Фея едва ли понимала, зачем включила свет. Пыталась ли она избавиться от кошмаров или думала, что при свете будет чувствовать себя лучше, не ясно, однако, от света слезились глаза, а единственным кошмаром, который её преследовал, была она сама. Неразумные решения, нежное сердце, любовь, от которой не избавиться, - эти кошмары, пожалуй, будут похуже тех, что создал Кромешник, и свет их не прогонит, каким бы ярким не был.
Фея прятала лицо в подушке, отгоняя прочь мысли об увиденном в старых часах. И зачем только она решилась заглянуть в прошлое Кромешника? Будто она не знала, что он монстр; будто не знала, на что он способен.
Впрочем, не знала. Она не знала, что кто-то может быть ему настолько дорог, чтобы потом уничтожить город, оставить горы мёртвых тел, не считаясь ни с возрастом, ни с полом. Тусиана никогда прежде не видела его таким, а увидев раз, не могла забыть. И всё же то, о чём она задумывалась в первую очередь, были не смерти несчастных людей, попавших под горячую руку разъяренного Повелителя Кошмаров, а причина, по которой он пошёл на эти убийства.
После всего увиденного с трудом верилось, что у него нет сердца. С другой стороны, если бы оно было, он бы нашёл способ сдержать себя. Или его боль настолько велика, что принести в жертву других ему не казалось плохой идеей?
Фея усмехнулась. Убивать ему всегда нравилось, в противном случае не было бы двух войн и разногласий между светлым и тёмным. И Хранители бы не считали его злом, которое заслуживает быть уничтоженным. Летунии сложно с ними согласится. Ник наверняка теперь ещё больше ненавидит Кромешника. Он так просто не забудет мёртвые города, оставленные тёмным духом.
Ким вздохнула и накрылась с головой одеялом. Какие-то двойные стандарты. Всё ещё хранительница, считает себя светлой, но готова простить Бугимена за горы трупов, закрыть на всё это глаза, будто он к этому не имеет никакого отношения.
Да, убивал, а потом ещё и ещё, из-за чего пришлось Хранителям вступить в бой. Всегда знала, кто он и на что способен. Не знала другого: его сердце занято, и отнюдь не глупой феей, которая и даром ему не нужна.
Пора это заканчивать. Оставить чувства к Кромешнику, начать новую жизнь.
В мыслях всё это просто, но на деле казалось невероятным. Ким не хотела вылезать из-под одеяла, выходить на свет, тем более к людям. Она не хотела ничего. Так бы и осталась лежать, пока в один прекрасный час не подкрадётся смерть и не заберёт, раз и навсегда избавив от страданий.
А можно не ждать, можно попросить того, у кого есть опыт убивать. Для него убить Хариша было не сложно, а несопротивляющуюся фею будет ещё легче.
Фея крепко зажмурилась, коря себя за столь отвратительные мысли. Она не должна думать о смерти, но, потеряв надежду, ничего не могла с собой поделать.
- Кошмар, - она позвала тихо, не особо надеясь быть услышанной. Будет даже лучше, если он не отзовётся, но на всякий случай Ким села на диване, вытерев слёзы.
Кошмар появился. В девичьем обличьи, не забывая знакомый уже сарказм. Умирать резко расхотелось, но убить одну наглую тёмную тварь захотелось очень.
Секундную вспышку злости прервали требованием, и фея выполнила её молча. Кошмар прав, без света лучше.
Ким задержалась у стены, прикрыв глаза и давая себе возможность привыкнуть к полумраку.
- Только не язви, и так плохо, - буркнула она. Плохо ей было не только от картин из жизни тёмного, но из-за алкоголя, с которым снова перебрала. Второй раз за месяц. В прошлый раз хватило ума заявиться к Кромешнику, в это раз - заинтересовалась его прошлым. Уже страшно представить, что будет в следующий раз.
- Слушай, а когда Кромешник тебя приставил ко мне, он случайно не говорил, чтобы ты не подпускал меня к спиртному? Если говорил, то я зря от тебя отказалась. Хоть какая-то от тебя была бы польза. И нет, спасение жизни - не польза. Сдохнуть хочу, - всё-таки призналась Кимберли, хотя вряд ли можно было отнестись к её словам всерьёз. Хорошо бы отнесся, было бы счастье.