почти лицо угомонило сошедший с ума индикатор.
- "Что-то"? - зашипела сквозь зубы Хэл не хуже настоящей змеи, не удивляясь ни разговору неясной формы человека, ни вообще появлению. Кажется, проявись здесь сам Подземный мир, она бы не заинтересовалась. - Это что-то пошло не так, стоило твоему хозяину переступить порог! Не сдержалась ведьма, безуспешно пытаясь унять учащённое острой тревогой сердцебиение. - Кромешник сказал сжечь её и его будить, если потухнут глаза этой бестии. Ты говоришь не жечь. Или ты сейчас же узнаёшь, что у них творится, всё ли в порядке с Голдом и чем могу я помочь, или сожгу вас обоих, даже мявкнуть не успеете! Не говоря уже о том, что хозяина вашего тогда придётся будить разрядом молний в грудь! Живо! Едва не рявкнула Хелен, ни капли не шутя. И плевать, что у неё не было права командовать кошмарами Кромешника. В таком состоянии она могла бы и Аиду распоряжения раздавать, появись он здесь. Сейчас она действительно была похожа на тёмную ведьму, которая слов на ветер не бросает. Карие глаза потемнели, руки же побелели от напряжения, тень легла на её лицо, заостряя черты, а неестественно выпрямленная спина свидетельствовала с каким трудом она удерживала себя от решительных действий, доверяя убегающие секунды словам этой тени.
Отредактировано Helen Foster (16-03-2019 02:36:18)
Кромешник видел, что происходит, но не вмешался. После того, как тварь легко разглядела его ложь, он понял, кто перед ним, но слишком не хотел в это верить. Темная из всех них выглядела на удивление самой спокойной и бесцветным голосом задала вопрос следом за Румпельштильцхеном:
— Это оно?
— Да, это... Оно, — ответил темный дух, а вот ни уточнить, ни ответить на последний вопрос Темного не успел. Зверь, перестав смеяться, зарычал из темноты. Кромешник тут же вместе со тьмой подтянул к себе Румпельштильцхена.
— Защищаешь людей, как трогательно! Стребуй со светлого медаль, — тварь снова показалась на глаза, потом исчезла. Она хаотично перемещалась, одновременно рыча и говоря; внезапно она с лживым участием обратилась к Темному: — Молись, смелый колдун, поможет.
Зверь издевался и ничуть того не скрывал. Он был полон злобой и ненавистью ко всему живому и даже неживому и хотел только рушить без разбора и смысла, мрачно веселясь при том. Слепая жажда разрушения. Знакомая жажда.
— Оставь его. Что тебе нужно? — как можно более хладнокровно вопрошал Повелитель Кошмаров, ощущая, что ему вот-вот придется держать не только тьму и ужас Темных, не только оглохшую связь с реальностью, но и ростки собственного страха. Пока их не было, но сколько еще их не будет? Для страха испугаться — то же, что напасть на самого себя. Верное поражение. — Темный, все, что есть в тебе светлого, тяни сюда и пусть горит.
Это привело тварь в ярость, и бесновалась она с агональным рвением так, что все вокруг затрясло. Раз за разом она бросалась из темноты и убиралась обратно, темнотой же остановленная.
— Месть! Безумие! Погибель всей жизни, всем, всему! Ты этого хочешь, так зачем сопротивляешься?! — ревел зверь в бешенстве. — Ты не выдержишь, рано или поздно!
***
Кошмар в замешательстве посмотрел на разгневанную ведьму, затем на хозяина и снова на ведьму, понимая, что пытаться атаковать — не вариант. Он решал, что хуже: Кромешник, которого нагло ослушались, или Кромешник, которому помешали самым опасным способом.
— Но у меня нет такой связи, как у него, — кошмар ткнул пальцем в змею, но, увидев, что Хелен это до лампочки, обреченно подобрался к замершему, казалось бы мирно, Темному. Посмотрел, мотнул головой и сместился к хозяину, сосредоточенно застывшему. Кошмар впал в еще большее замешательство: — Я не чувствую никакой опасности. Сейчас попробую... Убери огонь, он меня не пустит.
