Осталось 22 часа. 22 часа до дозы. 22 часа жизни, после которых наступит либо наркотический бред, либо ломка от его отсутствия. Для кого-то чуть более нормального это звучало бы как кошмар наяву, но для Лазаря жизнь от дозы до дозы стала совершенной обыденностью. Это не только не мешало ему работать, но позволило даже растить дочь. С которой в последнее время возникало очень уж много конфликтов по поводу и без него. В основном все-таки по поводу — по поводу той самой зависимости, с которой сам Лазарь давно уже сжился, казалась, в единое целое. Настолько единое и целое, что он почти перестал сознавать, насколько все плохо.

С Сэнди этот фокус не сработал. С тех не очень-то давних пор, как она узнала всю, или почти всю, правду, жизнь Лазаря заиграла новыми красками. С такой палитрой не стыдно было бы повеситься на собственном ремне в школьном туалете, но на такой шаг он, разумеется, не пошел бы, даже если был бы готов. Как бы дочь не дулась — честно говоря, сначала он подумал, что она швырнет в него подставку вместе с ножами — она все еще оставалась дочерью, которую он никогда бы не оставил. По крайней мере, до ее совершеннолетия. Что-то подсказывало, что тогда у него не будет особого выбора.

Мысли, которые одолевали Лазаря, не назвал бы радужными даже дальтоник, но он выглядел так, будто размышлял разве что о сводке истинно по-сторибрукски скучных новостей. По крайней мере, в рабочие часы ничто не разрушало этот образ. Необходимость, помимо прочего, сохранять внешнюю невозмутимость начинала утомлять его уже сейчас, ранним утром.

— Если ты не встанешь сейчас, мы опоздаем, — оповестил Лазарь, раз, наверное, в пятый постучав в дверь комнаты. Сэнди могла слушать музыку в наушниках, могла накрыться подушкой, могла попросту игнорировать его. Или сбежать посреди ночи к подруге, о чем он думать совершенно не хотел. Кто же разберет их, уже-совсем-взрослых детей, то есть, девушек? — Или случится страшное. Я зайду. И либо сфотографирую, как ты во сне обнимаешь Мистера Бадди, даже если ты этого не делаешь... Либо начну искать заначку с сигаретами.

Угроза была совершенно несостоятельная, но зато заполняла тишину так же, как разглядывание часов заполняло бездействие. Он так и делал уже который год: заполнял тишину хотя бы криво, хотя бы своими словами, даже когда совсем не хотел говорить. Иногда это звучало почти правдоподобно.