Любого духа, рожденного из чрезмерно распространенной силы, почти невозможно застать врасплох. Некоторые материи и энергии пронизывают всех и вся, и не соприкасаться с ними, спрятаться от них слишком трудно. Невозможно, если спрятаться пытается нечто, слишком от них отличающееся. Поэтому свет от тьмы может скрыть только он сам, равно как и тьма свету не видна лишь из тьмы. Казалось бы, в этом случае любые попытки скрыться бессмысленны. Были бессмысленны ровно до тех пор, пока не появились существа, слишком темные или светлые, чтобы их контур выделился на фоне их «стихии». Вернее, целое одно существо. Единственное существо, которое Кромешник сегодня хотел встретить еще меньше, чем собрата. Спутать их теперь, после стычки, после нашествия тварей, было несложно. Но лишь на мгновение.

Поняв, что к его дому приближается это нечто, темный дух было решился пожертвовать тенями ради, быть может, получаса-часа увлекательного зрелища бегающего по округе в попытках отбиться Песочника. Или Песочницы — Повелителю Кошмаров изначально было совершенно безразлично, в каком роде оно существует. Он желал бы, чтобы именно этот Хранитель никогда не появлялся в нынешнем или любом ином мире. Он не знал, не понимал причин и целей существования подобной пародии. В контексте столь сильного желания не-знать теряла значение даже месть, которой он жил. Не мстить, просто никогда больше не сознавать, что коротышка есть на свете и, более того, пытается то помешать ему, то… Зачем Песочник явился сейчас, он не знал, но полагал, что затем же.

— Зачем? — коротко осведомился Кромешник, и вопрос прокатился по всему дому подобно звуку падения. Хранитель был наделен возможностью говорить без слов, но не перенял у светлого потерянную возможность слышать без звука. Любой оттенок темноты, любая тень, мрак любой насыщенности вокруг переполнялись отвращением, уполовиненным сожалением, а он не мог этого понять. Равно как и темный не мог полноценно передать это пустым охрипшим голосом, которым ныне обладало его тело. Даже собери он все вариации отвращения, все вариации жалости в одном-единственном звуке, слове, выражении лица, этого оказалось бы недостаточно, чтобы описать ощущение испорченного света, которое преследовало его в присутствии Песочника. Может быть, именно так люди относились к умертвиям или к кошмарам, созданным из людей. Кромешник не был в этом уверен.

Никто никого не атаковал. Никто лишний не явился из неоткуда. Повелитель Кошмаров, вопреки тому, ожидал услышать свист хлыста. Знакомое щелканье рассеченного воздуха. Оно одарило бы его полным правом сорваться, не важно, сорваться с места или сорваться на визитере. Впрочем, Кромешник мог бы сам взять это право в любой момент. Может, именно потому, неслышно сместившись сквозь пространство, он встал перед Песочником, не спуская с него, вернее, с нее, глаз. Не столько из-за того, что иначе не узнал бы ответ, сколько потому, что преломление света в человечески глазах помогало ему видеть именно Песочника.