Дни текли медленно, тягуче и уныло. Для всех посторонних Голд оставался таким же, как раньше, только он сам и двое других людей знали, что творилось у него на душе. Отпустить Медею физически оказалось, конечно, гораздо проще, чем отпустить её сердцем. Голд подумал о новом чёрном пятне от разбитой любви, но подумал отстранённо, как если бы это имело отношение не к нему, а к какому-то иному Румпельштильцхену. Словно каждое новое чёрное пятно не угрожало его настоящему «я» погибелью.
Без Медеи розовый особняк перестал казаться домом, и Голд не появлялся там. Ему стало бы больно заходить в комнаты, в которых он был совсем недавно счастлив и полагал, что это надолго… очень надолго. Бэй и так отказался жить с отцом в одном доме – так что Голд дневал и ночевал в лавке, занимая свой ум делами, приготовлением зелий, часовыми сидениями за прялкой, от которых у простого смертного давно бы заболели спина, шея и всё, что только может заболеть. Несколько ведёрок наполнились золотой нитью, однако Голд так и не обрёл душевный покой.
Но его волновало не только это. Медея.
Несмотря на то, что она выбрала кого-то другого, Голд иногда наблюдал за ней, пока не убедился, что с ней творится что-то совсем неладное, а счастья и радости на её лице не видать. Дракон, очевидно, не обращал на это никакого внимания, и Голд готов был сам прийти на помощь, когда понадобится – он обещал. Но поговорить кое с кем придётся.

В кафе царила, что называется, привычная атмосфера, пока открывшаяся дверь не впустила неожиданного посетителя, и разговоры мало-помалу стихли.
Голд выглядел как обычно – пронёсшаяся над его головой катастрофа не затронула его внешности, только глаза стали ещё холоднее, а складка между бровей прорезалась явственнее. Этому было простое объяснение – что бы ни происходило с Тёмным, он предпочитал не показывать всему миру свои слабости. Оттого многие и считали, что их у него нет, как нет и способности искренне любить.
Голд бегло осмотрел кафе, и взгляд его остановился на том, кто ему был нужен. Что ж, Бармаглот в своё время обязался сделать кое-что для Румпельштильцхена, и час этот настанет. Беспременно.
А пока что Голд направился к Бармаглоту, неторопливо постукивая тростью, и прежде чем усесться, любезно осведомился:
- Я вам не помешаю?
Правду сказать, Голд выглядел как человек, которому глубоко наплевать, помешает он кому-то или нет. Отодвинув стул, Голд уселся напротив собеседника и посмотрел ему прямо в глаза немигающим колючим взглядом.
- У меня к вам разговор, мистер Флеймбрейв.

По мнению Голда, дракон выглядел слишком хладнокровным для человека, который мало того, что был должен Тёмному, так ещё и увёл у него женщину. С тех давних времён, когда женщина считалась собственностью мужчины, прошло немало времени, и в этом мире, в этой эпохе всё было совсем иначе, да и сам Голд вовсе не считал Хелен своим имуществом; она была вольна поступать, как ей угодно. Тем более, что она не была Голду женой, в отличие от той же Милы, и даже невестой не была – он ведь так и не успел сделать ей предложение руки и сердца. И всё же что-то яростное и злое поднималось внутри при одном взгляде на Томаса; Голд равнодушно сознался себе, что всё ещё желал его убить, как хотел бы прикончить Крюка. Какая ирония – больше всего хотелось бы расправиться именно с теми, к кому привязаны дорогие Тёмному люди! Пират – друг Бэя, а Бармаглота любила Хелен. И в обоих случаях у Румпельштильцхена были связаны руки. По крайней мере – в том, чтобы навредить напрямую. С пиратом-то он собирался разобраться, как только придёт время и Шляпа Волшебника будет лежать где-нибудь под рукой, а вот Бармаглоту повезло больше. Однако он был слишком спокоен, и это заставило Голда сузить глаза – вероятно, драконья натура всему виной, сколько ни прячь её за человеческим обличьем. Та же Сапфира, помнится, напала на Голда, считая его чудом воскресшим Дарзой, безо всяких колебаний и страха, с одним лишь пистолетом в руке, хотя сильного мага такой игрушкой не напугаешь…
Между тем, Бармаглот изобразил готовность к разговору, и Голд на пару минут задумался, как начать. Наконец, он сумел заговорить, сам удивляясь тому, как ровно и холодно прозвучал его голос:
- Это касается… мисс Фостер. Хелен, - произносить её сторибрукское имя было не так больно, как если бы Голд упомянул настоящее. Знал ли Бармаглот настоящее имя Хелен? Знал ли он, какой она была в прошлом, каково у неё на душе, что с ней сейчас творится? Сможет ли он ценить её, как только начал ценить Голд? Право слово, о таком лучше было не думать, потому что боль свою Тёмный смог бы утишить, только причинив боль другому. Вот этому, который как ни в чём не бывало сидел напротив.
- Я хотел бы знать, что с ней всё в порядке. Что она… - Голд стиснул рукоять трости, всё так же глядя дракону в лицо. – Что она здорова и счастлива. Это всё, что мне нужно.