Он коснулся Кромешника — тот внезапно дернулся, оскалился зло-отчаянно и схватил за руку, да так, что призрачная конечность искривилась.
***
И зверь, и Кромешник одинаково хотели достучаться до реальности. Один — чтобы со временем вылить на город океан темной ярости, другой — чтобы восстановить ослабленный контакт. В какой-то момент это, не без помощи Темного и кошмара извне, удалось, пусть и на мгновенье — но которому? Трудно отличить тьму от такой же тьмы. Не менее трудно было темному духу противоречить темной твари, ибо она была права до последнего слова.
— Не слушай, не слушай, не падай опять! — вмешалась Темная. Казалось, еще миг — пощечину влепит. Это сработало, и Кромешник перестал глядеть в никуда как под гипнозом. Опять. Он рывком вспомнил, что встречался с воплощенным зверем ровно два раза и... Победил?
— Только отсрочил неизбежное, — сипел голос из отступившей темноты, отвечая на незаданный вопрос. Зверь уже не высовывался, но и не уходил. — Тебе нечем подавить меня, признай, и никакие темные, никакие светлые не помогут!
Нечем. Равновесие утеряно, свет враждебен, крох тепла, подаренного несколькими несчастными во главе с феей, слишком мало. Он так хотел понять, что произошло в прошлом, что происходит в настоящем — он понял. Он двигается к концу. Не слушай. Темная, все еще есть Темная.
— Да, Темная, — с больным наслаждением вклинился невидимый зверь. — Наполовину воспоминание и почти не существует. Еще один-два визита...
Она исчезнет, и Кромешник попадется в свой же капкан, она это понимала, он это понимал и злился до зубовного скрежета, чем только кормил тварь: — Румпель, огня!
***
— Огня! — эхом взвыл кошмар спустя доли секунды после неудачной "пробы", рискуя спровоцировать огненный вихрь в исполнении ведьмы. Он насилу вырвался из хватки.
Рядом с Кромешником, как это ни удивительно, было безопаснее. Если бы Румпельштильцхен окончательно потерял голову от страха, то, пожалуй, и вовсе спрятался бы за повелителем кошмаров. Но взывая ко всему, что могло удержать его на грани, Румпельштильцхен только держал огонь в сведённых вместе ладонях, но тот совсем не рассеивал тьму. Магия, порождённая ненавистью и ужасом, была тут бессильна, как осознал Румпельштильцхен какое-то время спустя.
А неведомая тварь раздразнивала Кромешника, и нутром Румпельштильцхен чуял, что это самое худшее, что может случиться. Ибо именно Кромешник был его проводником, и с каким бы содроганием Румпельштильцхен ни относился к существу, способному на поистине нечеловеческую жестокость в отношении людей, нельзя было отрицать, что всё зависело от этого самого существа. Когда тварь обратилась к Румпельштильцхену, дрожь пробежала по всему его телу – дрожь, которую он даже не попытался скрыть. В отчаянии Румпельштильцхен лепетал:
- Светлое… светлое….
Как сосредоточиться, когда тебя трясёт, когда ты – один сплошной комок страха? Румпельштильцхен что есть сил прижал свой же огонёк к своей ладони. Он хотел обжечь – он добился этого. Боль помогла собраться с силами. Когда-то – совсем недавно – он прял, и магию его питала вовсе не жажда крови. Им двигала любовь к сыну, и оттого золотые нити сияли по-особенному, превращались в драгоценность, и волшебство это, доступное, как он раньше считал, лишь светлым, стало послушно Тёмному. Чудо, после которого Румпельштильцхен точно поверил – он найдёт сына. И вернёт домой.
Бэй. Румпельштильцхен представил его перед собой, как наяву, увидел рядом Хелен. Они все будут вместе, одной семьёй. Румпельштильцхен по-прежнему слышал, что там ревел зверь и как он добивался от Кромешника, чтобы тот обезумел и перестал бороться. Но теперь это доносилось как через вату; Румпельштильцхен явственно видел тех, кого любил, и призывал их мысленно помочь ему. Своим присутствием. Это были две алые искры его тёмного сердца, и они загорелись так же ярко, как и огонь на кончиках его пальцев.
