- Если ты прокопаешься еще немного, мы можем уже никуда не идти, - Мартовский нетерпеливо вышагивает перед закрытой дверью, время от времени (примерно раз в тридцать семь секунд) выдавая скрывавшейся за ней девушке невероятно ценные указания, замечания, жалобы, случайно придуманные стихи, размышления о сложившейся политической ситуации и прочие заметки обо всем на свете. – Ты вообще в курсе, что секретные вылазки для того и секретные, чтобы вызнать важные сведения раньше, чем их внесут верхом на пиках, да?
Строго обращается он к хранящей стоическое молчание двери, однако за ней отчетливо копошится подруга детства, которая все никак не научится быстро собираться. И, по всем законам всех самых важных магических искусств, его негодование должно было преодолеть материальную преграду, достигнуть ее очаровательных ушек и ускорить процесс сборов. Чем вообще можно заниматься так долго, если когда он сообщал Соне новость о готовящейся операции, она была умыта и одета?
- Соня, я измажу тебе лицо грязью, потому что это необходимо для маскировки, - увещевает он кусок темного дерева, добавляя в голос самые слащавые, самые ласковые нотки, на которые только способен, - но даже так ты будешь прекраснее всех на свете. Или не будешь, потому что если эта дверь сию секунду не откроется, я тебе попросту придушу!
После выданной речи юноша решительно разворачивается к двери, намереваясь начать в нее долбиться, для чего уже даже поднял сжатую в кулак руку.
Встречает, однако, вполне боеготовую подругу и, нисколько не смутившись, треплет ее по ярко-рыжим волосам.
- Да неужели. В следующий раз буду говорить тебе обо всем на день раньше, может тогда и успеем вовремя.
Он подталкивает ее в спину, стремясь нагнать загубленные минуты. Ну и просто потому что это приятно и похоже на обычную прогулку, а не попытку выяснить, что же происходит во дворце и его окрестностях.
Мэттью не был уверен, но, кажется, его еще не успели причислить ни к повстанцам, ни к врагам общества, ни просто к неблагонадежным жителям королевства – спасала безупречная репутация родителей и, если ей и пользоваться когда-нибудь в жизни, то только сейчас, а гуляющая парочка, как ни крути, вызывает куда меньше подозрений, чем шляющийся в одиночестве друг беглого высочества.
В общем, все для маскировки, а не потому что они с Соней уже тысячу лет никуда не выбирались.
- Просто сходим, посмотрим, что там да как, понюхаем воздуха поближе к столице. Если повезет – узнаем что-нибудь интересненькое, если нет, разведаем обстановку. Может, все не так плохо, как нам тут кажется.

- О, это было бы чудесно, - оживленно включается Мэтт в разговор о злоключениях царствующей захватчицы. – Представь, как бы все здорово обернулось, окажись все это правдой. Мы бы, конечно, порыдали для вида, я бы даже припомнил, что однажды Анастасия почти не смотрела на меня как на навозного жука, да и достали бы Мирану из закромов. Любуйтесь вот, люди, и радуйтесь. Не абы кто, а королевская дочка нашлась.
Мартовский приобнимает подругу за плечи одной рукой, а второй проводит перед ее лицом, словно рисуя картину безоблачного будущего.
- Зажили бы потом, не зная бед. Ты бы стала аристократкой, дела твои начинались бы не раньше вечера, и вот тогда, возможно, ты бы стала все-все успевать, а не заставлять меня ждать под дверью – подумать только! – сорок четыре минуты!
Он озорно подмигивает Соне и целует ее в висок. Доподлинно известно, что ворчать и дуться Мартовский может даже на солнце в погожий денек, однако тех, кто принимает его вместе с этой дурной привычкой, ценит, любит и бережет. Некоторых он любит и бережет даже чуть больше, и это тоже известно  уже всем, поэтому неразлучную парочку, жизнерадостно топающую в сторону столицы, провожали улыбками. Они думали, что молодежь идет развлекаться, а молодежь, тем временем, успешно совмещала приятное с полезным, умудряясь вкушать жизнь во всей ее полноте даже тогда, когда самым разумным занятием было бы плетение петли и строгание гробиков. Отчаяться они успеют всегда, а вот изменить все к лучшему – только сейчас.
- Тогда у меня есть блестящее предложение, - Мэттью наклоняется и срывает ближайший чахленький цветок, чудом никем не затоптанный, но весьма пыльный, и торжественно затыкает это флористическое убожество за ухо Сони. Останавливается, любуется делом рук своих и кивает, удовлетворившись, - проникаем на кухню, воруем всю еду, и оголодавший дракон сжирает красную ведьму.
Он даже позволяет себе помечтать, как здорово бы это было, но ни на секунду не верит. Колдун, по неизвестной никому причине, предан ведьме, и уж что у них там произошло и как разрушить этот союз – только предки и знают.
- Но если не удастся добраться до кухни, можем хотя бы по площади прогуляться. Ты взяла шляпу? – Он расстроено вздыхает и разводит руками, - нет? Ну тогда ничего не поделать, придется мазать тебя грязью. Все знают, что рыженькая и симпатичная девчушка – та самая Соня, по которой плачет тюрьма и…погоди-ка, а вон там что?
Моментально заткнувшийся Мартовский быстро находит укрытие и затаскивает туда девушку.
- Вон-вон, глянь, - шепчет он ей на ухо. – Уж не стражники ли? Здесь? Что забыли, как ты думаешь?
Сражаться с приспешниками королевы им не с руки. Вот были бы здесь остальные ополченцы, можно было бы устроить славную заварушку и в очередной раз показать, что тиранам здесь не слишком-то рады, но из ополченцев только он и Соне, а гвардейцев никак не меньше десятка.
- Подойдем поближе, разнюхаем. Может они и сами уйдут.
Мэтт осторожно выбирает путь, шмыгая от укрытия до укрытия. Если их заметят – точно не сдобровать, но оставить без внимания вторжение сил королевы на их почти суверенную ополченческую территорию невозможно.