Что-то было не так, Голд это нутром чуял. Дракон вёл себя чересчур спокойно и уверенно, это ладно, но как быть с тем, что он не выразил никакого беспокойства по поводу состояния Хелен? Ничего не знал? Взгляд Голда стал ещё пристальнее, когда «мистер Флеймбрейв» ответил; пальцы свободной руки конвульсивно сжались в кулак. Спросить самому о том, как себя чувствует Хелен, вот как. И всё это совершенно невозмутимым тоном, как если бы не с Тёмным магом разговаривал, не с владельцем чёртова Сторибрука, а с каким-нибудь… безобидным прядильщиком.
Из слов Бармаглота, кроме того, выходило, что Хелен всё от него скрыла, видимо, не надеясь на полноценную помощь. Или опасаясь, что и он пострадает каким-то образом, а пользы откровенность всё равно не принесёт. Голд понятия не имел, что именно мешало Хелен посвятить в свои проблемы… возлюбленного.
Тьма буквально всколыхнулась внутри при одной мысли о том, что этот, Аид его забери, чешуйчатый (гораздо более чешуйчатый, нежели сам Румпельштильцхен в Зачарованном Лесу!) являлся «возлюбленным» Хелен. Тьма хотела бы разорвать его на мелкие кусочки. Тьма прорычала бы «Она моя! Моя!»
Но всё это была бездушная тьма, а Румпельштильцхен мог подавить её порыв громадным усилием воли, что ему и пришлось сделать. Тем временем Бармаглот опять что-то сказал, и пару минут до Голда доходил смысл его слов. Что-то ещё? О да, что-то ещё. И много. Много чего.
Прежде чем Голд осознал, что делает, он подался к Бармаглоту с таким выражением лица, как будто собирался задушить, и прошипел:
- Значит, ничего не знаешь? Связался с ней, но ничего не знаешь, не видишь, как ей плохо? И пальцем не шевельнёшь?!
Карие глаза Голда потемнели, став почти чёрными, и он сильнее стиснул рукоять трости, потянув её из-за стола, словно хотел избить своего собеседника. Позади снова стихли разговоры, чьи-то взгляды наверняка оказались прикованы к их столику, но Голду было наплевать. Зато не наплевать было мисс Лукас, которая бесстрашно направилась к ним в своём обычном и не слишком приличном наряде.
- Мистер Голд, - её интонации давали понять, что разборками Голду, кем бы он ни был, лучше заняться за пределами кафе. Ответный мрачный взгляд ничуть не умерил готовности Руби постоять за порядок в сём заведении. Благо Голд не был полоумным убийцей, которому лишь бы кого-то прикончить; сделками с двойным, а то и тройным дном он был известен куда больше.

Отредактировано Mr. Gold (12-05-2019 16:09:56)