- Огня? – Румпельштильцхен расслышал и то, что выкрикнул повелитель кошмаров, и вытянул руки, на которых разгорелось поистине невероятное пламя. На «Румпеля» в такой момент обратить внимание – всё равно что не забыть поправить испачканный плащ, удирая от монстров. – Будет тебе огонь!
Пламя взвилось вихрем и метнулось в сторону тёмной твари. Румпельштильцхен не знал, что из этого выйдет – он руководствовался порывом и словами Кромешника.
Что-то шло не по плану. Судьба в очередной раз организовала тёмным подножку, уже всем троим. Хелен угрожающе приподняла бровь на слабые отмазки тени, которая даже не попробовала узнать. Ведьма не стала указывать на отсутствие логии- то говорить, что-то пошло не так, то тут же сообщать, что нет никакой опасности. Конечно, глаза змеи потухли потому, что она устала держать связь! Хелен не собиралась и дальше бездействовать. Хватит! Плохо у неё получается надеяться на судьбу. Если этот явившийся кошмар не подаст дельную мысль, она спалит и его, и змею, и разбудит Кромешника. Хватит, нагулялись! Она не сможет себе простить никогда, если её бездействие будет стоить ей слишком дорого. Как и в Нью-Йорке. Она сделает, что угодно! Паника, страх, ярость и злость не помогут. Ей нужен чистый разум, чтобы контролировать магию и принимать решения быстро. Женщина подчинилась ведьме, потому что у обеих была общая цель - живой и невредимый Румпельштильцхен.
Хелен по просьбе тени погасила огонь в одну секунду, будто и не было никогда. Тяжёлый выдох и напряжённое ожидание, сердце отбивающее рваный ритм тревоги. Хэл не может опоздать! Но то, как Кромешник отреагировал на прикосновение тени, не оставляло никаких сомнений - всё очень плохо! Вой кошмара об огне едва не заставил Хелен устроить в лавке пожар! Лишь бы её Румпельштильцхен вырвался из этой пытки. И всё же здравый смысл возобладал над безрассудным желанием действовать. Уничтожив подсобку и подвергнув всех троих опасности, она не сильно поможет. Ты не сдашься, ради нас, я верю. Держись, любовь моя, держись! Простые слова поддержки на повторе, как мантра, и десятки вариантов, как добыть огонь.
- Будет тебе огонь, - мрачно прохрипела ведьма, собираясь реализовать наскоро скроенный план. Взмах руки, освобождающий место вокруг Голда и Кромешника, насколько позволяло место подсобки. Она переместила несколько железных вешалок, на которых в два ряда висела одежда. Поворот кисти, несколько длинных платьев повисли в воздухе над Голдом, Кромешником, обвились вокруг тени.
-Придётся потерпеть, - жёстко предупредила Хелен кошмар, надеясь, что или его сопротивление, или боль дойдёт до тёмного духа. Она встала в центре между двумя гуляющими по подсознанию, выстроила вокруг вешалки с одеждой, и всё это вмиг вспыхнуло огнём. Часть агрессивным, алым пламенем, другая часть неровным, но согревающим, мягким огнём, словно все противоречивые чувства ведьмы отразились в этом разном огне. Все силы Хэл уходили на то, чтобы оградить саму подсобку и тела Голда и Лазаря от огня, а одежда не сгорела слишком быстро. Но она была готова спалить все свои запасы магазина и не только, лишь бы это хоть чем-то помогло!
Отредактировано Helen Foster (17-03-2019 20:19:30)
Пламенный вихрь не разогнал темноту и не прогнал зверя. Может, Темного видимая бесполезность атаки покоробила, но темный дух был спокоен. Огонь все еще не свет; удар был не по тьме, но по страху, и он удался как нельзя лучше. Кромешнику в тот момент было не до иронии, но в другое время он бы по достоинству оценил шутку судьбы: на этот раз он сам вложил в руки смертного "оружие", разве что руководил его использованием как мог бережно. Ему было нужно хоть на мгновенье стать сильнее твари, а этого он не мог иначе, чем ослабив ее.
— Это мы уже проходили. Чужой огонь не спасет, забыл? — злобно спросил голос из мрака, но в нем промелькнуло нечто, похожее на волнение. Зверь медленно подкрался поближе. На его шерсти играли отблики пламени, из пасти капало, мышцы ходили под шкурой, когти впивались в сумрак под длинными лапами. Будь чем, он мог бы смотреть Темному ровно в глаза, припав к земле, настолько был огромен, а казался еще больше. Зверь выглядел совсем материальным, но неживым.
— Спасение мне не нужно, — ответил Кромешник, вступая в игру. Он пытался потягаться с безумием и не надеялся на победу, однако и сдаваться не умел. Темная, прижавшаяся к нему, придавала чуть больше уверенности. — Только немного помощи. Смертные, знаешь ли, помогут кому угодно, лишь бы не потеряться во мраке... Темный, еще!
Он не бездействовал, пока убалтывал тварь. Чуть в стороне обманчиво блеснула та самая алая нить, что вела их в начале; быстро погасла, сокрытая, но все же была совсем рядом.
***
— Что ты делаешь? — спросил кошмар, едва пришел в себя и выправил руку. Возникшие из ниоткуда вешалки ничуть его не порадовали, и приготовления ведьмы в целом выглядели непонятно и опасно. Когда вокруг него обвилась ткань, кошмар осознал, зачем, и с радостью бы бросился на Хелен, если бы не данный еще до всей авантюры приказ.
Нематериальный по сути, он мог исчезнуть, но оставить ведьму, обещавшую огня, наедине с хозяином не решился. А потому выбрал компромисс: сместился из объятий платья... Но не рассчитал. Вокруг были вешалки, которые вспыхнули, среди которых он оказался. Кошмара объяло пламя, не пуская, и он снова заорал. Первые секунды в воплях угадывались "Хватит!" и "Пожалуйста!", но потом остались только бессвязные нечеловеческие крики.
***
Вместе с алой нитью в ближайшем будущем блеснул выход, но вдруг все переменилось в одну секунду. Они не могли дорваться до реальности, и она прорвалась к ним сама отчаянными воплями и внезапным жаром. Жар двух пламеней сплелся, хотя темная завеса не подпускала их друг к другу. Жар и крик, крик и жар — слишком знакомо. Темный дух поддался ярости, поддался темной твари, и они зарычали в унисон, одним бешеным звуком. Кто-то жег часть их тьмы. Кто-то жег не того кошмара.
Тварь хотела стереть с лица мирозданья все, что способно породить огонь. Кромешника в ярость привело то, что существо, которое он создал, на которое истратил столько сил, пытаются уничтожить. На мгновенье их со зверем стремления слились в один порыв, в рывок в реальный мир. Они начали таять — ни один не исчез. Они слишком сильно пытались удержать друг друга.
***
На сей раз тьма хлынула прямиком от Кромешника, из его метающийся в отсветах тени. Она, как волна, смыла кошмара вместе с враждебной частью пламени, обдав подсобку невыносимым холодом, и распалась, ударившись о тени на стенах. Кошмар пепельным клубком подкатился вплотную к хозяину, стремительно темнея и превращаясь в силуэт человека, сжавшегося в комок.
— Сссссука! — зашипел кошмар на ведьму, догадываясь, что Хелен побоится поджечь его снова, чувствуя, как тьма оставила в нем след ярости. Нашипевшись, он зарычал: — И дурррра!
Кошмар пребывал в полнейшей уверенности, что ведьму теперь ожидает страшная кончина, поэтому и предупреждать не стал о том, что позабытая змея вышла из-под его контроля и вот-вот бросится в атаку.