«Если вы не возражаете», - мысленно повторил Голд. Он не вполне осознавал, что смакует и наращивает свой гнев, позволяя тому превратиться в сокрушающую, сметающую всё на своём пути силу. К счастью для Бармаглота, Хелен была жива, иначе Голд устроил бы ему такую же экзекуцию, как некогда мистеру Френчу, ошибочно полагая Белль мёртвой. С каким удовольствием Голд стёр бы тростью усмешку с наглой физиономии! Пересчитал бы дракону все рёбра прежде, чем тот попытался бы применить собственные умения. Послушал бы его вопли, угрозы, брань…
Да и какого чёрта он, Румпельштильцхен, должен сдерживаться? Недостаточно он изображал паиньку? Лучше ему от этого стало? Нет, конечно же, нет! А от чего определённо станет лучше, так это от вида Бармаглота, валяющегося на полу. Голд ещё раз посмотрел на Руби – зло и предупреждающе. Она твёрдо встретила его взгляд, явно имея в виду не только свои способности оборотня, но и арбалет бабули Лукас.
Голд оскалился, наблюдая за Бармаглотом. Плевать на арбалет и оборотней – Тёмному море по колено и всегда так было.
Тьма внутри согласно зарычала.
- Для заключения сделки? – медленно повторил Голд, теперь уже вслух, то, что нагло заявил Бармаглот. – Какой сделки? Ты ещё смеешь… Ах ты паршивый сукин сын!
Вслед за этим Голд отшвырнул трость и вскинул руку, хищно скрючив пальцы. С помощью магии он слегка придушил Бармаглота и готов был поднять в воздух и швырнуть об стену, когда бесстрашная мисс Лукас схватила его за плечо и рявкнула, как самый настоящий волк. Не глядя, Голд шевельнул запястьем свободной руки, и Руби очутилась за стойкой, сама не поняв, каким образом. В следующий миг вокруг Голда и Бармаглота образовалось пространство, куда никто проникнуть не мог. Пусть все суетятся, орут, убегают, падают в обморок или звонят шерифу – пускай! Тёмный разрешает.
- Ты увёл её у меня, - шипел Голд, держа Бармаглота за горло, - ты посмел посягнуть… посмел тронуть женщину, которая была моей… Я отпустил её… Тебя не тронул… Подумал, так будет лучше… А ты, dearie, ты даже не знаешь, что с ней происходит?! Да я тебя испепелю, если из-за тебя с Медеей что-то случится!..
Даже сейчас он сдерживался, не позволяя тьме окончательно взять над собой верх – и потому отпустил Бармаглота, чувствуя, что велик соблазн свернуть ему шею.
Тот, прежний Румпельштильцхен и не задумался бы – убил. Со злой радостью. Но нынешний помнил, по какой причине он должен сдерживаться. Всё-таки помнил, несмотря на шёпот тьмы и жажду крови.

Голд оскалил кривые белые зубы, рука его была всё ещё угрожающе вытянута вперёд, гибкие пальцы – пальцы колдуна – то ли снова вцепятся в чужое горло, то ли сплетут сеть смертоносного проклятья. Самонадеянность Тёмного снова проснулась в нём, и никаких спешащих Бармаглоту на выручку героев Голд не опасался – да и поспешат ли они, ещё вопрос. Помнится, дракон и сам был не из героев. Помнится, одного дракона Прекрасный убил собственноручно, когда волею Румпельштильцхена занял место принца Джеймса.
- Медея – это Хелен, - зло пояснил Голд, мимоходом удивляясь, что любовник Хелен не знает её настоящего имени. Или он полагал, что её имя – Эванора? Румпельштильцхен так и решил.
Бармаглот вовремя напомнил о сделке, которую когда-то заключил с Тёмным, словно бы в оправдание, и Голд сощурил глаза, ставшие чёрными от гнева: отрицал. Испугался за свою чешуйчатую шкуру?! Какая разница, какова была причина сделки, если здесь и сейчас…
…А если случилась ошибка? Чудовищная ошибка?
Голд напряжённо смотрел на дракона, невольно опуская руку и почти машинально подзывая трость. Клокочущая злоба как-то сразу остыла, а внутри зашевелилось что-то другое.
- Лжёшь! – выдохнул Голд, не отрывая глаз от Бармаглота. – Я видел вас вдвоём! Оправдаться хочешь? Мне это не нужно! Я не за этим пришёл, а… знать, что вместо меня её кто-то поддержит!
Чёртовы сомнения, единожды проникнув в душу, не оставляли её в покое. Голда раздирало надвое между яростным отрицанием и желанием поверить, что это была страшная ошибка. Потому что… если ошибка… если… нет, он не мог ошибиться, и всё-таки… если ошибка, Хелен любит его и только его, и он готов на коленях вымаливать прощение, как она просила прощения за своё «предательство» - лишь бы знать, что проклятая история не повторяется, и Медея – не Мила, не Кора…
- Поклянись, - облизав сухие губы, почти приказал Голд. – Поклянись, докажи, что вы с Хелен не…
Назойливо вибрирующий телефон заставил его отвлечься – а вместе за ним… сигнал. Магический. Голд похолодел и выхватил телефон из-за пазухи.
Бэй кричал, сигнал усиливался, и Голд пару мгновений слушал, замерев на месте, пока осознание полностью не проникло в его мозг.
Хелен умирает.
Она что-то выпила.
Она…
…решила покончить с собой?!
Не объясняя, не говоря ни слова, тем более, что нёсшийся из динамиков голос был наверняка слышен и Бармаглоту, Голд крутанул запястьем руки, в которой держал телефон, и скрылся в клубах сиреневого дыма.
Магический купол потихоньку рассасывался.