***
Хаос, творящийся в подсобке, внезапно помог Повелителю Кошмаров. В нем, в отличие от зверя, даже в гневе сохранялся разум, и он схватил алую нить, перекинул ее через Темного и грубо дернул. Румпельштильцхена ни зверь, ни смерть во тьме не задерживали, а потому вышвырнуть одного его на более нейтральную территорию, в начальный туман, было просто. Затем тварь, подпитавшись злостью, щелкнула челюстями, и нить оборвалась.
Вероятно, Румпельштильцхен должен был быть ошеломлён своей «неудачей», но поначалу опешив, он быстро взял себя в руки. Всё оказалось просто – тёмную тварь его огонь не уничтожил, не прогнал, но ему самому вернул веру в то, что он будет со своей семьёй. Румпельштильцхен был бы, пожалуй, удивлён, если б его спонтанная атака возымела успех. Сразу.
Вид твари ближе вызывал содрогание почище, чем злодейства Кромешника. И дело тут не в наружности – от зверя несло чем-то, отчего хотелось зажмуриться и припасть к земле. Становилось страшно – хуже, чем страшно. Румпельштильцхен старался не поддаваться этому чувству – услышав требование Кромешника, он молча кивнул и снова ухватился за то светлое, что в нём не сумел бы погасить никто. Пальцы ощутимо потеплели.
Румпельштильцхен мог только догадываться, что творилось в лавке, но знай он, как всё балансировало на краю, ему оказалось бы гораздо сложнее собраться и сосредоточиться. К счастью для него, он ничего не знал и только в воображении создавал самые лучшие и прекрасные картины, на какие был способен.
Он никогда больше не оставит тех, кто ему дорог. Румпельштильцхен готов был теперь поклясться в этом.
Видения с тихим и печальным звуком растворились в надвигающемся мраке, и Румпельштильцхен огляделся, сердце его запрыгало в груди. Он не смог. Не отвлёк, как следует. Кромешник не справился. Это были единственные объяснения, которые заметались в его мозгу. Румпельштильцхен отпрянул, взмахнул руками, едва не споткнувшись обо что-то иллюзорное, но ставшее удивительно реальным. Холодный пот выступил у него на лбу – почудилось, что невидимые щупальца вот-вот обхватят за ноги и утянут во тьму. И вместе с тем, пока Румпельштильцхен открывал рот и силился закричать, но не мог издать ни звука, Тёмный в нем неистовствовал и рвался наружу, к родственному кошмару. Двум кошмарам.
Он закричал, когда его захлестнуло чем-то алым и выбросило прочь. Стало вдруг тихо и спокойно, как не могло быть. Румпельштильцхен обнаружил, что стоит на четвереньках, дрожа, как мокрый пёс под дождём, и медленно поднялся на ноги, вдруг остро пожалев об отсутствии трости. Или хотя бы палки.
Он стоял посреди тумана и напрасно искал глазами Кромешника – да что там, сейчас Румпельштильцхен и Тёмной был бы рад. Кому угодно. Он не хотел оставаться тут один, но инстинктивно чуял – избежал самого опасного. Где-то там Кромешник и Тёмная. Смогли ли они устоять? Что случится, если нет? Румпельштильцхена бросило в холод от одной только мысли о том, что тёмная тварь вырвется в реальный мир. Нет. Нет-нет-нет. Румпельштильцхен постарался успокоиться и угомонить тьму внутри – который раз за всё «путешествие» в собственное подсознание. Вспомнив, как оно начиналось, Румпельштильцхен стиснул кулаки. Ярость смыла страх – ярость на Кромешника, который всё это затеял!
- Исполняю то, что ты просил, - Хелен было откровенно наплевать на явившегося к ней кошмара, но всё же не до такой степени, чтобы сжечь его полностью. Отчаянные времена, отчаянные действия. Сам просил не жечь змею, сам требовал огня. Ведьма всё исполнила, какие могут быть к ней претензии? Ах, да, просьб жечь его самого не было. Какая досада! Хэл поморщилась от криков, но ничего не сделала. Если бы кошмар не самовольничал, а позволил на себе сгореть лишь платью - всё заняло бы значительно меньше времени и одарило бы меньшими мучениями, но вместо того, чтобы немного побыть жертвой обстоятельств, он себя загнал в самое пекло! Чтобы вызволить его из огненной ловушки, Фостер пришлось бы гасить половину огня или потратить слишком много сил на точечное освобождение от пламени. Целесообразности того или другого она не видела, поэтому осталось только слышать крики, отдающиеся в груди ощущением, что за это ей ещё придётся заплатить. Она была не уверена, но каждое болезненное воздействие на кошмара, Кромешник мог ощущать на себе. И пусть её действия были продиктованы необходимостью и импровизацией буквально за секунды, вряд ли ему это понравится. Как подтверждение мрачным мыслям, тьма духа пришла на помощь кошмару, уничтожив агрессивную половину её огня, что ударом прошлась по Хелен, заставив отшатнуться, потерять равновесие. Холод сковал одну половину, на второй одежда почти сгорела. Был ли смысл и дальше поддерживать этот хаос? Ведьма повела рукой, стараясь сомкнуть огонь, не разжигая вновь новый.
Спасённый от собственной же глупости кошмар проявил совершенно человеческое негодование, отчего Фостер криво усмехнулась. Кто бы мог подумать, что оскорбления этой тени спасут ей жизнь? Вмиг вернувшись воспоминаниями тогда, когда она этой самой дурой стала, Хелен вовремя вспомнила про змею, с которой всё и началось, а на которую сейчас она едва ли обращала столько внимания, сколько та того заслуживала. Дальше всё заняло какое-то мгновение. Увеличенная в размерах кобра, её бросок на Хэл, которая только чудом успела повернуть запястьем, чтобы ближайший горящий пояс платья, словно лассо, поймал змею в двойное кольцо. Рывок пояса, закреплённого на вешалке, два вместе сдвинутых ряда полыхающей одежды, и змея оказалась втянута внутрь пожара тех чувств нежности и заботы, что таились внутри ведьмы и подпитывали это пламя, отчего змея сгорела сразу же.
- Дура я только в том, что послушала тебя, а не твоего Хозяина! - выплюнула Хелен, срывая дыхание и ощущая, как вся призванная одежда окончательно догорает, лишённая поддержки ведьмы. Сил вызвать огонь ещё можно было найти, но гореть оставалось подсобке или новой порции из магазина Фостер, только теперь верить, что этот огонь и впрямь был нужен не было никакой необходимости - ничего, кроме раздражения и ярости тьмы этим она не добилась. Дышать после такого объёма огня было трудно, ведьма костерила себя последними словами, что повелась на слова кошмара! Хэл с некоторым трудом подошла к креслу Лазаря, аккуратно потормошив его за плечо. - Очнись, Кромешник, хватит! Вернись. Вернись сам и Голда мне верни. Оба возвращайтесь, Аид бы вас побрал, - голос Хелен сорвался в бессильное отчаяние - она больше не знала, что делать, - и её длинные ногти впились в плечо Лазаря. - Вернитесь, - уже не злость, а живая, искренняя просьба, наполненная надеждой, что вот-вот всё закончится. Она с удовольствием бы упала на пол, прислоняясь спиной к креслу, но её тело было напряжено и в любой момент ожидало неприятностей и нападения на свою просьбу. Чем ведьма ответит в таком состоянии - другой вопрос, но вдруг и у кошмарика, что был совсем рядом, появится желание отомстить? Нет, ничего ещё не закончено ни для неё, ни для Голда! И о состоянии последнего так неровно, тревожно билось сердце, а в голове крутилось, как заезженная пластинка, поддерживающая её силы, только одно слово "вернись".
Отредактировано Helen Foster (20-03-2019 02:19:26)
Вы здесь » ONCE UPON A TIME ❖ BALLAD OF SHADOWS » ИНВЕНТАРЬ ХРАНИТЕЛЕЙ СНОВ [СТОРИБРУК] » [04.05.2012] Мрак подсознанья
